Политолог Нина Хрущева об украинском кризисе и будущем России
Нина Хрущева – эксперт по международным отношениям, профессор Университета Нью-Скул (The New School) в Нью-Йорке. Она родилась и выросла в СССР. Окончила филологический факультет МГУ. Продолжила учебу в США, где закончила докторантуру Принстонского университета. Много пишет по проблемам международной политики и литературы, специалист по творчеству Владимира Набокова. Является членом Совета по международным отношениям, одного из самых влиятельных научно-исследовательских политических институтов в США.
Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» побеседовал с профессором Ниной Хрущевой по телефону.
Олег Сулькин: Нина, хотел бы вначале прояснить – Никита Сергеевич Хрущев вам кто, дед или прадед? А то встречаются в прессе разные версии...
Нина Хрущева: По крови он – прадед, по отношению – дед. Моя мама была его внучкой, но когда его сын Леонид, то есть отец моей мамы, погиб в 1943 году, Никита Сергеевич ее удочерил.
О.С.: Многие считают, что именно Никита Сергеевич подложил мину замедленного действия, передав Крым Украине. Вы с этим утверждением согласны?
Н.Х.: Нет. Во-первых, если оценивать СССР с точки зрения права, мы можем смело зачеркнуть все три четверти века советской власти. Во-вторых, это была одна страна, рассоединения республик никто, включая Хрущева, представить себе не мог, и передача (Крыма) Украине носила сугубо технический характер. Если уж к кому-то предъявлять претензии, то давайте их предъявим Борису Ельцину, который в 1991 году не забрал Крым у Украины.
О.С.: Почти весь мир считает нынешний переход Крыма под российскую юрисдикцию аннексией. Российское руководство с этой оценкой не согласно, считая эту акцию восстановлением исторической справедливости. Ваша точка зрения?
Н.Х.: Возможно, большинство крымчан и хотели стать частью России. Но говорить о свободном выборе под дулами танков невозможно. Нельзя это было делать таким образом. Закончили Олимпиаду в Сочи и решили, в явном головокружении от успехов, – возьмем себе и эту победу. Путин сравнивает крымскую ситуацию с Косово. Можно такие параллели, наверное, проводить. Но следовало тогда получить одобрение ООН, международного сообщества, а не врываться, как насильник, в дом к девушке, и говорить при этом «я вас люблю». Есть международные нормы, которые Россия до недавнего времени признавала.
О.С.: Россия аргументирует свою правоту тем, что, будучи сверхдержавой, имеет моральное право, как и Америка, отстаивать свои национальные интересы. То есть мысль такая: двум сверхдержавам позволительно больше, чем всем остальным странам. Вы считаете такую мотивацию оправданной, хотя бы отчасти?
Н.Х.: Нет, считаю абсолютно неоправданной. Если кто-то вел себя плохо в прошлом, это не значит, что нужно себя вести плохо сейчас. Поведение одного президента не дает другому президенту право вести себя нелегитимно. Политика Владимира Путина направлена на восстановление паритета между США и Россией, который существовал в годы «холодной войны». Можно вспомнить аргументацию Никиты Сергеевича во время Карибского кризиса: почему, если у вас ракеты в Турции, у нас не могут быть ракеты на Кубе? Никита Сергеевич «вышел из Сталина», и мир тогда был разделен на два враждующих лагеря. Путин явно обижен, что сегодня ситуация совсем другая.
О.С.: Дополнительную щепотку соли к этим обидам добавил недавно Барак Обама, назвавший Россию «региональной державой»...
Н.Х.: Обама правильно сказал. Россия продает сырье и оружие, и ведет себя подобно стране-изгою. Путин действует как дворовый забияка, как пахан, то есть совершенно нелегитимно. С другой стороны, действия России в отношении Украины вызвали такую мощную дестабилизацию в Европе, какую «региональной державе» создать явно было бы не по силам.
О.С.: К объявленным США и Европой санкциям в отношении России многие относятся скептически. Мол, они слабоваты и потому не эффективны. И апеллируют тем, что в прошлом санкции не приводили к искомому результату.
Н.Х.: Почему же? На Иран они повлияли, пусть это и заняло много лет. Думаю, что уже на этом этапе санкций они влияют на поведение российских властей.
О.С.: Тем не менее, наблюдатели продолжают считать угрозу вторжения российских войск в восточные и южные области Украины значительной. Вы полагаете, этого не произойдет?
Н.Х.: Путин не может просто так уйти. Он долго будет все это разматывать. Он получил что хотел, а запугивание – это такая тактика. Путин уже почти изгой, но пока с ним на Западе разговаривают. По моим ощущениям, совсем изгоем типа Ахмадинежада он становиться не хочет.
