Свобода вероисповедания – право человека, закрепленное во Всеобщей декларации прав человека и других международных конвенциях.
Русская служба «Голоса Америки» обратилась к Александру Верховскому, директору центра «Сова» – одной из немногих независимых организаций в России, которая занимается, среди прочего, проблемами религии в светском обществе.
Роман Ошаров: Какие основные проблемы вы могли бы выделить в сфере взаимоотношений религии с современным российским обществом?
Александр Верховский: В России основным инструментом нарушения права на свободу вероисповедания является применение законодательства о, так называемом, экстремизме. Не важно, верующий ли человек или нет, но в рамках законодательства об экстремизме они обвиняются в возбуждении религиозной ненависти и других подобных деяниях. Эта проблема не исчезает и имеет разные формы – уголовное преследование, закрытие религиозных организаций или запрет религиозной литературы.
Р.О.: Какие религиозные группы в России подвергаются давлению со стороны государства?
А.В.: Во-первых, это «Свидетели Иеговы». Например, суд в Таганроге признал виновными несколько членов этой группы за то, что они по факту продолжали посещать собрания своей организации. Во-вторых, проблемы возникают у последователей практики «Фалунь Дафа» (Фалуньгун). В-третьих, самый большой объем репрессивного правоприменения касается мусульман. Но нельзя сказать, что преследуются все мусульмане, преследуются определенные течения внутри ислама. Другое дело, что эти преследования могут быть весьма неприцельными и в силу некомпетентности правоохранительных органов запрещаются течения, которые могут не относиться к «опасным». Например, в России запрещена организация «Хизб ут-Тахрир» как террористическая, но таковой она не является. Подобная форма запрета несет тяжелые последствия для сторонников этого политического течения. Также необходимо отметить преследование последователей Саида Нурси.
Р.О.: В докладе Госдепартамента США о свободе религии в странах мира за 2013 год отмечалось, что преследованиям в России подвергаются мусульмане-мигранты из стран Центральной Азии, а также о том, что на Северном Кавказе продолжается насилие по отношению к умеренным религиозным лидерам, а члены мусульманским этнических групп региона продолжают подвергаться физическим нападениям и дискриминации в обществе. Можно ли назвать эти явления исламофобией?
А.В.: Я не люблю термин «исламофобия», поскольку он смешивает неприязнь отдельных лиц к исламу и мусульманам. В России было не так много исследований на эту тему, но те что проводились, показывают, что неприязнь к исламу как к религии в России значительно выше, чем неприязнь к мусульманам, как к людям.
Мусульманин для среднего россиянина не вызывает никаких особенных эмоций. В свою очередь, про ислам средний россиянин наслушался достаточно много «страшилок», чтобы связывать его с разными угрозами. С другой стороны среди россиян очень высокий уровень неприятия мигрантов из стран Центральной Азии и внутренних переселенцев из Северного Кавказа. Среди тех и других большинство – мусульмане. Соответственно их не любят их как мигрантов и переселенцев, а не как мусульман. На практике это не всегда легко отличить. Например, когда местные жители протестуют против строительства мечети, они не хотят, чтобы в их районе селились нелюбимые ими мигранты. В результате мусульманам негде молиться. В целом это очень сложный феномен.
Р.О.: В условиях российской аннексии новые власти преследуют или оказывают давление на представителей крымских татар? Как обстоят дела со свободой религии в Крыму после аннексии Россией?
А.В.: Преследования в Крыму пока носят не религиозный характер, речь идет о преследовании активистов крымско-татарского сообщества. Это сугубо политическая борьбы и не имеет отношения к тому, что крымские татары являются мусульманами. Однако проблема с аннексированным Крымом заключается в том, что некоторые мусульманские организации, запрещенные в России, не запрещены в Украине. После аннексии Россией многие религиозные организации в Крыму оказались вне закона. Для крымских татар, например, было достаточно трудно разобраться, какая религиозная литература является, согласно российскому законодательству об экстремизме, легальной, а какая запрещена.
Р.О.: Исламские лидеры Крыма не намерены на фоне преследований интегрироваться в исламское сообщество России. Возможно ли в Крыму создание лояльного Москве муфтията?
А.В.: Скорее всего, так и будет. В Крыму все сейчас происходит очень жестко и государство, скорее всего, будет вмешиваться в дела исламского сообщества, как оно раньше вмешивалось в ситуации в Поволжье.
Р.О.: Как происходит процесс создания лояльных власти религиозных структур?
А.В.: По сути, не государство создает муфтият. Всегда найдутся люди, которые создадут структуру, религиозную в том числе, которая будет конкурировать с независимыми, апеллируя при этом к государству за поддержкой. Проблема заключается в том, что государство отдает преференции одним организациями в ущерб другим. Формально с этой практикой очень сложно бороться.
Р.О.: Оказывает ли правительство России преференции Русской православной церкви (РПЦ)? В чем это проявляется?
А.В.: С одной стороны, мы говорим о преференциях РПЦ и православию в целом. Но по сравнению с чем? Не исламом, наверное, но с конкурирующими христианскими течениями. Безусловно, в плане преференций РПЦ где-то речь идет о симпатиях отдельных чиновников, которые могут сказываться на выбрасывании бюджетных денег православным организациям. Где-то речь идет об избирательном применении, которое ориентированно на поддержку религиозных организаций. К последнему относится выделение средств на реконструкцию религиозных сооружений.
Например, в России для маленьких религиозных групп, как для буддистов, вообще большая проблема договориться что-то построить. Это не вопрос в чью-то пользу, а категорическое нежелание властей идти навстречу малым группам. Мусульман много, но это никак не влияет на принятие решений о строительстве новых мечетей.