Одна из ведущих актрис современного кино Германии Мария Шрадер (Maria Schrader) выступилав качестве режиссера-постановщика кинобиографии знаменитого австрийского писателя Стефана Цвейга. Лента «Стефан Цвейг: прощание с Европой» (Stefan Zweig: Farewell to Europe) в пятницу, 12 мая, выходит в прокат Нью-Йорка, после чего дистрибютор First Run Features покажет ее в Лос-Анджелесе и других городах США.
Собственно, называть биографией эту картину не совсем точно. Мария Шрадер взяла лишь последний период жизни писателя с 1936 по 1942 год, когда ситуация в Австрии и в Европе в целом заставила Цвейга уехать через океан. Цвейг получил широкую известность своей беллетристикой – романами, повестями и рассказами, среди которых выделяются жизнеописания знаменитых людей и цикл исторических новелл «Звездные часы человечества». В предвоенную эпоху он принадлежал, наряду с Томасом Манном, к числу самых издаваемых и переводимых немецких авторов в мире.
На пике славы Цвейг (его сыграл австрийский актер Йозеф Хадер) бежал от нацистов в Рио-де-Жанейро, затем переехал в Буэнос-Айрес, откуда перебрался в Нью-Йорк, и, наконец, вернулся в Бразилию, где и закончился его жизненный путь. 23 февраля 1942 года он покончил жизнь самоубийством вместе с женой – они приняли большую дозу снотворного. Ему было 60 лет.
Мария Шрадер сыграла в десятках фильмов, включая «Никто меня не любит», «Эйми и Ягуар», «Чемоданы Тульса Лупера», «В темноте». Она работала с такими именитыми режиссерами, как Питер Гринуэй, Агнешка Холланд, Райко Грлич. Многим полюбился сериал «Германия 83» (Deutschland 83) с ее участием. Первый опыт режиссуры относится к 1998 году, когда вместе с Дани Леви она поставила ленту «Жираф» (The Giraffe). Ее дебют состоялся в 2007 году, когда она сняла в Израиле картину «Любовная жизнь» (Love Life).
Мария Шрадер
Австрия представила картину о Цвейге на соискание «Оскара» в категории «лучший фильм на иностранном языке», но она не попала в шортлист премии. Фильм вышел на экраны во многих странах Европы и мира.
Мария Шрадер ответила по телефону из Гамбурга на вопросы корреспондента Русской службы «Голоса Америки».
Олег Сулькин: Ваша картина была выдвинута на премию «Оскар», но не попала в финальную пульку. Как вы думаете, почему? Может быть, она слишком сложна для тех, кто принимает эти решения?
Мария Шрадер: Мне трудно это комментировать. Наверное, я не должна это говорить прессе. Полагаю, что, помимо качества фильма, что, конечно, первостепенно, играет некоторую роль размер рекламно-информационного бюджета и пробивная сила местного прокатчика.
О.С.: Вы объездили полмира с этой картиной. Как публика реагирует? Вы же и в Америке ее показывали на фестивалях?
М.Ш.: Да, помимо предоскаровских просмотров, ее демонстрировали на еврейских фестивалях в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Это города иммигрантов. И людям импонирует, что в фильме диалоги на нескольких языках. Зрители после показов подходили ко мне и рассказывали собственные истории, как они покидали свои родные страны и переезжали в Америку. Сейчас, в эру Трампа, все эти иммигрантские истории, в том числе и уходящие в прошлое, в эпоху Второй мировой войны, резонируют с сегодняшними событиями, оказываются очень релевантными.
О.С.: Что пробудило ваш интерес к фигуре Стефана Цвейга? Почему вы занялись этим проектом?
М.Ш.: Я прочитала его биографию. Конечно, читала его произведения. Мне очень запали в душу его исторические миниатюры. Я прочитала несколько исследований о войне, о судьбах культурной элиты Европы после нашествия нацизма. О войне и ее ужасах снято очень много фильмов. Но меня заинтересовала судьба тех, кому удалось спастись от Гитлера, кто бежал через океан. Тут возникло много вопросов. Что такое личная безопасность? Возможно ли отстраниться от беды, уехав от нее как можно дальше? Что такое родина? Можно ли забыть ее, отстраниться от нее, восприняв новое место жизни как вторую родину? Цвейг мне показался очень важной, ключевой фигурой для этих размышлений. Он был визионер, много думал о будущем Европы.
О.С.: Можно ли Цвейга назвать космополитом?
М.Ш.: Да, он был космополитом и провидел объединение Европы, которое произошло много лет спустя. Ничто не может быть важнее для поддержания мира, чем активное взаимодействие людей разной национальности, разной веры, культурный, языковый обмены.