О.С.: Слышал такое мнение: пройдет время, все успокоится, с захватом Крыма Запад смирится, и Путина вновь примут в клуб мировых лидеров.
Н.Х.: Насчет клуба не знаю. Но Запад будет с Путиным считаться, потому что никто не знает, что он в следующую минуту выкинет. Путин хочет быть героем своего народа. Если же он развяжет войну и начнется кровопролитие, героем своего народа он не станет. Путин держит войска на границе с Украиной не только для устрашения. Полагаю, сейчас больше оснований беспокоиться за Приднестровье, чем за Украину. Путин готов воспользоваться любой новой возможностью, если она ему представится. Отсюда и неослабевающее ощущение напряженности.
О.С.: Это ощущение нагнетается и российской пропагандой. Смотрите, сколько шума наделала одна фраза Дмитрия Киселева про радиактивный пепел, в который Россия может превратить Америку...
Н.Х.: Помните, когда-то Жириновский пообещал, что российские солдаты будут мыть сапоги в Индийском океане. Это все чистая риторика, понимаете? Сейчас идет информационная война. Примерно в хрущевской традиции «мы вам покажем кузькину мать». Но вот что интересно: наступает критический момент, а «кузькину мать» никто не показывает.
О.С.: «Кузькину мать», похоже, показывают внутри страны всем оппозиционерам, всем несогласным с политикой Кремля. Как считают наблюдатели, закручивание гаек и наступление на демократические свободы постепенно превращает Россию в тоталитарную страну по Оруэллу.
Н.Х.: Да мы никогда из Оруэлла не выходили. То есть мы не возвращаемся к эпохе застоя, к Брежневу, потому что мы оттуда так полностью и не вышли, все ходим по кругу. Насчет Сталина не знаю, хотя у Путина есть сталинские замашки. Но про Путина люди знают куда больше, чем знали про Сталина. И это несколько сдерживает народную любовь. К тому же строить ГУЛАГи очень дорого. Впрочем, часть из них никогда не закрывали. Вот Надежда Толоконникова сидела в том же лагере, что и моя бабушка не по хрущевской линии. И Светлана Бахмина в том же лагере сидела, и Абрам Терц. Если мы Путину позволим двигаться в этом направлении, то стыд и позор России. Раз мы, уже не в первый раз в истории, позволяем царю делать с нами, что он хочет, то тогда мы и вправду быдло. Вот уже какой век катится гоголевское колесо, и никто не знает куда.
О.С.: И все-таки вопрос: что будет происходить с Россией дальше? В частности, сработают ли санкции Запада?
Н.Х.: Они могут сработать, если закроют все везде и для всех. Не только Тимченко и Ротенбергу, но всем жителям России. 25 лет ездили по миру, а теперь вот не будем. Все станут невыездными. Крымская речь Путина – это речь диктатора. Диктатор выбирает себе врагов в лице «национал-предателей» и «пятой колонны», чтобы потом, на основе этих формул, врагов изничтожать. И если Россия после этого будет продолжать любить Путина и не поднимется волна народного протеста, значит, ничего лучшего мы не заслуживаем. Значит, мы будем сидеть на наших одиннадцати часовых поясах и подавимся своим величием.
О.С.: Вы часто говорите «мы», имея в виду вашу сопричастность с судьбой России, русских людей, хотя живете в Нью-Йорке. Кем вы себя считаете – русской или русской американкой?
Н.Х.: Я русская, а не русская американка. Когда я приехала в Америку в 1991 году, мне казалось, что делать выбор не нужно. Ведь англичане и другие неамериканцы живут в Америке, и никто у них не спрашивает, как они себя здесь ощущают. Одновременно я считаю себя нью-йоркцем, частью американской культуры. Так что можете называть меня безродным космополитом, я буду этим гордиться. Слышала про грядущие ужесточения относительно двойного гражданства. Как ужасно со стороны Владимира Путина заставлять меня этот выбор делать. Ну а как же Тимченко и все остальные? Думаю, когда они решат проблемы «своих», обладающих двойным гражданством, тогда возьмутся за нас и нам будет плохо. Но к тому моменту Путина может постигнуть судьба Лаврентия Берия, и нам не будет необходимости обо всем этом волноваться.
О.С.: Если вы у вас была возможность задать один вопрос Владимиру Путину, о чем бы вы его спросили?
