Когда Наташе исполнится восемнадцать (сейчас ей шестнадцать лет), ее переведут в ПНИ (психоневрологический интернат), где она останется на всю жизнь. Несмотря на то, что надежды на воссоединение почти не осталось, Катрина считает Наташу своей дочерью и присылает ей подарки на Рождество. О встрече с Наташей, переживании потери и надежде на чудо она рассказала в интервью Ксении Турковой.
Ксения Туркова: Вы написали на своей странице в фейсбуке, что этот год — переломный. Наташе только что исполнилось шестнадцать, это значит, что у нее больше нет шансов приехать сюда. Это действительно так?
Катрина Моррисс: В США действует политика усыновления, согласно которой, когда ребенку исполняется 16 лет, его больше не разрешают усыновлять из другой страны. Если бы девочка находилась в системе патронатного воспитания США, все было бы иначе. Здесь ребенка можно усыновить до 18 лет. А за рубежом только до 16, я не знаю почему. Просто знаю, что в 16 такая возможность закрывается.
Я слышала, что в России пытались принять закон, касающийся опеки над детьми, которые могут стать как бы подопечными государства. Но вы знаете, что из-за особенностей развития (у Леры/Наташи — синдром Дауна — ГА) Наташа не может считаться дееспособной и сама принимать решения. Поэтому, даже когда ей исполнится 18 лет, неправительственная организация и благотворители не смогут прийти и помочь ей, если не будет принят закон, который гласит, что частные лица могут помогать детям, даже когда они уже на самом деле взрослые.
К.Т. Как вы поддерживали с ней связь все эти годы? Я знаю, что вы каждый год присылаете ей платья на Рождество…
К.М. Да, это началось еще в 2013 году. В фейсбуке я нашла страницу дома ребенка, в котором находилась Наташа. Затем я связалась с организацией под названием «Даунсайд Ап»: хотела узнать, может быть, у них есть на примете кто-то, кто мог бы ее удочерить. И они сказали, что, к сожалению, работают только с семьями, где есть кровные дети (с синдромом Дауна — ГА), что у них просто нет ресурсов на это. Я написала пост в фейсбуке и спросила: «Кто-нибудь может помочь мне передать подарки?»
И журналист по имени Мария связалась со мной и сказала: «Не отправляйте их по почте. Они застрянут на таможне, я найду кого-нибудь, кто их заберет». Так она и сделала: нашла людей, которые полетели из Вашингтона в Польшу, затем в Москву, а оттуда поездом отправились в Санкт-Петербург.
Те добровольцы потом даже устроили небольшую вечеринку для детей. Так что каждый год примерно одни и те же волонтеры нам помогают, состав может немного меняться, но всегда есть кто-то, кто может забрать подарки из округа Колумбия на самолете: и сначала они летят в Москву, затем добираются до Санкт-Петербурга, а потом — до детского дома в Петергофе.
К.Т. Вы когда-нибудь получали от нее отклики? Я не знаю, может быть, она какие-то записки писала, или вам просто рассказывали о ее реакции…
К.М. Да, у меня есть много видео и фотографий из поездок волонтеров. И в самом доме ребенка есть волонтер, который в течение года присылает мне фото и видео. Их много. Например, в День защиты детей устраивают большой праздник. Или отмечают православное Рождество. Так что я обычно получаю какие-то обновленные фотографии.
Пожалуй, моя любимая фотография — это та, на которой Наташа в прошлогоднем платье, а три предыдущих праздничных платья висят рядом с ней, и она как бы показывает, что все еще их хранит. Так что мне было очень приятно узнать, что там признают: эти платья — мой подарок ей. Мы ведь видели ее только один раз, в течение трех дней в июле 2012 года — ездили туда с мужем, чтобы получить направление в дом ребенка. Мы провели там с Наташей три дня. Так что это единственный личный контакт, который у меня когда-либо с ней был… более девяти лет назад.
К.Т. Как думаете, она его помнит?
К.М. Я написала детский рассказ под названием «Наташа и рождественская мечта». Это в основном история тех замечательных людей, которые нам помогали. Пару лет назад книгу перевели на русский язык и копию взяли для Наташи. И вот волонтер читает историю вместе с ней, переворачивает страницу, а там мое фото, снимок, на котором я и она вместе. Она показала на него и сказала: «Мама». Даже с учетом ее особенностей развития, она, видимо, все еще помнит меня.
К.Т. А ваши дети считают Наташу сестрой? Она стала частью семьи — пусть даже вот так, удаленно?
К.М. Да, им нравится рассматривать ее фотографии, которые нам присылают. Ее рождественский носок висит на каминной полке вместе со всеми остальными. Мои мальчики уже взрослые, они женаты, я на самом деле теперь бабушка, в прошлом году стала. Так что теперь у меня есть внуки. А у детей свои собственные семьи, они не живут здесь больше.
