Из-за давнего юридического спора о «библиотеке Шнеерсона» музейные обмены между Россией и США в последние пять лет практически прекратились. Куратор выставки «Русский модернизм» Константин Акиньша, только что открывшейся в «Новой галерее» (Neue Galerie), заявил в интервью «Голосу Америки», что эта акция пробила брешь в тупике и показала, что масштабные культурные проекты такого рода могут быть реализованы даже в осложнившейся политической обстановке.
Полное название выставки – «Русский модернизм. Пересечения стилей в немецком и русском искусстве, 1907-1917» (Russian Modernism. Cross-currents of German and Russian Art, 1907-1917). Как сообщается в пресс-релизе галереи, это совместный проект российского бизнесмена, председателя совета директоров банковской группы «Альфа-банк» Петра Авена и основателя «Новой галереи» американского филантропа и мецената Рональда Лаудера, наследника косметической империи Estee Lauder.
Куратор выставки искусствовед Константин Акиньша родился в Киеве, закончил в 1986 году Московский университет имени Ломоносова по специальности «историк искусства». Автор ряда книг, в том числе «Свято место» (The Holy Place, 2007, совместно с Григорием Козловым) и «Похороны революции» («The Funeral of the Revolution, 2008). Долго жил в Америке, гражданин США. Работал пишущим редактором журнала ARTnews. Занимался проблемами реституции при администрации Клинтона, входил в комиссию по возвращению художественных ценностей жертвам Холокоста. В настоящее время живет в Италии.
Константин Акиньша ответил на вопросы корреспондента Русской службы «Голоса Америки».
Олег Сулькин: Как вам и вашим партнерам удалось преодолеть юридический тупик, фактически надолго заморозивший выставочные обмены между Россией и Америкой?
Константин Акиньша: Вообще-то, проблемы с американской стороны нет. Госдепартамент США, то есть американское правительство, всегда дает твердые гарантии российской стороне, что произведения искусства будут неукоснительно возвращены. Но российской стороне, видимо, захотелось сильно обидеться на Америку и на решение федерального суда в пользу хасидской общины Нью-Йорка (по делу «библиотеки Шнеерсона»), что фактически застопорило музейные обмены. Но у нас особая ситуация. Представленные на выставке работы из коллекции Петра Авена – частное собрание картин, а не государственный музей. Мы, похоже, совершили прорыв в музейных обменах – даже в нынешней непростой политической обстановке. Впервые за пять лет в Америке проходит большая русская выставка, чему я бесконечно рад.
О.С.: Коллекция Петра Авена находится в России?
К.А.: Насколько я понимаю, да. Большинство работ прибыло в Нью-Йорк из России.
О.С.: Чем интересна для вас, как для куратора, эта выставка?
К.А.: Мне захотелось сравнить авангардную живопись в России и Германии одного периода, до первой мировой войны. Выяснилось, что они очень похожи, практически одно и то же, хотя в Германии это называлось экспрессионизмом, а в России – кубофутуризмом. Это два на тот момент провинциальных авангарда, смотрящих на Францию и получающих вдохновение из Парижа. Но всеми силами и те, и другие стремились доказать, что они не французы, что это их оригинальное, национальное искусство. Особенно это заметно у русских, такой явный перехлест показной самодостаточности. Если немцы, как и французы, многое заимствовали в примитивном искусстве, в народной скульптуре Африки, то русские свою «Африку» разыскали дома. Лубок, икона, деревенское искусство.
О.С.: Почему вы назвали свою статью о выставке в ее каталоге «Комедия ошибок»?
К.А.: Западное искусство в России принималось за модель, от которой потом демонстративно отказывались. Когда Пикассо и Брак делали первые кубистические вещи, никакой очевидной теории этого направления у них не существовало. Когда русские художники впервые увидели черно-белую фотографию кубистической работы Пикассо, они стали судорожно придумывать теорию кубизма. И на этой волне началось самовосхваление. Европа, мол, загнивает, а мы Азия, мы Индия, мы скифы, мы древнее и лучше, чем все остальные. А с началом первой мировой войны националистическая истерия приобретает огромные масштабы, она коснулась очень многих художников и писателей. Достаточно взглянуть на многофигурную композицию Аристарха Лентулова «Битва победы» 1914 года – она представлена на выставке. Маяковский, пожалуй, один потом очень стеснялся этого временного ура-патриотического помешательства. Кстати, нынешняя шовинистическая свистопляска вокруг Крыма и Украины очень напоминает настроения тех лет.
О.С.: Как развивались эти художники в последующие годы?
К.А.: Водоразделом можно считать «Черный квадрат» Казимира Малевича, написанный в 1915 году. Он обозначил исчерпанность национальной и эстетической идеи и наметил другую перспективу – интернационализацию. В этой работе, радикальном манифесте новой эпохи, можно ощутить и зачатки тоталитаризма, что потом получило развитие, скажем, в искусстве итальянского футуризма.
О.С.: Возвращаясь непосредственно к выставке, можно ли сказать, что немцы больше влияли на русских или наоборот?
К.А.: Главной фигурой в этих контактах был Василий Кандинский. Своего рода мост, соединяющие две культуры. Немцы до сих пор считают Кандинского немецким художником, как и Алексея Явленского, им в голову не приходит, что они русские. Когда Кандинский начал создавать объединение «Синий всадник» (Der Blaue Reiter), он пригласил туда многих русских. Братья Бурлюк участвовали в первой выставке «Синего всадника». Многие русские художники учились и работали в Германии. Но и работы немецких художников из объединения «Мост» (Die Brucke) Кандинский охотно включал в российские выставки – и Кирхнера, и Хеккеля, и Пехштейна. Мне в каком-то смысле захотелось повторить этот опыт. Когда картины названных выше и других немецких экспрессионистов и русских кубофутуристов из объединений «Бубновый валет» и «Ослиный хвост», в том числе Ларионова, Гончаровой, Кончаловского, Куприна, Ходасевич и Фалька, висят рядом, но очень наглядна их поразительная близость.
О.С.: Какие работы вы бы особо выделили?
К.А.: Портрет Нины Кандинской 1917 года. Кандинский в нем уже вовсю пользуется абстракцией, но лицо жены, видимо, не решился подвергнуть решительным деформациям, и оно выглядит неожиданно реалистичным. Или вот редкая картина русского художника Владимира Бехтеева «Купание», датированная 1910 годом. Бехтеев учился и работал в Мюнхене. Затем черт его дернул вернуться в Советскую Россию, где он работал оформителем в цирке и книжным иллюстратором. Еще упомяну две работы Михаила Ларионова, его автопортрет и портрет Велимира Хлебникова, которые давно не показывались. Все эти работы – из коллекции Петра Авена. Он собирает живопись давно. Вначале делал ошибки. Потом выучился. В его собрании прекрасные вещи Кандинского, Ларионова, Гончаровой и других мастеров.
«Новая галерея» была создана Рональдом Лаудером и его партнером арт-дилером Сержом Сабарски, который умер в 1996 году. В нынешнем здании на углу 86-й стрит и Пятой авеню галерея располагается с 2001 года. Она специализируется на работах художников Германии и Австрии 19-го – первой половины 20-го века и популярна благодаря картинам и рисункам Климта, Шиле и Кокошки.
Выставка «Русский модернизм» продлится до 31 августа 2015 г.