Н.Х.: Вы провели большую часть жизни в Европе, восточной, но Европе. Хорошо говорите по-немецки. Когда вы пришли во власть на рубеже веков, то заявили, что мы с Западом одна цивилизация. Что с вами произошло, почему вы так изменились? Может, действительно, итальянские архитекторы, построившие нам стены Кремля, туда подмешали яд Медичи или Борджиа?
Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» побеседовал с профессором Ниной Хрущевой по телефону.
Олег Сулькин: Нина, хотел бы вначале прояснить – Никита Сергеевич Хрущев вам кто, дед или прадед? А то встречаются в прессе разные версии...
Нина Хрущева: По крови он – прадед, по отношению – дед. Моя мама была его внучкой, но когда его сын Леонид, то есть отец моей мамы, погиб в 1943 году, Никита Сергеевич ее удочерил.
О.С.: Многие считают, что именно Никита Сергеевич подложил мину замедленного действия, передав Крым Украине. Вы с этим утверждением согласны?
Н.Х.: Нет. Во-первых, если оценивать СССР с точки зрения права, мы можем смело зачеркнуть все три четверти века советской власти. Во-вторых, это была одна страна, рассоединения республик никто, включая Хрущева, представить себе не мог, и передача (Крыма) Украине носила сугубо технический характер. Если уж к кому-то предъявлять претензии, то давайте их предъявим Борису Ельцину, который в 1991 году не забрал Крым у Украины.
О.С.: Почти весь мир считает нынешний переход Крыма под российскую юрисдикцию аннексией. Российское руководство с этой оценкой не согласно, считая эту акцию восстановлением исторической справедливости. Ваша точка зрения?
Н.Х.: Возможно, большинство крымчан и хотели стать частью России. Но говорить о свободном выборе под дулами танков невозможно. Нельзя это было делать таким образом. Закончили Олимпиаду в Сочи и решили, в явном головокружении от успехов, – возьмем себе и эту победу. Путин сравнивает крымскую ситуацию с Косово. Можно такие параллели, наверное, проводить. Но следовало тогда получить одобрение ООН, международного сообщества, а не врываться, как насильник, в дом к девушке, и говорить при этом «я вас люблю». Есть международные нормы, которые Россия до недавнего времени признавала.
О.С.: Россия аргументирует свою правоту тем, что, будучи сверхдержавой, имеет моральное право, как и Америка, отстаивать свои национальные интересы. То есть мысль такая: двум сверхдержавам позволительно больше, чем всем остальным странам. Вы считаете такую мотивацию оправданной, хотя бы отчасти?
Н.Х.: Нет, считаю абсолютно неоправданной. Если кто-то вел себя плохо в прошлом, это не значит, что нужно себя вести плохо сейчас. Поведение одного президента не дает другому президенту право вести себя нелегитимно. Политика Владимира Путина направлена на восстановление паритета между США и Россией, который существовал в годы «холодной войны». Можно вспомнить аргументацию Никиты Сергеевича во время Карибского кризиса: почему, если у вас ракеты в Турции, у нас не могут быть ракеты на Кубе? Никита Сергеевич «вышел из Сталина», и мир тогда был разделен на два враждующих лагеря. Путин явно обижен, что сегодня ситуация совсем другая.
О.С.: Дополнительную щепотку соли к этим обидам добавил недавно Барак Обама, назвавший Россию «региональной державой»...
Н.Х.: Обама правильно сказал. Россия продает сырье и оружие, и ведет себя подобно стране-изгою. Путин действует как дворовый забияка, как пахан, то есть совершенно нелегитимно. С другой стороны, действия России в отношении Украины вызвали такую мощную дестабилизацию в Европе, какую «региональной державе» создать явно было бы не по силам.
О.С.: К объявленным США и Европой санкциям в отношении России многие относятся скептически. Мол, они слабоваты и потому не эффективны. И апеллируют тем, что в прошлом санкции не приводили к искомому результату.
Н.Х.: Почему же? На Иран они повлияли, пусть это и заняло много лет. Думаю, что уже на этом этапе санкций они влияют на поведение российских властей.
О.С.: Тем не менее, наблюдатели продолжают считать угрозу вторжения российских войск в восточные и южные области Украины значительной. Вы полагаете, этого не произойдет?
Н.Х.: Путин не может просто так уйти. Он долго будет все это разматывать. Он получил что хотел, а запугивание – это такая тактика. Путин уже почти изгой, но пока с ним на Западе разговаривают. По моим ощущениям, совсем изгоем типа Ахмадинежада он становиться не хочет.
О.С.: Слышал такое мнение: пройдет время, все успокоится, с захватом Крыма Запад смирится, и Путина вновь примут в клуб мировых лидеров.
