«Это без сомнения самое важное событие в египетском, если не во всем арабском кино, за очень долгое время», – написал на сайте Slate.com ведущий французский кинокритик Жан-Мишель Фродон о фильме «В последние дни города» (In the Last Days of the City).
27 апреля фильм египетского режиссера-дебютанта Тамера Эль-Саида (Tamer El Said) будет показан в Музее современного искусства в Нью-Йорке (MoMA), а с 4 мая начнет демонстрироваться в кинотеатре Laemmle Theatres в Лос-Анджелесе, после чего прокатная компания Big World Pictures выпустит его на экраны в других городах США. Ранее фильм показывался на Берлинале и был включен в программу ежегодного фестиваля «Новые режиссеры/Новые фильмы», проходящего в Нью-Йорке.
Как сообщается в пресс-релизе, фильм показывался на десятках международных фестивалей и куплен для проката Франции, Великобритании, Германии, Польши, Ливана и других стран. В то же самое время фильм не разрешен цензорами для показа в Египте.
Кадр из фильма. Courtesy photo
Начинающий кинематографист Халид живет в центре Каира и вынужден решать свои серьезные личные проблемы в то время, как город захватывают бурные события кануна революции 2011 года, которую считают частью «Арабской весны». Халида играет актер Халид Абдалла (Khalid Abdalla), известный по фильмам «Рейс Юнайтед 93», «Зеленая зона», «Бегущий за ветром» (The Kite Runner), «Квадрат».
Фильм «В последние дни города» снимался в Каире, Бейруте, Багдаде и Берлине.
Режиссер Тамер Эль-Саид родился в Каире в 1972 году. Изучал киноискусство и журналистику. Преподавал в Киноинституте в Каире. Компания в Дубае, где он работал в качестве продюсера, выпустила 250 документальных фильмов. Основал синематеку в Египте, проводил воркшопы в Лондоне, Чикаго и Берлине.
Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» связался по скайпу с Тамером Эль-Саидом.
О.С.: Тамер, работу над фильмом вы начали в 2009 году. Почему столько времени прошло до выхода его на экраны?
Тамер Эль-Саид: Никакой специальной заминки не было. У каждого фильма своя судьба, свой хронотоп. В моей голове сразу же сложился образ фильма. Его стиль, его видение, его текстура. Но вот как воплотить это сочетание жизненной шероховатости и высокой поэзии? Я полагался на импровизацию, а импровизация требует времени. Да, у нас был сценарий, но он переписывался в процессе съемок.
О.С.: Это ваш дебют как режиссера игрового кино. Так что, может, дело в нехватке опыта?
Т.Э.-С.: Модель производства менялась по ходу работы. Я получал реальный опыт и тут же пускал его в дело. Поскольку все мною делалось впервые, я допустил много ошибок. Еще кое-что важное. Революция в моей стране произошла через шесть недель после того, как мы завершили съемки. Для меня важно, что мы запечатлели отрезок времени до революции, то есть сделали слепок уже ушедшей эры.
О.С.: Насколько это важно? Ведь много всего произошло за эти годы...
Т.Э.-С.: Меня часто спрашивают: ты снял фильм о революции? Я отвечаю: я ищу новый язык для рассказа о важнейших событиях. Это вовсе не политический манифест. Это попытка передать субъективные ощущения о конкретном времени, предшествовавшем революции. Что-то менялось в стране, в людях, шла коренная ломка в душах и умах. Эти процессы для меня интереснее, чем сами события, приведшие к смене власти, о которой уже сняты несколько фильмов. Мне предлагали включить эпизод событий на площади Тахрир (главное место протестов и стычек демонстрантов с властями в центре Каира в январе-феврале 2011 года, что привело к отставке Хосни Мубарака. – О.С.). Наш герой, Халид, живет в Каире, городе, который переживает коллапс. Большой город – тоже своего рода герой фильма, и мне было важно передать его дыхание, его ритмы, его образы.
Кадр из фильма. Courtesy photo
О.С.: То есть вы сочетаете несколько нарративов – образ города, личная жизнь Халида, его политические споры с коллегами из других больших городов арабского мира и, наконец, грядущая революция. Довольно сложную задачу вы поставили перед собой...
Т.Э.-С.: Вы знаете, я не настаиваю на правильности своего видения. Реальный фильм – это то, как его воспринимают зрители. Халид – зеркало, в котором отражается реальность. Как и сам город Каир, который можно анализировать и запечатлевать на разных уровнях. Для меня главный нерв фильма в том, что Халид ищет способы, как ему понять город и проходящие в нем бурные процессы изменений. Его герлфренд уезжает от него, мать тяжело больна, ему надо искать новое жилье, при этом как-то закончить снимаемый им фильм и не считать себя лузером.
О.С.: Правомерно ли сказать, что Халид – это вы, ваш аватар, что вы использовали для его образа автобиографические мотивы?
Т.Э.-С.: Нет, Халид это не я. Я гораздо более активен, чем он. Правда, я снял свою маму в фильме, также как и свою квартиру, но, повторяю, Халид это не мой портрет.
О.С.: Вы использовали известный драматургический прием – фильм в фильме.
Т.Э.-С.: Да, я понимаю, это клише. Но не боюсь этого. В моем фильме много клише. Мне нравится с ними играть. Мой герой немножко загадочен. О нем мало говорится. Он похож на воздушного змея, который парит над улицами Каира и размышляет о происходящем в нем.
О.С.: Халид также замечает признаки разрушения, тлен времени, медленный коллапс старых зданий. В приметах неизбежного величавого старения архитектуры есть неотразимый шарм, как это показал еще Феллини в «Риме».
Т.Э.-С.: Для меня это сравнение большой комплимент. Каир меня сделал, сформировал как человека. Отношения Халида с городом вписываются в антитезу «любовь-ненависть». Я же как режиссер, можно сказать, безоговорочно сдался городу, позволил ему диктовать условия игры, вести меня по сюжету.
О.С.: В одной рецензии я прочитал, что ваш фильм – «реквием городу». Вы согласны с этой оценкой?
Т.Э.-С.: Да, это реквием по определенной эпохе. Своего рода последнее любовное письмо городу.
О.С.: Как публика воспринимает фильм?
Т.Э.-С.: Фильм показывался на множестве фестивалей. И восприятие самое разное. Моя самая большая боль – то, что фильм запрещен для показа в Египте.
О.С.: Почему?
Т.Э.-С.: У меня нет ответа. Он был снят из программы Каирского международного кинофестиваля без объяснения причин. Мы запрашивали цензурные инстанции, но ответа не получили. Я не могу двигаться вперед с другими проектами, пока мой фильм не увидят мои сограждане. Я не собираюсь сдаваться, я привык к вызовам. Считаю своей главной миссией оспаривать официальный нарратив. Задавать вопросы, а не навязывать ответы.