Невероятную одиссею спасения группы львовских евреев в годы Второй мировой войны запечатлела режиссер Агнешка Холланд в кинодраме «В темноте» (In Darkness). Лента, снятая совместно кинематографистами Польши, Германии, Канады и Франции, вошла в финальную пульку номинантов на премию «Оскар» в категории «лучший фильм на иностранном языке». В пятницу 10 февраля компания Sony Pictures Classics выпускает ее в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, после чего она выйдет в других городах США. Будет ли фильм показан в кинопрокате России, пока не сообщается.
Герой фильма поляк Леопольд Соха работает в городском коллекторе Львова, а заодно подворовывает по мелочам. За деньги он соглашается помочь группе евреев спастись от отправки в гетто. Он прячет их под землей, в туннелях канализации. Постепенно, на протяжении долгих месяцев, его отношение к этим несчастным людям меняется...
63-летняя Агнешка Холланд родилась в Польше. В 1971 году окончила режиссерский факультет Пражской киноакадемии. В 1981 году эмигрировала во Францию. Входит в когорту самых именитых женщин-режиссеров мира. Писала сценарии для Кшиштофа Кесьлевского. Дважды номинирована на «Оскар» – за фильмы «Горький урожай» и «Европа, Европа». Делала ТВ-серии для американских телеканалов.
В Нью-Йорке, в отеле Loews Regency на Парк-авеню, состоялась встреча журналистов с Агнешкой Холланд, в которой принял участие корреспондент «Голоса Америки».
Вы приоткрыли крайне трагичную страницу истории Второй мировой войны...
Агнешка Холланд: Вообще-то я собиралась снимать комедию (улыбается). Но никто не хотел финансировать комедию в моем исполнении.
Как вы решали, где снимать натуру?
А.Х.: Сначала мы хотели снимать во Львове. Но это оказалось невозможным из-за дороговизны. Так что съемки прошли в Германии.
Неужели съемочные услуги в Украине дороже, чем в Германии?
А.Х.: Тамошнюю экономику ведь нельзя считать полноценно рыночной, не так ли? Я вспоминаю, как в начале 90-х приехала на фестиваль в Россию и жила в типичном советском отеле, где бдительные администраторши надзирали за постояльцами на каждом этаже. Началась перестройка, и на этажах стали продавать водку, причем втридорога, нет, в десять раз дороже, чем в магазинчике в холле отеля. Никто ее на этажах не покупал, естественно. Я посоветовала: продавайте ее в два раза дороже, не в десять, и торговля пойдет. Но они мне не поверили. Примерно так и в Украине сегодня. Мы, конечно, побывали во Львове, спускались в коллектор. Мы осматривали канализационные системы во многих городах Польши и Германии. Должна сказать, что во Львове эта система худшая из всех нами увиденных.
Вы теперь эксперт по канализациям...
А.Х.: Если кто захочет снимать документальный фильм о канализационных системах, могу дать подробную консультацию. Но есть эксперты искушенней меня. Один парень снимает все канализации мира и ставит отснятый материал на свой сайт. Я пользовалась его сайтом. Самая впечатляющая канализационная сеть в Монреале. Очень красиво! Похоже на какие-то сказочные пещеры со сталактитами.
Нельзя не вспомнить ранний фильм Анджея Вайды «Канал». Он как-то на вас повлиял?
А.Х.: Конечно. Вайда был моим учителем и продюсером. Долгое время я была частью его съемочной группы, когда работала в Польше. Он мой друг, я ему писала сценарии. «Канал» смотрели в Польше все. Соревноваться с «Каналом» я не осмелилась. Я снимала свое кино, свое видение истории. Вайда очень доброжелательно отнесся к моему фильму, оценив его даже выше «Канала», что, конечно, не так.
Ваши персонажи говорят на разных языках – польском, идише, украинском, русском, немецком. Они разные и по своим качествам. Хорошие люди вперемежку с плохими. Иногда даже трудно сказать, хороший тот или иной персонаж или нет. Главный герой вроде бы пособник нацистов, а помогает евреям...
А.Х.: ...А торговка на рынке, украинка по национальности, сочувственно говорит о казненных нацистами людях. Да, мне было важно показать, что люди были разные, что нельзя всех мазать одной краской. Нельзя говорить, например, что все украинцы были полицаями. Это неправда. Что касается языков, использованных в фильме, то нам пришлось открыть что-то вроде лингвистической школы. Польские актеры учили идиш, немецкие – польский. Польский актер Роберт Вечкевич, играющий Леопольда Соху, освоил диалект польского языка, который сегодня уже вышел из употребления.
Очевидная трудность съемки под землей, в туннелях, – скудость освещения. Как вы выходили из положения?
А.Х.: Мой оператор Иоланта Дылевска – подлинный мастер. Поначалу мы с ней решили снимать при достаточно ярком свете, а потом в лаборатории «приглушить» его. Но в этом случае актерам пришлось бы только делать вид, что они в темноте, а это создало бы фальшь. И мы пришли к выводу: будем снимать камерой RED с помощью дополнительных источников света типа фонариков. Мне не хотелось, чтобы туннели выглядели театрально и празднично, в таком изысканном контрастном свете, как в фильме «Третий человек». Актеры должны были ощутить на себе, как жить долгие месяцы почти в кромешной тьме.
Нельзя не обратить внимания на откровенные эротические сцены. Обычно в фильмах о мытарствах жертв Холокоста их не увидишь.
А.Х.: Я читала воспоминания одного из лидеров восстания варшавского гетто, где он особо подчеркивает: жизнь на краю гибели странным образом пробуждала сексуальные инстинкты. Я хотела сломать стереотип в изображении узников гетто как безликих, бесполых, ангелоподобных существ. Они были людьми из плоти и крови, любили, ревновали, возжелали, ссорились, занимались сексом. Это все правда. Всю свою жизнь я шла к этому фильму. Я разговаривала, наверное, с тысячью бывших узников. Во мне есть еврейская кровь, о чем я узнала от матери, когда мне было шесть лет. От своих родственников я была наслышана об ужасах войны и лагерей. После фильма «Европа, Европа» много ездила по миру. Ко мне подходили после просмотров уцелевшие жертвы Холокоста и говорили: ваше кино про нас, про моего брата, про мою сестру. Это было двадцать лет назад. Сегодня их гораздо меньше, этих людей.
«Европа, Европа» – фильм очень эксцентричный и бравурный, на грани фарса, одна сцена танца Гитлера и Сталина чего стоит. Здесь, в новой работе, ваша манера повествования строга и академична. Почему?
А.Х.: Мой стиль зависит от материала, от истории, которую предстоит рассказать. «Европа, Европа» с самого начала задумывалась как философская притча вроде «Кандида» Вольтера или современный комикс, поверхностный и в то же время эпичный. Здесь все другое, и материал, и герои, и фабула. Поэтому и весь набор приемов отличается.
Религиозный ракурс очень отчетлив. В драматичный момент перед спасением евреи молятся под землей, в туннеле. Одновременно, в соборе, расположенном над коллектором, молятся католики-поляки. Очень символичный эпизод. Вы думаете, они молились одному богу или разным?
А.Х.: Моя нянька, неграмотная польская крестьянка, поведала мне, тогда ребенку, как большой секрет, что Иисус был евреем. Мы всегда молимся одному богу, только не отдаем в этом отчет. Но слышит ли наши молитвы всевышний, у меня глубокие сомнения.
Что вы теперь собираетесь снимать?
А.Х.: Телевизионную минисерию для чешского филиала HBO о Праге 1968-69 годов. Это годы моей юности, когда я училась в Праге. Не самая приятная история.