Но моя 14-летняя дочь, которую мы удочерили здесь, в США, все эти годы спрашивала: «Как думаешь, судья когда-нибудь разрешит Наташе вернуться домой? И почему, почему ей не разрешают вернуться домой?»
Все это непростые вопросы… Но сейчас она просто смотрит на присланные снимки и спрашивает: «О, а сколько ей сейчас лет? Как она поживает?» Или говорит: «Какой милый танец!» — потому что из дома ребенка нам присылали видео с участием Наташи в танцевальной программе.
К.Т. Вы помните момент, когда вы ее встретили?
К.М. Да. И это было не так, как я себе представляла. Она играла на улице, и ее заставили вернуться внутрь (а дети там не так много времени проводят за игрой), и она, честно говоря, разозлилась.
Мы привезли ей игрушки, а она бросила их и выбежала из комнаты. И тогда мы пошли с ней на детскую площадку. Это, конечно, было не то, чего мы ожидали. Ведь вы ждете, что ребенок будет рад вас видеть, а она не была. Так вот, мы вышли на улицу, и тут мой муж надул большой пляжный мяч, и она подошла. Но что было интересно и грустно (я этого никогда не забуду!), так это то, что, когда она уронила игрушки, а я захотела их поднять, все остальные дети из группы подбежали к нам. (плачет) Они прикасались к нашим лицам и говорили: «Мама, папа!»
Это был первый день. К третьему дню у нас возникли некоторые сомнения, что мы подойдем Наташе, и мы решили немножко «пошпионить» за ней на детской площадке. Мы стояли на лестнице немного поодаль. И попросили не предупреждать Наташу, что мы здесь, что мы хотим просто за ней понаблюдать. Но внезапно она увидела нас — и побежала с детской площадки прямо в мои объятия! Она обняла меня за шею и хотела меня отпускать, ее даже пытались оттащить, а я говорила: «Все в порядке, все в порядке».
Так что к третьему дню она поняла: мы здесь ради нее, и в ее жизни могут появиться близкие люди.
К.Т. О чем вы мечтали для Наташи? Была ли у вас в голове какая-то картина того, какой могла бы быть ее жизнь тут?
К.М. Пару лет назад мы переехали в Юту, до этого мы жили в Сан-Диего. Можно сказать, между Сан-Диего и Анахаймом, там, где Диснейленд. И у нас были билеты в Диснейленд, мы туда ходили все время. Я часто думала: «Эх, было бы здорово, если бы Наташа смогла поехать с нами». А еще мой сын участвовал в театральных постановках, когда учился в старшей школе. В таких, как «Русалочка», например. И там была девочка с синдромом Дауна, она тоже участвовала в спектакле. И я представила, как Наташа могла бы пойти в ту же старшую школу и стать здесь частью общества, потому что в США дети с особыми потребностями ходят в обычные школы.
К.Т. Если бы случилось чудо и Наташа была бы тут, как бы вы провели с ней первый день?
К.М. Я думаю, что могла бы отвезти ее в парк. Ей нравилось гулять со мной и моим мужем в парке, когда мы навещали ее в доме ребенка.
Знаете, просто побегать. Я представляю, как поехала бы куда-нибудь тут в Юте — у нас много красивых природных парков с утками и оленями. Лоси ходят… Так что я бы просто взяла ее погулять.
К.Т. Если бы вы встретили Путина или любого другого российского политика, причастного к принятию закона Димы Яковлева, что бы вы им сказали?
К.М. Я бы спросила их, зачем они поставили политику выше человечности.
Почему, почему не дать этим детям шанс обрести семью? Ведь уже девять лет прошло, у нее (Наташи — ГА) был бы шанс вырасти в семье, и мне грустно думать о других детях. Я согласна в целом с тем, что дети должны иметь возможность остаться в своей стране. Я согласна с тем, что они должны иметь возможность остаться со своими биологическими семьями, но ведь иногда усыновление — это единственный вариант! И тут не должно иметь значения, из какой я страны, потому что у нас были ресурсы, чтобы помочь Наташе.
Да, она живет в очень хорошем доме ребенка, но это не то же самое, что семья.
К.Т. Большое спасибо, Катрина. Я желаю удачи и вам, и Наташе, и вашей семье. Всегда остается надежда.
К.М. Да, есть надежда, что у нее все еще будет хорошая жизнь. И она всегда будет моей дочерью в моем сердце. Так что, правительство России, президент Путин, вы этого у меня отнять не сможете.
Your browser doesn’t support HTML5
Американка Катрина Моррисс — о дочери, с которой ее разлучил закон Димы Яковлева