Автор «Аз и я» о судьбах мультикультурализма
«Неудобный интеллектуал», – так охарактеризовал представителя Казахстана в ЮНЕСКО Олжаса Сулейменова профессор Питер Ролберг.
«Я благодарен вам за то, что открыть эту серию встреч с казахской культурой вы доверили мне», – сказал в ответ прославленный писатель.
Место действия: столица США, Университет имени Джорджа Вашингтона. Тема конференции – организованной университетом при участии посольства Республики Казахстан: «Традиции и инновации в казахской культуре».
На стенде – три фотопортрета: Абай, Мухтар Ауэзов и Олжас Сулейменов.
Создатель «Көзімнің қарасы» («Ты – зрачок глаз моих») и горьких философских назиданий.
Романист, в одноименной эпопее воссоздавший жизненный путь поэта.
И – почетный гость конференции.
Все трое, по словам Питера Ролберга, – любимые народом, но очень неудобные писатели: каждый – в свою историческую эпоху.
Чем же оказался неудобен пишущий по-русски молодой казахский литератор, в 59-м воспевший целинников («Приезжайте, ребята! / Мы ждем»), а в 60-м – полет Гагарина («Земля, поклонись человеку!»?
… «Аз и я» – так называлась эта попытка поэта оспорить официальную трактовку… средневекового литературного памятника. Но год на дворе был 75-й, а памятником было «Слово о полку Игореве». И политическая злободневность спора от предполагаемой хронологической дистанции не уменьшалась. Скорее – даже увеличивалась: корни.
В их-то трактовке и разошелся казахский советский поэт с идеологическим руководством страны. «Слово о полку Игореве» было написано для двуязычного (славяно-тюркского – А.П.) читателя двуязычным автором, – утверждает Сулейменов. – Допустим, русским, который владел и тюркскими языками». (Читать «Слово» мне помогало природное двуязычие», – писал он в предисловии к первому изданию «Аз и я».)
«Слово» – неожиданно», – признавался поэт-исследователь, восхищавшийся мастерством неизвестного творца «Слова». Неожиданной для него оказалась и реакция научного истеблишмента семидесятых. Впрочем, не столько научного, сколько…
«Яростно антирусская книга», – так охарактеризовал «Аз и я» директор Института археологии АН СССР академик Рыбаков. «Грех патриотизма» в книге О. Сулейменова… представлен как самый смертный грех», – утверждал филолог Селезнев. «Точка в круге, из которой вырастает репей», – негодовал историк Кузьмин.
… «А в одной из республик на черном рынке за «Аз и я» предлагали автомобиль», – рассказал Олжас Сулейменов участникам конференции в Университете имени Джорджа Вашингтона.
Крупномасштабная идеологическая кампания в 75-76-м все-таки не состоялась. Что сыграло тут решающую роль – заступничество Кунаева, примирительная позиция Брежнева, слабеющее влияние Суслова или иные обстоятельства – об этом, вероятно, когда-нибудь напишут историки. А поводов для размышлений о сущности национализма и о стоящей перед многоцветьем национальных культур общей задаче – вместе выжить на маленькой планете – у поэта и основателя движения «Невада-Семипалатинск» немало и сегодня.
В перерыве конференции с Олжасом Сулейменовым побеседовал корреспондент Русской службы «Голоса Америки». Не отказавший себе в удовольствии начать разговор с вопроса о тех далеких годах, когда на московских интеллигентских кухнях яростно спорили о попытке казахского писателя бросить вызов советскому историческому официозу…
Алексей Пименов: Олжас Омарович, не мне напоминать вам о том, что ваша книга вызвала грандиозный скандал и вместе с тем поставила очень важные проблемы перед интеллигенцией всего Советского Союза. Что воодушевляло вас, когда вы ее писали?
Олжас Сулейменов: Возможность сказать правду. Я прочитал очень много литературы о «Слове» и увидел, как из книги в книгу повторяются ошибки основоположников-славистов. Мне захотелось внести коррективы в сложившееся учение о «Слове» – что я и попытался сделать. Но не всем это понравилось. И в академических кругах книга вызвала… соответствующую реакцию. Кстати, скоро выйдет новое издание… Для которого меня попросили написать новое предисловие. Я добавил его к тому предисловию, что было в первом издании, и рассказал о том, что тогда случилось.
А.П.: Общеизвестно и другое: у вас было много друзей среди русских писателей. Помню, как еще школьником я читал стихотворение Андрея Вознесенского о вашей машине («Двадцать метров полета, пара переворотов»). В котором – если использовать сегодняшнюю терминологию – поэт попытался по-своему выразить столь присущий вам мультикультурализм. Вот я и хочу вас спросить: почему сегодня говорят о кризисе мультикультурализма?
