На проходящем на этой неделе в Вашингтоне саммите по ближневосточному урегулированию поставлена четкая цель – достижение договоренности по ряду ключевых вопросов между Израилем и Палестинской автономией. На это отводится ровно год. Одним из таких вопросов является право миллионов палестинских беженцев на возвращение. Наш корреспондент побывала в лагере беженцев Шатила на территории Ливана, чтобы услышать их мнение по этому вопросу.
Фархату Фархату 62 года, он – беженец, который гордится тем, что родился в Палестине. В 1948 году, когда ему было семь месяцев от роду, его родители-пастухи собрали овец и коз и отправились в Ливан. Фархат говорит, что их пес оказался умнее их всех: он развернулся и отправился назад в родные места. Теперь Фархат сожалеет, что его семья не последовала примеру пса.
Сидя в тесном переулке лагеря Шатила, Фархат говорит, что никакого компромисса в отношении права палестинцев на возвращение быть не может. Он говорит, что палестинцы нормально уживались с евреями до тех пор, пока не появились те, кого он называет «иностранными евреями», и не создали государство Израиль. Он нашел для себя решение – «иностранцы» должны уйти, и он сможет вернуться домой.
Даже власти Палестинской автономии признают право Израиля на существование, поэтому, если мирные переговоры продолжатся, их участникам придется искать компромисс. Несмотря на то что право на возвращение является одним из главных лозунгов палестинцев, Израиль не признает его существования. Слово «право» не содержится и в ключевой резолюции ООН (необязательной к исполнению), в которой указывается, что беженцам «следует разрешить» возвращаться.
Фархат считает это право бесспорным и не допускает компромиссов в его отношении. Сам он является кем-то вроде старейшины в лагере – хотя лагерем назвать это место сложно. Оно больше похоже на гетто, которое создавалось годами и пережило несколько налетов во время конфликтов: ряд похожих на туннели темных и душных улочек с подвешенной на скорую руку и поминутно грозящей оборваться электропроводкой.
Шатила, как и другой палестинский лагерь Сабра, стала в 1982 году местом резни, устроенной союзными Израилю ливанскими христианами. Фархат никогда не считал его своим домом. Он говорит, что палестинцы не обладают даже основными правами человека. «Говорят, что мы живем здесь – но это нельзя назвать жизнью», – говорит он.
Он винит не только израильтян, но и ливанцев, которые вот уже несколько поколений настороженно принимают у себя палестинских беженцев. Власти Ливана считают, что, если палестинцы получат больше прав, это повредит их борьбе, а принятие их в гражданское общество нарушит хрупкий этно-религиозный баланс. Кроме того, многие ливанцы по-прежнему не могут простить палестинцам их роль в опустошительной гражданской войне в Ливане.
Еще одной проблемой является число палестинских беженцев. На момент исхода из Палестины после создания государства Израиль их было 70 тысяч человек, однако теперь их уже более четырех миллионов по всему региону. Израилю нелегко будет принять их всех и сохранить свое принципиальное обозначение «еврейского государства».
Другой взгляд у 47-летнего Валида Тахи, который родился в Шатиле. Он не раз рассказывал своему сыну о деревне, откуда родом его предки, о названиях ее улиц и именах ее жителей. Однако, несмотря на всю любовь к Палестине, Таха не представляет для себя возвращения. Он говорит, что пробыл в Ливане так долго, что стал совсем другим человеком, чем его брат, оставшийся в родных местах. В отличие от своих родственников в Израиле, Таха считает, что беженцы не смогут ужиться с израильтянами.
Таха рассказывает, что родился в маленькой комнате, превратившейся в семейный магазинчик в Шатиле. Но он предпочитает говорить не об эмоциях, а о реальности. Поэтому он просто хочет, чтобы ему позволили открыть свое дело за пределами лагеря. Таха говорит, что считает себя ливанцем.
Торговец замечает, что его поколение выросло в жестоких условиях кровопролитной борьбы, но следующее поколение израильтян и палестинцев, объединенное особыми усилиями, должно научиться мирному сосуществованию. Таха убежден, что в конце концов это должно произойти.
Однако Фархат по-другому представляет себе будущее. Он говорит, что уже 40 лет борется за свою страну и свои идеалы и передал национальные взгляды своим детям. Он считает, что, если политический диалог не удастся, им тоже необходимо будет сражаться. Поэтому, говорит Фархат, он отдал им свое оружие.
Политический диалог сейчас, похоже, уходит в сторону от идей Фархата и его единомышленников. Это видно даже по Арабской мирной инициативе 2002 года, в которой говорится о «справедливом решении» для беженцев. Среди рассматриваемых предложений – предоставление палестинцам символов их национальности, таких как паспорта, и одновременно - гражданство других стран.
Преимущества продвижения по этому пути неоднозначны. С одной стороны, оно ослабит аргументы Израиля и Соединенных Штатов в отношении исламистского экстремизма. С другой – нарушит тактику ряда арабских правительств, использующих палестинский вопрос для отвлечения внимания от домашних проблем.
Торговец Таха смотрит на ситуацию проще: хотят того беженцы или нет, в конце концов, придет мир. Он говорит, что впереди еще немало насилия, и надеется, что мир наступит как можно скорее.
