По мнению экспертов, кроме низкого финансирования и слабой технической базы, российским ученым не хватает знания английского языка и публикаций в престижных международных журналах
Международные специалисты, рассуждая о состоянии российской науки сегодня, говорят о весьма противоречивых тенденциях последних десятилетий. России досталось колоссальное научное наследие со времен Советского Союза, так же как и достались ей командно-административные традиции управления большинством сфер жизни, в том числе и научной.
По их мнению, повсеместная коррупция, отсутствие качественного оборудования, низкая оплата труда ученых, языковые барьеры, а также банальные «внутренняя и внешняя утечка мозгов» если не подорвали, то существенно снизили конкурентоспособность российской науки на международной арене сегодня.
Российское руководство, однако, видит эту отрасль в несколько ином свете.
Выступая 30 апреля текущего года на заседании Совета по науке и образованию в Петербургском институте ядерной физики имени Б.П. Константинова (один из четырех центров Курчатовского института), президент Владимир Путин говорил о прорывах в российской науке и о существенном улучшении научно-технической базы в стране.
«В этом отношении ситуация тоже постепенно меняется к лучшему. Так, стоимость основных средств российских научных организаций выросла за 10 лет примерно в 3,5 раза, а техническая вооруженность наших исследователей увеличилась почти вдвое. Сегодня свыше половины научного оборудования в стране имеет возраст до 5 лет, а более 80 процентов оборудования – до 10 лет. Это в целом уже достаточно хороший, достойный показатель», – приводит слова главы российского государства официальный портал Кремля.
Все уехали?
По мнению профессора Северовосточного университета Владимира Торчилина, эмиграция кадров – огромная проблема для российской науки.
«Конечно, не могли уехать 90 процентов ученых, однако многие из них просто перестали заниматься наукой, так как это стало сложно, хлопотно, и за нее сейчас мало платят. Люди стали переходить в бизнес и другие сферы», – заявил в интервью корреспонденту «Голоса Америки» Торчилин.
О пагубном влиянии внутренней и внешней эмиграции на российскую науку говорит и заместитель заведующего кафедрой народонаселения экономического факультета МГУ Ирина Ивахнюк. В своей работе «Утечка мозгов из России: в поисках решения» исследователь пишет, что только в первое десятилетие после распада СССР около 2,2 миллиона россиян с научными степенями покинули отрасль и перешли на работу в другие сферы. Ивахнюк сравнивает эту ситуацию с фашистской Германией 1930-х, когда практически вся научная элита эмигрировала в США.
«Такие потери могут быть невосполнимыми, и во многих отраслях российская наука может навсегда потерять свои некогда ведущие позиции. <...> Все государства, из которых уезжают высокообразованные люди, крайне обеспокоены этой проблемой. В некоторых случаях отъезд лишь одного ведущего специалиста может парализовать развитие целой научной школы. Однако распространяющаяся глобализация постоянно дает исследователям новые возможности, и это представляется неконструктивным мешать им и подсчитывать потери от утечки мозгов», – пишет Ивахнюк.
По мнению Торчилина, одного из наиболее известных в мире экспертов в сфере медицинских нанотехнологий (по версии Times Higher Education он – №2 в списке наиболее цитируемых ученых-фармакологов планеты за 2001-2010 гг.), еще одним бичом российской науки является то, что сегодня специалисты из этой страны пренебрегают участием в международных конференциях и недостаточно печатаются в авторитетных журналах.
«Российские авторы не присылают свои материалы в престижные научные журналы. Почему? Непонятно. Далее – участие в международных конференциях. Например, в конгрессе Федерации европейских биохимических обществ учувствуют в среднем около 10-12 тысяч человек. В советские времена от СССР участвовало более 200 человек; в последний же раз от России приехали четыре-шесть ученых», – рассказал собеседник «Голоса Америки».
Владимир Торчилин рассказал, что он часто приезжает в Россию и слушает выступления российских ученых, которые говорят, как правило, исключительно для отечественной научной элиты.
«Я участвую в этих конференциях, слушаю, но в результате нет никаких статей, ни появления этих людей за рубежом. Это все равно что быть "чемпионом квартиры"», – заметил ученый.
Без бумажки мы – букашки…
Одним из важнейших критериев престижа и признания в научном мире является индекс цитирования статей ученого. Сегодня существует целый ряд количественных показателей индексирующих ссылок (или простыми словами, числа раз, когда на статьи автора в своих работах ссылались другие ученые).
Впервые Индекс научного цитирования (англ. Science Citation Index) был введен американским лингвистом Юджином Гарфилдом в 1960 году. Тогда же он создал и Институт научной информации (ISI), поглощенный в 1992 году Thomson Scientific & Healthcare (с 2008 года медиакорпорация Thompson Reuters). Индекс отражал количество цитирований статей, опубликованных в научных журналах.