О.С.: Это началось после развала Советского Союза… Нанесшего удар по самой концепции мультикультурализма.
А.П.: Даже в мировом масштабе?
О.С.: Да. С трудом создавалась эта модель. Через большие жертвы прошли народы, создавая ее, эту модель – где все народы равны, все национальности. Где никакая национальность не выделяется. Даже великая русская национальность. Не просто было это сделать. И эта модель – подчеркиваю, именно модель – разрушилась. Не по своей вине: сама себя она едва ли могла бы разрушить. И, естественно, началась цепная реакция развалов многонациональных государств. Национальности не успевали создать нации. Пример тому – грузинская нация, расколовшаяся на три части. Такие же процессы коснулись и других республик – не будем перечислять все… Практически никто этого не избежал. Кроме – слава Богу! – Казахстана.
А.П.: В чем, на ваш взгляд, преимущество Казахстана?
О.С.: Может быть, в том, что мы более мультикультурны, чем все остальные. Кроме России, конечно. Россия и Казахстан – у нас эта модель сохраняется. Взаимозависимость наших народов способствует созданию нашей – казахстанской – нации. Как государственной единицы. И сейчас, когда мы говорим о сближении культур, казахстанский опыт, безусловно, должен быть принят во внимание. В наше время этот опыт имеет особую ценность.
А.П.: Когда-то Евгений Евтушенко сказал, что «поэт в России – больше, чем поэт». Если рассуждать в масштабах не только России, но всей постсоветской Евразии, то сохраняет ли эта идея свою силу сегодня?
О.С.: Конечно. Поэт – явление общественное. Просто в силу природы творчества. Поэт говорит с народом – причем говорит он не только о себе, но и о народе, о других людях. В самом деле, что было бы, если бы поэты говорили только о своих проблемах? Поэтому и люди – невольно – обращаются к поэту за помощью. Обращаются за советом. И даже если не обращаются, он сам хочет посоветовать. Такова природа творчества, такова профессия. Я и сам это чувствую на себе. И занимаюсь тем, что нужно этому обществу. И не только этому…
А.П.: Скажем, историей?
О.С.: Да, причем не только историей казахов. Потому что узнать нашу национальную историю можно, только прикоснувшись к общей истории. Национальную историю нельзя разглядывать лишь под микроскопом. Универсум с помощью микроскопа не рассмотришь.
«Я благодарен вам за то, что открыть эту серию встреч с казахской культурой вы доверили мне», – сказал в ответ прославленный писатель.
Место действия: столица США, Университет имени Джорджа Вашингтона. Тема конференции – организованной университетом при участии посольства Республики Казахстан: «Традиции и инновации в казахской культуре».
На стенде – три фотопортрета: Абай, Мухтар Ауэзов и Олжас Сулейменов.
Создатель «Көзімнің қарасы» («Ты – зрачок глаз моих») и горьких философских назиданий.
Романист, в одноименной эпопее воссоздавший жизненный путь поэта.
И – почетный гость конференции.
Все трое, по словам Питера Ролберга, – любимые народом, но очень неудобные писатели: каждый – в свою историческую эпоху.
Чем же оказался неудобен пишущий по-русски молодой казахский литератор, в 59-м воспевший целинников («Приезжайте, ребята! / Мы ждем»), а в 60-м – полет Гагарина («Земля, поклонись человеку!»?
… «Аз и я» – так называлась эта попытка поэта оспорить официальную трактовку… средневекового литературного памятника. Но год на дворе был 75-й, а памятником было «Слово о полку Игореве». И политическая злободневность спора от предполагаемой хронологической дистанции не уменьшалась. Скорее – даже увеличивалась: корни.
В их-то трактовке и разошелся казахский советский поэт с идеологическим руководством страны. «Слово о полку Игореве» было написано для двуязычного (славяно-тюркского – А.П.) читателя двуязычным автором, – утверждает Сулейменов. – Допустим, русским, который владел и тюркскими языками». (Читать «Слово» мне помогало природное двуязычие», – писал он в предисловии к первому изданию «Аз и я».)
«Слово» – неожиданно», – признавался поэт-исследователь, восхищавшийся мастерством неизвестного творца «Слова». Неожиданной для него оказалась и реакция научного истеблишмента семидесятых. Впрочем, не столько научного, сколько…
«Яростно антирусская книга», – так охарактеризовал «Аз и я» директор Института археологии АН СССР академик Рыбаков. «Грех патриотизма» в книге О. Сулейменова… представлен как самый смертный грех», – утверждал филолог Селезнев. «Точка в круге, из которой вырастает репей», – негодовал историк Кузьмин.
