Российская Госдума накануне приняла или одобрила свыше десяти законопроектов, большинство из которых еще больше ужесточают действующие законодательные нормы и направлены на дальнейшее ограничение прав и свобод граждан. Русская служба «Голоса Америки» обратилась за комментариями по этому поводу к директору и ведущему юристу российского Центра защиты прав СМИ Галине Араповой.
Виктор Владимиров: Чем можно объяснить «девятый вал» законопроектов, разом одобренных российской Госдумой в канун Нового года и в чем суть такого «подарка»?
Галина Арапова: Это демонстративная попытка запугать общество, показать, что под карательный меч закона теперь потенциально может попасть едва ли не любой гражданин страны. Недаром Госдума, вопреки мнению экспертов, международных и отечественных правозащитных организаций, приняла запретительные документы «оптом», причем сразу и во втором, и третьем чтениях. Понятно, что перед депутатами стояла такая задача, и они ее с энтузиазмом выполнили. О чем свидетельствует этот массовый залп законопроектов? Очевидно, потребовалось ввести новые запреты на распространение информации, на участие граждан в общественной жизни страны, чтобы в следующем году (и, очевидно, что это делается перед выборами в Госдуму-2021), критические голоса звучали как можно реже, а лучше - не звучали совсем.
В.В.: Ставки для журналистов и неравнодушных граждан, не желающих оставаться в стороне от важных общественно-политических процессов, происходящих в стране, повышаются?
Г.А.: Да, и существенно. Потому что одно дело, когда вы рискуете, допустим, что на вас подадут иск о защите чести и достоинства за разоблачительную публикацию в отношении чиновника. А совсем другое дело, когда уровень риска возрастает до уголовной ответственности (до 5 лет лишения свободы) и гигантских штрафов за клевету на неопределенный круг лиц. Расчет явно на то, что люди начнут отказываться публично обсуждать общественно значимые проблемы.
В.В.: По кому это ударит прежде всего?
Г.А.: Самые серьезные препятствия создаются для журналистов-расследователей. Потому что принятые законы ограничивают доступ к информации, распространение информации о сотрудниках правоохранительных органах и судьях, что обосновывается необходимостью обеспечения безопасности этих лиц – даже в ситуации, когда нет очевидной угрозы для их жизни и здоровья… Медиа-сообществом это воспринимается как нежелание, чтобы об этих людях вообще писали хоть что-то, в том числе про их имущество, которое явно не соответствует доходам чиновника. Это в последнее время было предметом целой серии журналистских расследований. Так что эти законопроекты как минимум рикошетом ударят по независимой журналистике, которая высказывает критику в адрес правоохранительной и судебной системы. Например, невозможно будет идентифицировать сотрудников правоохранительных органов, участвующих в так называемом обеспечении общественного порядка. Это, как я понимаю, реакция властей на требования правозащитных организаций, общества назвать по именам сотрудников Росгвардии и полицейских, которые били женщин и пожилых людей на протестных акциях. Каждый раз мы видим, что законодатели таким своеобразным образом откликаются на вполне конкретные события.
В.В.: Чем еще чреват для журналистов принятый пакет документов?
Г.А.: В частности, один из подписанных законопроектов касается запрета журналистов на участие в протестных мероприятиях без специальных знаков, информирующих об их принадлежности к СМИ. Очевидно, это реакция на пикетные пикеты, которые использовались, в том числе, журналистами в знак протестов против арестов их коллег (тут список имен довольно длинный: Иван Сафронов, Светлана Прокофьева, другие). Кроме того журналисты, пытаясь донести свое мнение до окружающих, выходили на улицы с одиночными пикетами, демонстрируя свое несогласие с теми или иными событиями. Теперь это законодательно запрещено, что недопустимо в современном обществе и противоречит нормам Конституции.
В.В.: А как все будет обстоять на практике, кто, например, будет признавать иноагентами физлиц, оформлять их статус?
Г.А.: Пока этого никто не понимает. Потому что процедура признания граждан иноагентами толком не прописана. По физическим лицам-иноагентам, напомню, закон был принят еще год назад, и пока он не применялся. Сейчас приняли уточнения к этому закону. В соответствии с ними к физическим агентам могут быть причислены люди, получающие иностранное финансирование, распространяющие информацию и участвующие в политической деятельности или собирающие информацию военно-политического характера. Понятно, что под это определение попадают все журналисты, освещающие деятельность военно-технического комплекса. Также это сильно бьет по журналистам, ведущим расследования в этой области, вскрывающим там злоупотребления и поднимающим острые проблемы.
В.В.: Что такое «политическая деятельность» в соответствии с российским законодательством?
Г.А.: Это понятие как было, так и остается «резиновым». Оно слишком растяжимое. Причем, когда принималась законодательная инициатива о некоммерческих организация-иноагентах, его расширили еще больше. Теперь под политдеятельность по сути подпадает вся правозащитная и журналистская деятельность, когда речь идет не о чисто новостном контенте, а об ответственной общественно-политической позиции. Понятие о политической деятельности, которое прописано в законе, позволяет применить меры административного или уголовного воздействия против любого журналиста, блогера или правозащитника. Акцент в законопроекте именно на этом. Также это может коснуться любого человека, публикующего информацию, которую государство сочтет политической. Даже политическая дискуссия теперь становится опасной темой при условии, если кто-то имеет какое-либо иностранное финансирование. Причем деньги и ваша деятельность не обязательно должны быть связаны между собой. Средства могут быть совершенно другого характера – как компенсация за поездку, подарок от бабушки из Кишинева… И это, как вы понимаете, может затронуть самый широкий круг людей: ученых, студентов, да кого угодно.
В.В.: Почему формулировки юридических документов столь расплывчаты, нечетки?
Г.А.: В создании этих продуктов участвовали юристы, некоторые из них обладают высокими учеными степенями, поэтому обвинить их в безграмотности язык не поворачивается. Остается сознательный умысел. Они точно понимали, что такое юридический, законотворческий язык и каким образом составляются подобные документы. На этот счет есть постановление Конституционного суда, еще есть практика Европейского суда по правам человека. Закон должен быть ясным, недвусмысленным, он должен давать правоприменителю совершенно четкое понимание того, как он может и должен использовать закон. Да и сами люди должны понимать, что им можно делать и что нельзя, чтобы не нарушить закон. А если закон сформулирован так, что под его формулировку можно запихнуть все что угодно, значит это кому-то очень нужно. Мы же видим не просто неточные формулировки, а то, что в соответствии с ними при желании можно реально полстраны подвергнуть наказанию. Значит, это сделано специально. Причем если раньше удавка была с условным диаметром в полметра, то теперь она расширилась до совершенно гигантских размеров. Словом, сделано все, чтобы нормы закона можно было легко применить к «нужному» человеку.