Сегодня этот индекс продолжает оставаться одним из самых престижных в сфере оценки и подсчета научных цитирований. Полностью он представлен в онлайн-проекте Web of Science, где также можно найти библиографические базы данных научных публикаций, их индексирование, импакт-фактор отдельных журналов и другие статистические показатели научных работ.
Профессор Университета Джорджа Мейсона, биофизик, генетик и член целого ряда академий наук мира Валерий Сойфер, работавший с этой базой данных в начале 2000-х, считает, что российские ученые на тот момент выглядели достойно по сравнению со многими зарубежными коллегами.
«Тогда людей, имевших, согласно этой базе данных, Индекс цитирования 10 000 и выше, в России было около100 человек. А это – очень высокий уровень. Поэтому говорить о том, что в России все плохо, было бы неверно», – рассказал в интервью «Голосу Америки» Сойфер.
Тем временем, как считают некоторые эксперты, в последние годы создавалось впечатление, что российские ученые были изолированы от международного сообщества. В интервью «Голосу Америки» Джеймс Теста, почетный вице-президент отдела редакционного развития медиакомпании Reuters Thomson, владеющей онлайн-проектом Web of Science, заявил, что этому есть как политические, так и языковые и некоторые иные причины.
По мнению Тесты, анализирующего мировые тенденции в сфере научного цитирования, россиянам сложно соревноваться с тяжеловесами в этой индустрии: учеными из США, Великобритании, Германии и Голландии.
«Для того чтобы более-менее объективно оценить ситуацию с цитированием в России, предлагаю сравнить ее с такими странами, как Индия, Бразилия и Китай (страны БРИК – И.Т.). Передо мной – данные о публикациях представителей этих стран во всех журналах, входящих в Web of Science, за 2004-2012. Давайте их сопоставим», – предложил Теста.
Далее он рассказал, что количество журналов, в которых россияне публиковались в 2012 году, возросло на 38 по отношению к 2004 году (со 125 до 163). В Бразилии этот показатель за 9 лет возрос с 22 до 143, в Индии с 54 до 120, в Китае – с 82 до 170.
Количество статей, опубликованных за этот же период в журналах, сотрудничающих с Web of Science, из России и Бразилии было практически одинаковым – около 250 тысяч, из Индии – 325 тысяч и около 1 миллиона из Китая.
«Однако когда мы посмотрим с вами на то, в каких именно журналах публиковались ученые из этих стран, мы обнаружим интересную тенденцию. Около 72 процента статей бразильских, 84 процента индийских и 82 процента китайских ученых были опубликованы в зарубежных журналах. В то время как российские специалисты печатались за границей только в 45 процентах случаев», – замечает исследователь.
Аналитик считает, что у этой закономерности по крайней мере два объяснения.
«Мне кажется, у россиян есть сложности в общении с международным сообществом, которые в том числе выражены языковым барьером. Также складывается впечатление, что у них иные приоритеты. Они не рвутся за рубеж, в отличие от, скажем, китайских ученых, которые всячески пытаются увеличить свое присутствие на международном уровне», – полагает Теста.
Однако, по мнению эксперта, для того чтобы лучше разобраться в том, что сегодня происходит с российской наукой, необходимо проследить за тем, чем именно занимаются российские ученые, а не только изучать их зарубежные публикации.
Тем не менее, заниматься прикладной наукой в России сегодня, похоже, не легче, чем печататься в передовых международных изданиях. По словам Валерия Сойфера, в стране по-прежнему наблюдается острая нехватка необходимого оборудования и приборов: «В России на самом деле работать непросто. Ведь новых приборов никто не производит, так же как там нет и индустрии приборостроения».
По словам ученого, в этой сфере мало что изменилось со времен Советского Союза.
«Еще в 1974 году, будучи членом Комиссии по молекулярной биологии и молекулярной генетике при ЦК партии, я говорил руководству о том, что мы покупаем все приборы и оборудование за рубежом. Пора бы нам создать свою промышленность и самим начать все это производить», – рассказывает Сойфер.
Однако, как говорит специалист, тогда его одернул представитель Министерства приборостроения, заявив, что создание подобной индустрии для молекулярной биологии и генетики обойдется государству в колоссальную сумму, которой у правительства нет.
«Нам проще покупать все ваши ультрацентрифуги за границей. Это будет дешевле в сотни раз, заявили мне тогда», – вспоминает Сойфер.
В списке стран, выделяющих на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы больше всего средств, Россия занимает 10-е место с тратами в 23,8 млрд долларов в год. В первую тройку лидеров в сфере финансирования НИОКР (англ. Research and Development, R&D) ожидаемо вошли США (405,3 млрд), Китай (296,8 млрд) и Япония (160,3 млрд). Примечательно, что Южная Корея с населением 50 млн тратит на научные исследования почти 56 млрд долларов в год (5-е место в мире).
