Сирийский конфликт и ближневосточная стратегия Москвы

Венская встреча госсекретаря США Джона Керри и министра иностранных дел РФ Сергея Лаврова

Американские аналитики о глобальных последствиях сирийского кризиса

Венская встреча госсекретаря США Джона Керри и министра иностранных дел РФ Сергея Лаврова по Сирии в конце этой недели не принесла видимого прорыва. Разногласия сохраняются – так оценил ее итоги глава российского МИДа. Между тем экспертное сообщество продолжает анализировать как природу этих разногласий, так и наиболее вероятные сценарии дальнейшего развития событий.

«Развязки конфликта от этой встречи ждать не приходится», – так – еще до окончания переговоров – оценила их перспективы эксперт из Вашингтонского Института ближневосточной политики (The Washington Institute for Near East Policy) Анна Борщевская (Anna Borshchevskaya).

«Путин, – поясняет старший научный сотрудник Американского совета по внешней политике (American Foreign Policy Council) Стивен Бланк (Steven Blank), – проталкивает вариант разрешения (конфликта), основанный на том, что Асад, как утверждается, выражает готовность к переговорам с некоторыми из оппозиционных группировок». «США, как об этом заявил госсекретарь Керри, настаивают на уходе Асада, – продолжает Бланк, – а Россия, напротив – на том, что он должен остаться. И пока эта проблема сохраняется, прогресса на переговорах не будет».

Впрочем, как уточняет Анна Борщевская, здесь «возможны два варианта. Первый: США и их союзники, в частности, Саудовская Аравия, согласятся с тем, что пока Асад – пока – останется в Сирии. Последствием чего будет то, что Асад никуда не уйдет. Это будет выглядеть как полное поражение западной политики, а трагедия Сирии будет продолжаться».

«Второй вариант, – продолжает аналитик, – может состоять в том, что Запад, не соглашаясь официально с российской политикой, пойдет на более мягкие, неформальные уступки. Это не будет выглядеть поражением, но не будет и победой».

Тем временем, как сообщил 23 октября глава внешнеполитического ведомства РФ, Россия достигла договоренности с Иорданией о координации военных действий в Сирии, создав для этого «специальный рабочий механизм». (Агентство Reuters напоминает в этой связи, что Россия, наносящая удары с воздуха по сирийским повстанцам, ведущим борьбу с войсками Асада, уже наладила сотрудничество с правительствами Ирака, Сирии и Ирана.)

«Путин выигрывает лишь за счет того, что Запад разрешает ему выигрывать», – подчеркивает Борщевская. – Если бы Запад вернулся на Ближний Восток, Путину пришлось бы отступить».

Существенно в данном случае и то, как понимается выигрыш. «Президент Обама говорит, что дипломатия дает возможность выиграть не просто лишь одной из противостоящих друг другу сторон, но обеим сторонам одновременно, – поясняет эксперт. – Путин в это не верит.Он признает только игру с нулевой суммой.И использует ситуацию в Сирии, чтобы заставить Запад считаться с собой как с глобальным лидером – без которого нельзя принимать решения.Или даже диктовать Западу условия, на которых эти решения должны приниматься».

Этот подход в немалой степени определяется внутриполитическими факторами, считает Борщевская. «Путин, – уточняет она, – хочет укрепить свою легитимность. Экономика России – в упадке. Перед аннексией Крыма рейтинги одобрения российского президента снизились, и он хочет показать себя как сильного лидера – не только миру, но и россиянам».