… «А в одной из республик на черном рынке за «Аз и я» предлагали автомобиль», – рассказал Олжас Сулейменов участникам конференции в Университете имени Джорджа Вашингтона.
Крупномасштабная идеологическая кампания в 75-76-м все-таки не состоялась. Что сыграло тут решающую роль – заступничество Кунаева, примирительная позиция Брежнева, слабеющее влияние Суслова или иные обстоятельства – об этом, вероятно, когда-нибудь напишут историки. А поводов для размышлений о сущности национализма и о стоящей перед многоцветьем национальных культур общей задаче – вместе выжить на маленькой планете – у поэта и основателя движения «Невада-Семипалатинск» немало и сегодня.
В перерыве конференции с Олжасом Сулейменовым побеседовал корреспондент Русской службы «Голоса Америки». Не отказавший себе в удовольствии начать разговор с вопроса о тех далеких годах, когда на московских интеллигентских кухнях яростно спорили о попытке казахского писателя бросить вызов советскому историческому официозу…
Алексей Пименов: Олжас Омарович, не мне напоминать вам о том, что ваша книга вызвала грандиозный скандал и вместе с тем поставила очень важные проблемы перед интеллигенцией всего Советского Союза. Что воодушевляло вас, когда вы ее писали?
Олжас Сулейменов: Возможность сказать правду. Я прочитал очень много литературы о «Слове» и увидел, как из книги в книгу повторяются ошибки основоположников-славистов. Мне захотелось внести коррективы в сложившееся учение о «Слове» – что я и попытался сделать. Но не всем это понравилось. И в академических кругах книга вызвала… соответствующую реакцию. Кстати, скоро выйдет новое издание… Для которого меня попросили написать новое предисловие. Я добавил его к тому предисловию, что было в первом издании, и рассказал о том, что тогда случилось.
А.П.: Общеизвестно и другое: у вас было много друзей среди русских писателей. Помню, как еще школьником я читал стихотворение Андрея Вознесенского о вашей машине («Двадцать метров полета, пара переворотов»). В котором – если использовать сегодняшнюю терминологию – поэт попытался по-своему выразить столь присущий вам мультикультурализм. Вот я и хочу вас спросить: почему сегодня говорят о кризисе мультикультурализма?
О.С.: Это началось после развала Советского Союза… Нанесшего удар по самой концепции мультикультурализма.
А.П.: Даже в мировом масштабе?
О.С.: Да. С трудом создавалась эта модель. Через большие жертвы прошли народы, создавая ее, эту модель – где все народы равны, все национальности. Где никакая национальность не выделяется. Даже великая русская национальность. Не просто было это сделать. И эта модель – подчеркиваю, именно модель – разрушилась. Не по своей вине: сама себя она едва ли могла бы разрушить. И, естественно, началась цепная реакция развалов многонациональных государств. Национальности не успевали создать нации. Пример тому – грузинская нация, расколовшаяся на три части. Такие же процессы коснулись и других республик – не будем перечислять все… Практически никто этого не избежал. Кроме – слава Богу! – Казахстана.
А.П.: В чем, на ваш взгляд, преимущество Казахстана?
О.С.: Может быть, в том, что мы более мультикультурны, чем все остальные. Кроме России, конечно. Россия и Казахстан – у нас эта модель сохраняется. Взаимозависимость наших народов способствует созданию нашей – казахстанской – нации. Как государственной единицы. И сейчас, когда мы говорим о сближении культур, казахстанский опыт, безусловно, должен быть принят во внимание. В наше время этот опыт имеет особую ценность.
А.П.: Когда-то Евгений Евтушенко сказал, что «поэт в России – больше, чем поэт». Если рассуждать в масштабах не только России, но всей постсоветской Евразии, то сохраняет ли эта идея свою силу сегодня?
О.С.: Конечно. Поэт – явление общественное. Просто в силу природы творчества. Поэт говорит с народом – причем говорит он не только о себе, но и о народе, о других людях. В самом деле, что было бы, если бы поэты говорили только о своих проблемах? Поэтому и люди – невольно – обращаются к поэту за помощью. Обращаются за советом. И даже если не обращаются, он сам хочет посоветовать. Такова природа творчества, такова профессия. Я и сам это чувствую на себе. И занимаюсь тем, что нужно этому обществу. И не только этому…
А.П.: Скажем, историей?
О.С.: Да, причем не только историей казахов. Потому что узнать нашу национальную историю можно, только прикоснувшись к общей истории. Национальную историю нельзя разглядывать лишь под микроскопом. Универсум с помощью микроскопа не рассмотришь.