По их мнению, повсеместная коррупция, отсутствие качественного оборудования, низкая оплата труда ученых, языковые барьеры, а также банальные «внутренняя и внешняя утечка мозгов» если не подорвали, то существенно снизили конкурентоспособность российской науки на международной арене сегодня.
Российское руководство, однако, видит эту отрасль в несколько ином свете.
Выступая 30 апреля текущего года на заседании Совета по науке и образованию в Петербургском институте ядерной физики имени Б.П. Константинова (один из четырех центров Курчатовского института), президент Владимир Путин говорил о прорывах в российской науке и о существенном улучшении научно-технической базы в стране.
«В этом отношении ситуация тоже постепенно меняется к лучшему. Так, стоимость основных средств российских научных организаций выросла за 10 лет примерно в 3,5 раза, а техническая вооруженность наших исследователей увеличилась почти вдвое. Сегодня свыше половины научного оборудования в стране имеет возраст до 5 лет, а более 80 процентов оборудования – до 10 лет. Это в целом уже достаточно хороший, достойный показатель», – приводит слова главы российского государства официальный портал Кремля.
Все уехали?
По мнению профессора Северовосточного университета Владимира Торчилина, эмиграция кадров – огромная проблема для российской науки.
«Конечно, не могли уехать 90 процентов ученых, однако многие из них просто перестали заниматься наукой, так как это стало сложно, хлопотно, и за нее сейчас мало платят. Люди стали переходить в бизнес и другие сферы», – заявил в интервью корреспонденту «Голоса Америки» Торчилин.
О пагубном влиянии внутренней и внешней эмиграции на российскую науку говорит и заместитель заведующего кафедрой народонаселения экономического факультета МГУ Ирина Ивахнюк. В своей работе «Утечка мозгов из России: в поисках решения» исследователь пишет, что только в первое десятилетие после распада СССР около 2,2 миллиона россиян с научными степенями покинули отрасль и перешли на работу в другие сферы. Ивахнюк сравнивает эту ситуацию с фашистской Германией 1930-х, когда практически вся научная элита эмигрировала в США.
«Такие потери могут быть невосполнимыми, и во многих отраслях российская наука может навсегда потерять свои некогда ведущие позиции. <...> Все государства, из которых уезжают высокообразованные люди, крайне обеспокоены этой проблемой. В некоторых случаях отъезд лишь одного ведущего специалиста может парализовать развитие целой научной школы. Однако распространяющаяся глобализация постоянно дает исследователям новые возможности, и это представляется неконструктивным мешать им и подсчитывать потери от утечки мозгов», – пишет Ивахнюк.
По мнению Торчилина, одного из наиболее известных в мире экспертов в сфере медицинских нанотехнологий (по версии Times Higher Education он – №2 в списке наиболее цитируемых ученых-фармакологов планеты за 2001-2010 гг.), еще одним бичом российской науки является то, что сегодня специалисты из этой страны пренебрегают участием в международных конференциях и недостаточно печатаются в авторитетных журналах.
«Российские авторы не присылают свои материалы в престижные научные журналы. Почему? Непонятно. Далее – участие в международных конференциях. Например, в конгрессе Федерации европейских биохимических обществ учувствуют в среднем около 10-12 тысяч человек. В советские времена от СССР участвовало более 200 человек; в последний же раз от России приехали четыре-шесть ученых», – рассказал собеседник «Голоса Америки».
Владимир Торчилин рассказал, что он часто приезжает в Россию и слушает выступления российских ученых, которые говорят, как правило, исключительно для отечественной научной элиты.
«Я участвую в этих конференциях, слушаю, но в результате нет никаких статей, ни появления этих людей за рубежом. Это все равно что быть "чемпионом квартиры"», – заметил ученый.
Без бумажки мы – букашки…
Одним из важнейших критериев престижа и признания в научном мире является индекс цитирования статей ученого. Сегодня существует целый ряд количественных показателей индексирующих ссылок (или простыми словами, числа раз, когда на статьи автора в своих работах ссылались другие ученые).
Впервые Индекс научного цитирования (англ. Science Citation Index) был введен американским лингвистом Юджином Гарфилдом в 1960 году. Тогда же он создал и Институт научной информации (ISI), поглощенный в 1992 году Thomson Scientific & Healthcare (с 2008 года медиакорпорация Thompson Reuters). Индекс отражал количество цитирований статей, опубликованных в научных журналах.