Н.Х.: Насчет клуба не знаю. Но Запад будет с Путиным считаться, потому что никто не знает, что он в следующую минуту выкинет. Путин хочет быть героем своего народа. Если же он развяжет войну и начнется кровопролитие, героем своего народа он не станет. Путин держит войска на границе с Украиной не только для устрашения. Полагаю, сейчас больше оснований беспокоиться за Приднестровье, чем за Украину. Путин готов воспользоваться любой новой возможностью, если она ему представится. Отсюда и неослабевающее ощущение напряженности.
О.С.: Это ощущение нагнетается и российской пропагандой. Смотрите, сколько шума наделала одна фраза Дмитрия Киселева про радиактивный пепел, в который Россия может превратить Америку...
Н.Х.: Помните, когда-то Жириновский пообещал, что российские солдаты будут мыть сапоги в Индийском океане. Это все чистая риторика, понимаете? Сейчас идет информационная война. Примерно в хрущевской традиции «мы вам покажем кузькину мать». Но вот что интересно: наступает критический момент, а «кузькину мать» никто не показывает.
О.С.: «Кузькину мать», похоже, показывают внутри страны всем оппозиционерам, всем несогласным с политикой Кремля. Как считают наблюдатели, закручивание гаек и наступление на демократические свободы постепенно превращает Россию в тоталитарную страну по Оруэллу.
Н.Х.: Да мы никогда из Оруэлла не выходили. То есть мы не возвращаемся к эпохе застоя, к Брежневу, потому что мы оттуда так полностью и не вышли, все ходим по кругу. Насчет Сталина не знаю, хотя у Путина есть сталинские замашки. Но про Путина люди знают куда больше, чем знали про Сталина. И это несколько сдерживает народную любовь. К тому же строить ГУЛАГи очень дорого. Впрочем, часть из них никогда не закрывали. Вот Надежда Толоконникова сидела в том же лагере, что и моя бабушка не по хрущевской линии. И Светлана Бахмина в том же лагере сидела, и Абрам Терц. Если мы Путину позволим двигаться в этом направлении, то стыд и позор России. Раз мы, уже не в первый раз в истории, позволяем царю делать с нами, что он хочет, то тогда мы и вправду быдло. Вот уже какой век катится гоголевское колесо, и никто не знает куда.
О.С.: И все-таки вопрос: что будет происходить с Россией дальше? В частности, сработают ли санкции Запада?
Н.Х.: Они могут сработать, если закроют все везде и для всех. Не только Тимченко и Ротенбергу, но всем жителям России. 25 лет ездили по миру, а теперь вот не будем. Все станут невыездными. Крымская речь Путина – это речь диктатора. Диктатор выбирает себе врагов в лице «национал-предателей» и «пятой колонны», чтобы потом, на основе этих формул, врагов изничтожать. И если Россия после этого будет продолжать любить Путина и не поднимется волна народного протеста, значит, ничего лучшего мы не заслуживаем. Значит, мы будем сидеть на наших одиннадцати часовых поясах и подавимся своим величием.
О.С.: Вы часто говорите «мы», имея в виду вашу сопричастность с судьбой России, русских людей, хотя живете в Нью-Йорке. Кем вы себя считаете – русской или русской американкой?
Н.Х.: Я русская, а не русская американка. Когда я приехала в Америку в 1991 году, мне казалось, что делать выбор не нужно. Ведь англичане и другие неамериканцы живут в Америке, и никто у них не спрашивает, как они себя здесь ощущают. Одновременно я считаю себя нью-йоркцем, частью американской культуры. Так что можете называть меня безродным космополитом, я буду этим гордиться. Слышала про грядущие ужесточения относительно двойного гражданства. Как ужасно со стороны Владимира Путина заставлять меня этот выбор делать. Ну а как же Тимченко и все остальные? Думаю, когда они решат проблемы «своих», обладающих двойным гражданством, тогда возьмутся за нас и нам будет плохо. Но к тому моменту Путина может постигнуть судьба Лаврентия Берия, и нам не будет необходимости обо всем этом волноваться.
О.С.: Если вы у вас была возможность задать один вопрос Владимиру Путину, о чем бы вы его спросили?
Н.Х.: Вы провели большую часть жизни в Европе, восточной, но Европе. Хорошо говорите по-немецки. Когда вы пришли во власть на рубеже веков, то заявили, что мы с Западом одна цивилизация. Что с вами произошло, почему вы так изменились? Может, действительно, итальянские архитекторы, построившие нам стены Кремля, туда подмешали яд Медичи или Борджиа?