Демонстрационный эффект – налицо, констатирует аналитик. «После интервенции в Сирии, – уточняет Борщевская, – на Западе заговорили о Путине как о большом стратеге. Я думаю, что дело обстоит иначе: как в Сирии, так и на всем Ближнем Востоке, Путин пользуется тем, что Запад отступает. И создается вакуум…»

Эту мысль разделяет и Стивен Бланк. «Дверь была открыта, и Россия вошла в нее, – подчеркивает политолог, – на фоне отсутствия разработанной ближневосточной стратегии у США. Ведь стратегия – это использование инструментов власти во имя национальных интересов. «Но так и не объяснено, в чем состоят эти национальные интересы применительно к Ближнему Востоку, – продолжает Бланк. – С этим связан и отказ от использования инструментов власти. Не существует экономической программы для Ближнего Востока, а программы борьбы с ИГИЛом путем нанесения ударов с воздуха, конечно, недостаточно». (По мнению аналитика, «единственный способ победить ИГИЛ – создание альтернативного геополитического движения при одновременном использовании сухопутных войск»). «Все это, – подчеркивает Стивен Бланк, – сознают правительства стран Ближнего Востока, вследствие чего они и смотрят на Москву, где знают, чего хотят».

Чего же именно хотят в Москве? По словам Бланка, внутриполитические задачи тесно связаны в данном случае с геостратегическими. «Первая поставленная цель, – уточняет исследователь из Американского совета по внешней политике, – упрочить власть Путина дома, продемонстрировав его в роли борца за статус России как великой державы и защищающего Россию от американцев и всех остальных. Вторая – преодолеть изоляцию, в которой Россия якобы оказалось – как утверждается, из-за действий США. Третья – утвердить статус России как державы, играющей глобальную роль (в частности, на Ближнем Востоке), и тем самым лишить США какой бы то ни было возможности в одностороннем порядке добиться геополитический стабильности в ближневосточном регионе. Отсюда – стремление дискредитировать любые действия США. Четвертая цель – создание основы для расширения российского военного присутствия в Сирии и в целом в восточном Средиземноморье. Отстаивая и укрепляя эти позиции, Москва сотрудничает со своими союзниками на Ближнем Востоке».

При этом речь идет не об экспромте, но о долгосрочной политике, убежден Стивен Бланк. «Все это, – подчеркивает политолог, – началось не в прошлом месяце в связи с сирийскими событиями. Эта политика восходит к Примакову – автору концепции, согласно которой Иран, Ирак и асадовская Сирия – это шиитские союзники России против США и их союзников. Москва стремится утвердиться на Ближнем Востоке и одновременно продемонстрировать, что США не имеют разработанной ближневосточной политики, которой они и в самом деле не имеют. Россия стремится использовать в качестве политического рычага ближневосточные нефть и газ против Европы. Стремится она и к созданию военных баз – причем не только в Сирии, но и на Кипре, и в Александрии (где в семидесятых годах 20 века некоторое время существовала советская военная база)».

Результат налицо, констатирует политолог. «Об изоляции России говорить не приходится, – уточняет Стивен Бланк. – Иран и Ирак – союзники Москвы. Асад полностью зависит от России – даже если ему это и не по душе. У России – превосходные отношения с Египтом. Россия создает военные базы, продает оружие по всему Ближнему Востоку и заключает соглашения в сфере энергетики».

Сирийская трагедия между тем продолжается. «Нескончаемый конфликт, – так характеризует будущее Сирии Стивен Бланк. – Сирийского государства больше нет. Гражданская война будет продолжаться, а поток беженцев – расти».

Анна Борщевская подчеркивает немаловажную деталь: кто именно покидает раздираемую войной страну. «Из Сирии бегут в основном сунниты, – констатирует эксперт. – Асаду это выгодно: он избавляется от населения, не поддерживающего его режим. Чем меньше в Сирии становится суннитов, тем больше доля алавитов, поддерживающих Асада».

Дело, впрочем, не в одном лишь количественном соотношении, но и в изменениях общественного сознания. «Будет идти дальнейшая радикализация, – убеждена Борщевская, – в первую очередь – суннитская. И в том числе – в России.Радикальные исламисты уже сделали немало заявлений о том, что интервенция в Сирии еще больше разожжет ненависть к Путину – и к россиянам.И поскольку Путин не борется с ИГИЛом (хотя и заявляет об этом), ИГИЛ, я полагаю, также будет расти. Поэтому, пока Запад не выдвинет четкой ближневосточной политики, масштабы трагедии будут расти – не только для Сирии, не только для Ближнего Востока, но также для Европы и Америки».