Сегодня этот индекс продолжает оставаться одним из самых престижных в сфере оценки и подсчета научных цитирований. Полностью он представлен в онлайн-проекте Web of Science, где также можно найти библиографические базы данных научных публикаций, их индексирование, импакт-фактор отдельных журналов и другие статистические показатели научных работ.
Профессор Университета Джорджа Мейсона, биофизик, генетик и член целого ряда академий наук мира Валерий Сойфер, работавший с этой базой данных в начале 2000-х, считает, что российские ученые на тот момент выглядели достойно по сравнению со многими зарубежными коллегами.
«Тогда людей, имевших, согласно этой базе данных, Индекс цитирования 10 000 и выше, в России было около100 человек. А это – очень высокий уровень. Поэтому говорить о том, что в России все плохо, было бы неверно», – рассказал в интервью «Голосу Америки» Сойфер.
Тем временем, как считают некоторые эксперты, в последние годы создавалось впечатление, что российские ученые были изолированы от международного сообщества. В интервью «Голосу Америки» Джеймс Теста, почетный вице-президент отдела редакционного развития медиакомпании Reuters Thomson, владеющей онлайн-проектом Web of Science, заявил, что этому есть как политические, так и языковые и некоторые иные причины.
По мнению Тесты, анализирующего мировые тенденции в сфере научного цитирования, россиянам сложно соревноваться с тяжеловесами в этой индустрии: учеными из США, Великобритании, Германии и Голландии.
«Для того чтобы более-менее объективно оценить ситуацию с цитированием в России, предлагаю сравнить ее с такими странами, как Индия, Бразилия и Китай (страны БРИК – И.Т.). Передо мной – данные о публикациях представителей этих стран во всех журналах, входящих в Web of Science, за 2004-2012. Давайте их сопоставим», – предложил Теста.
Далее он рассказал, что количество журналов, в которых россияне публиковались в 2012 году, возросло на 38 по отношению к 2004 году (со 125 до 163). В Бразилии этот показатель за 9 лет возрос с 22 до 143, в Индии с 54 до 120, в Китае – с 82 до 170.
Количество статей, опубликованных за этот же период в журналах, сотрудничающих с Web of Science, из России и Бразилии было практически одинаковым – около 250 тысяч, из Индии – 325 тысяч и около 1 миллиона из Китая.
«Однако когда мы посмотрим с вами на то, в каких именно журналах публиковались ученые из этих стран, мы обнаружим интересную тенденцию. Около 72 процента статей бразильских, 84 процента индийских и 82 процента китайских ученых были опубликованы в зарубежных журналах. В то время как российские специалисты печатались за границей только в 45 процентах случаев», – замечает исследователь.
Аналитик считает, что у этой закономерности по крайней мере два объяснения.
«Мне кажется, у россиян есть сложности в общении с международным сообществом, которые в том числе выражены языковым барьером. Также складывается впечатление, что у них иные приоритеты. Они не рвутся за рубеж, в отличие от, скажем, китайских ученых, которые всячески пытаются увеличить свое присутствие на международном уровне», – полагает Теста.
Однако, по мнению эксперта, для того чтобы лучше разобраться в том, что сегодня происходит с российской наукой, необходимо проследить за тем, чем именно занимаются российские ученые, а не только изучать их зарубежные публикации.
Тем не менее, заниматься прикладной наукой в России сегодня, похоже, не легче, чем печататься в передовых международных изданиях. По словам Валерия Сойфера, в стране по-прежнему наблюдается острая нехватка необходимого оборудования и приборов: «В России на самом деле работать непросто. Ведь новых приборов никто не производит, так же как там нет и индустрии приборостроения».
По словам ученого, в этой сфере мало что изменилось со времен Советского Союза.
«Еще в 1974 году, будучи членом Комиссии по молекулярной биологии и молекулярной генетике при ЦК партии, я говорил руководству о том, что мы покупаем все приборы и оборудование за рубежом. Пора бы нам создать свою промышленность и самим начать все это производить», – рассказывает Сойфер.
Однако, как говорит специалист, тогда его одернул представитель Министерства приборостроения, заявив, что создание подобной индустрии для молекулярной биологии и генетики обойдется государству в колоссальную сумму, которой у правительства нет.
«Нам проще покупать все ваши ультрацентрифуги за границей. Это будет дешевле в сотни раз, заявили мне тогда», – вспоминает Сойфер.
В списке стран, выделяющих на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы больше всего средств, Россия занимает 10-е место с тратами в 23,8 млрд долларов в год. В первую тройку лидеров в сфере финансирования НИОКР (англ. Research and Development, R&D) ожидаемо вошли США (405,3 млрд), Китай (296,8 млрд) и Япония (160,3 млрд). Примечательно, что Южная Корея с населением 50 млн тратит на научные исследования почти 56 млрд долларов в год (5-е место в мире).