О.С.: В самом начале фильма есть очень долгая сцена подготовки банкета в честь приезда Цвейга в Бразилию. На первый взгляд, это уход куда-то в сторону от основного нарратива, в излишнюю детализацию чего-то второстепенного. Но, наверняка, у вас есть четкое обоснование для такого решения?
М.Ш.: Это не второстепенное, не уход в сторону. Это чрезвычайно важный эпизод. Бразилия радушно встречает Цвейга, и он на этом банкете произносит речь – о том, почему вынужден был уехать из родной Австрии, а затем покинуть Лондон, первое место жительства после отъезда. Он благодарит Бразилию и правительство этой страны за теплый прием, за гуманное отношение к беглецам. Он полюбил Бразилию, поменял свое прежнее о ней представление как о стране более низкого уровня, чем страны Европы. И вся долгая церемония банкета в честь писателя, тщательная сервировка стола, украшение его великолепными цветами – это создание визуального образа гостеприимства, которое так глубоко тронуло Цвейга.
О.С.: Да, такое решение задало определенный тон фильму...
М.Ш.: Фильм состоит из пролога, о котором мы только что поговорили, четырех эпизодов и эпилога. Мне захотелось структурировать фильм как последовательность некоторых, избранных реальных моментов жизни Цвейга в эмиграции, как серию предельно достоверных эпизодов, вдохновленных литературной серией миниатюр писателя.
О.С.: Интересно, что вы не прибегаете к очень распространенному приему для фильмов-биографий той эпохи – показу батальных кадров войны и кадров ужасов нацистских лагерей через историческую хронику, через документальные флэшбеки. Война в фильме вербализировала в диалогах героев и размышлениях Цвейга, но никак не визуализирована. Почему?
М.Ш.: Вы и я, как и большинство европейцев и американцев, знают, о чем идет речь. Цвейг неотрывно думал об Австрии, о Европе, о судьбах еврейского народа, о нацизме. Нужны ли картинки? Нужно ли подсказывать зрителю? Я решила, что это не нужно, что это даже тривиально.
О.С.: Вы также не показываете творческий процесс, нет ни одного кадра, где Цвейг бы работал за письменным столом.
М.Ш.: Я сфокусировалась на канве его жизни в изгнании. Его литературное творчество как таковое не было в орбите моего внимания. И вообще это несколько банально – пытаться раскрыть личность писателя путем показа его за письменным столом.
О.С.: В одном из эпизодов вы показываете молодую пару друзей Цвейга, причем они говорят по-русски.
М.Ш.: Это бразильский издатель Цвейга, который женился на русской иммигрантке. Они говорили между собой по-русски, но не с Цвейгом, он по-русски не понимал, хотя русскую литературу очень любил.
О.С.: Трагический финал фильма, то, как вы показываете самоубийство Цвейга и его жены, заставил одного кинокритика даже провести своего рода психоанализ мотивов этого решения. Вы не вдаетесь в подробности, показываете эту трагедию подчеркнуто отстраненно. Почему?
М.Ш.: Причин, по которым человек решает уйти из жизни по своей воле, может быть множество. И я не вправе судить о том, почему ушел из жизни Цвейг. Истинные причины могут быть известны только ему. Мы можем только предполагать. Во-первых, страшное моральное истощение. Во-вторых, осознание того факта, что ему не суждено увидеть освобожденную от нацизма Европу. Он, очевидно, очень сильно переживал за людей, брошенных в пучину войны, насилия, массовых смертей.
О.С.: Можно ли его решение считать проявлением слабости?
М.Ш.: Не думаю, что это слабость. Ощущение безысходности, отчаяния, но не слабость. Он был в общем-то здоров и материально обеспечен. Томас Манн, узнав о самоубийстве Цвейга, пришел в ярость: как он посмел, зачем он это сделал?! Можно было, конечно, добавить исторический факт – примерно в то время Цвейг узнал, что в Рио-де-Жанейро прибыли агенты гестапо. Но тогда объяснение его поступка было бы слишком примитивным.
О.С.: Будучи известной и востребованной актрисой, вы во второй раз самостоятельно поставили фильм как режиссер. Трудно дается эта трансформация?
М.Ш.: Перед тем, как я оказалась перед камерой как актриса, я не раз пробовала свои силы и как сорежиссер, и как монтажер, и как драматург. У меня изрядный опыт и понимание механизма и процесса кинопроизводства. Мой первый фильм «Жираф» я сняла с Дани Леви в 1998-м году, написала много сценариев. Я могу позволить себе роскошь быть по обе стороны камеры.
О.С.: Какие у вас текущие планы?
М.Ш.: Этот год – целиком актерский. Я еду в Англию сниматься в мини-серии, а с июля по декабрь пройдут съемки во втором сезоне сериала «Германия».