На левом, черно-белом экране – Москва 1990 года, люди в метро и на митингах. На правом, цветном экране – Москва 2008 года, езда по запруженным улицам и служба в церкви.
Получасовой видеодиптих режиссера и оператора экспериментального кино Кена Коблэнда (Ken Kobland) называется «Два прыжка подряд» (2 Jumps in a Row). Всю вторую половину декабря и первые три дня января эту движущуюся инсталляцию можно было увидеть в Нью-Йорке, в богемном районе Сохо, в зале под названием The Performing Garage на Вустер-стрит.
Инсталляция стала возможной благодаря поддержке организации CECartslink, оказывающей помощь креативным международным арт-проектам.
Кен Коблэнд родился в Бронксе (Нью-Йорк) в 1946 году. Закончил Юнион-колледж в Скенектади, штат Нью-Йорк. Посещал архитектурную школу Колумбийского университета. С 1975 года занимается производством независимых фильмов, видеопроектов и инсталляций в рамках экспериментального нью-йоркского театра «Вустер груп». Его фильмы и медийные проекты показывались на десятках киновидеофестивалей в разных странах. В 2012 году творчеству Кена Коблэнда была посвящена трехдневная ретроспектива в киноархивном центре Anthology в Нью-Йорке.
С Кеном Коблэндом побеседовал корреспондент Русской службы «Голоса Америки».
Олег Сулькин: Когда вы стали интересоваться Россией?
Кен Коблэнд: В середине 80-х я получил годовой грант и уехал в Берлин. Оттуда я купил билет и отправился в Москву и Ленинград. Во второй раз я туда поехал в 1990-м. Это несколько безумная история. В Советском Союзе началась перестройка. Люди почувствовали вкус к свободе, открылись новые неслыханные возможности. Я договорился с друзьями, что отдаю на пару месяцев свою квартиру в Нью-Йорке в обмен на проживание в их квартире в Москве. Я прожил там сентябрь и октябрь 1990 года. Незабываемые, фантастические впечатления – демонстрации, выставки в Манеже, раскрепощенные люди! И еще раз я приезжал в Россию не так давно в связи с проектом документального фильма о художнике Илье Кабакове.
О.С.: У вас же был еще проект панорамного панно «Манеж»?
К.К.: Да, воспоминания о 1990-м сидят в моей голове очень крепко. То, что я снимал тогда на улицах Москвы, у Манежа, на Пушкинской площади, я использовал в новой инсталляции. Я фактически вел тогда видеодневник в качестве мухи на стене. Снимал везде: в вагонах метро и на эскалаторах, на улицах и бульварах. На Пушкинской площади, где помещалась редакция главной перестроечной газеты «Московские новости», вывешивались на стенды ее свежие номера. Люди толпились, жадно читали и бурно обсуждали политику. Что делать, кто виноват, что происходит в стране. Этот отснятый материал вошел в мой часовой фильм 1994 года Moscow X. Этой буквой X я обозначил загадочную неизвестность, ведь тогда еще было непонятно, куда движется Россия, в каком направлении.
О.С.: Вы использовали в названии инсталляции известное выражение...
К.К.: Да-да, это часть фразы о том, что Хрущев пытался перепрыгнуть пропасть в два прыжка. России не удалось в два прыжка выбраться из прошлого. Мне мои русские друзья много таких интересных фраз приводили, часть из них я включил титрами в диптих. Скажем, замечательные строки поэта Арсения Тарковского: «Когда судьба по следу шла за нами, Как сумасшедший с бритвою в руке..». В этих цитатах столько отточенного русского сарказма, горечи, красоты...
О.С.: Вы изначально снимали 1990 год в черно-белом формате?
К.К.: Нет. Я снимал на видео Hi-8 низкого разрешения. Получилось ужасно, и я все решил перевести в черно-белое изображение. Мое детство выпало на 50-е годы, тогда был очень популярен крупноформатный иллюстрированный черно-белый журнал Life. Мне хотелось, чтобы стилистически все выглядело как в том журнале. Мне кажется, что обесцвечивание придало изображению вневременной характер.
О.С.: Любопытно, что по времени ваша инсталляция совпала с выходом документального фильма Сергея Лозницы «Событие» (The Event), который он смонтировал из черно-белой архивной хроники демонстраций и митингов в Ленинграде 1991 года. Так что вы не одиноки в своей рефлексии. А вот почему вы сталкиваете перестроечное время именно с 2008 годом?
К.К.: Все очень просто: мы в это время снимали в Москве материал для фильма о Кабакове. Моей задачей было передать атмосферу города. Выставочных мест было три-четыре, и приходилось много разъезжать по городу. В моем распоряжении на несколько дней была машина с водителем. И мы проводили долгие часы в пробках. Трафик в Москве ужасающий! Водитель слушал поп-музыку по радио и вел себя как заправский диджей. При первых же аккордах сообщал: вот Bee Gees! Вот Guns N’ Roses! А вот Dire Straits! Он знал звезд намного лучше меня. Меня поразило, как слова западных хитов совпадали с моим ощущением от новой Москвы. Welcome to the Jungle, Money for Nothing, Stayin’ Alive – очень говорящие названия.
О.С.: На экране 2008 года вы монтируете ваши дорожные впечатления попеременно с интерьерами православной церкви во время службы. Какой смысл вы закладываете в такой параллельный монтаж?
К.К.: В Москве меня тогда ошарашил тотальный консьюмеризм. Все на продажу. Огромное количество уличной рекламы. Огромное количество дорогих машин на улицах. Это, так сказать, поклонение одному богу. А другому богу поклоняются в церкви, которая вернулась после десятилетий забвения и угнетения, очень быстро набрала огромную силу и стала одной из главных опор нынешнего режима.
О.С.: Это все вы относите к 2008 году. А в чем, по вашему, смысл сравнения его с 1990-м?
К.К.: В 1990-м затеплилась надежда на революционные изменения в обществе. Люди ждали чего-то нового, правильного, прогрессивного, человечного. Но то, что произошло за почти двадцать лет, можно назвать предательством, поражением. Все пришло к странному сочетанию – тоталитаризм и коммерциализация.
О.С.: Время идет, и все меняется очень быстро. Сегодня упоение западными потребительскими ценностями, на котором вы делаете акцент в своей инсталляции, сменилось чем-то иным. Вы следите за ситуацией в России?
К.К.: Да, конечно, Россия – это же моя страсть. Увы, то, что я вижу сегодня, нагоняет депрессию и тревогу. В годы перестройки рухнула советская иерархия, люди почувствовали вкус свободы. Но потом, постепенно, стали вновь открываться шкафы со старыми комплексами и фобиями. Набирает силу шовинизм. Империя рухнула, но оскорбленное чувство имперскости сейчас, похоже, стало главным настроением общества.
О.С.: Видимо, вам имеет смысл подумать о новой видеоинсталляции, отвечающей новым тенденциям...
К.К.: Вы знаете, я собирался посвятить этот проект памяти Бориса Немцова. Но потом решил, что это будет слишком претенциозно... Не думаю, что я сегодня буду встречен в России столь же радушно, как в прежние годы. Тогда американец с видеокамерой был желанным гостем, сегодня, боюсь, отношение может быть совсем другим.