Фонд Клуни за справедливость (The Clooney Foundation for Justice, CFJ), основанный известным американским актером Джорджем Клуни и его супругой Амаль, обратился 26 октября в федеральную прокуратуру Германии с заявлением о необходимости провести расследование по трем эпизодам предполагаемых военных преступлений, совершенных российскими военными в Украине.
Организация, представляющая интересы 16 пострадавших и семей жертв, представила подробные досье на предполагаемых преступников. Один из запросов был направлен совместно с давним партнером фонда – украинской НПО Truth Hounds («Гончие правды»).
С начала полномасштабного вторжения России в Украину 24 февраля 2022 года группа международных юристов и исследователей фонда собирала свидетельства и готовила документы с подробным описанием злодеяний, совершенных российскими войсками на украинской территории.
В интервью «Голосу Америки» директор по юридическим вопросам проекта The Docket Фонда Клуни за справедливость Анна Нейстат рассказала о том, почему для обращения была выбрана Германия, и какого результата добиваются правозащитники от немецких прокуроров.
Данила Гальперович: Почему вы обратились к прокурорам именно в Германии?
Анна Нейстат: Как известно, с начала полномасштабного вторжения России в Украину предпринимались различные усилия по привлечению к ответственности тех, кто совершал военные преступления в Украине. И основных процессов в этом направлении два.
Первый – это Международный уголовный суд (МУС), который занимается верховным командованием, такими подозреваемыми, как президент Владимир Путин, потому что этот суд может преодолеть дипломатический иммунитет. Но действия МУС распространяются лишь на небольшое количество лиц, так сложилось исторически. Второй процесс – это более чем 100 тысяч дел, заведенных прокурорами Украины, но они ограничены украинскими законами, в которых нет принципа «ответственности командира». Это очень широко применяемый принцип международного права, в соответствии с которым некоторым главам государств и многим высшим воинским начальникам были предъявлены обвинения. Но в уголовном кодексе Украины этой статьи нет: они могут преследовать командиров, но только в случае наличия свидетельств прямого приказа или прямого соучастия, что обычно очень трудно установить.
И поэтому дела, преследующие командиров среднего и старшего звена по принципу «ответственности командира», которыми мы и занимаемся, формируются на основании «универсальной юрисдикции» и заполняют этот пробел между командующими самого верхнего эшелона и тысячами непосредственных исполнителей. Принцип «универсальной юрисдикции» позволяет расследовать дела о таких преступлениях вне той страны, где эти преступления были совершены.
В этом смысле Германия была очевидным выбором. Во-первых, в Германии действует так называемая «абсолютная универсальная юрисдикция», а это значит, что нет никаких ограничений. Во многих других странах преступник, либо подозреваемый, уже должны находиться в стране, или же жертвы должны быть гражданами или резидентами этой страны. Германия – одна из немногих стран, у которых таких ограничений нет. А во-вторых, что очень важно, Германия имеет большой опыт подобных дел. Они успешно вели дела против командиров ИГИЛ, против сирийских чиновников и многих других, в том числе в последние годы. У них есть специализированное и очень упорное подразделение, занимающееся военными преступлениями, и они реально могут возбудить такие дела и провести по ним расследование. Для нас это большая веха, но я сразу скажу, что это только начало, и у нас есть много других случаев, по которым мы собираем факты.
Д.Г.: Почему для передачи прокурорам в Германии были выбраны именно эти три дела?
А.Н.: С самого начала мы, как и многие из тех, кто документировал военные преступления в Украине, столкнулись со сложным вопросом: что выбрать из такого огромного количества преступлений, какими принципами нужно руководствоваться? И мы решили отобрать случаи по трем признакам, которые являются наиболее общими для различных преступлений, совершенных после полномасштабного вторжения России в Украину.
Первое – это неизбирательные обстрелы всей территории Украины, которые происходили и происходят. И во всех наших делах мы начинаем описание с одного случая, но потом добавляем и другие, чтобы доказать, что они совершены по одной схеме. В другом случае, касающемся событий в Харьковской области, где мы устанавливали факты казней, а также пыток и исчезновений людей, действия также совершались по шаблону, характерному для каждого региона Украины, оказавшегося хоть на какое-то время под российской оккупацией. Мы говорим сначала о четырех казнях, но добавляем в это дело описания множества подобных событий в том же регионе. Это позволяет нам заявить о наличии широко применявшейся и часто повторявшейся модели действий, что выводит эти преступления на уровень преступлений против человечности.
И еще мы отбирали случаи по принципу географического охвата: случаи с обстрелами – это Одесская область, казни, как я уже сказала, это Харьковская область, а третья группа случаев – это Киевская область. И в Киевской области это не Буча или Ирпень, где многое уже известно и задокументировано: мы исследовали другой район этой области, где все было то же самое – 18 деревень под оккупацией, и везде мы документировали случаи изнасилований, казни, пытки и грабежи, сожжение жилых домов. Мы объединяем эти случаи по принципу схожести действий и выводим их на уровень систематического преследования гражданского населения, что является также преступлением против человечности. И мы таким образом формируем материал для дел об ответственности командиров подразделений.
Также большое значение имела доказательная база и доступность фактов – мы сузили нашу, по началу довольно широкую, деятельность по установлению фактов до тех случаев, где можно было установить точные названия подразделений, точное время и место совершенного преступления. Мы готовили не просто доклад, а доказательную базу для уголовных дел, поэтому нужно было найти максимум фактов. Три наших дела поданы против 21 одного командира среднего и старшего звена, по 7 военных в каждом деле, и в их случае мы хотели быть полностью уверены в том, что именно эти люди несут ответственность.
Д.Г.: В Украине в последние полтора года работали многие правозащитные организации, там были и международные комиссии, представители ООН, и так далее. Почему Фонд Клуни решил заняться этими делами?
А.Н.: Во-первых, именно в этом состоит мандат нашей организации, точнее, той части Фонда Клуни за справедливость, за которую я отвечаю – проекта Docket, который состоит в расследовании и создании юридической базы по преступлениям международного характера. И наша работа несколько отличается от того, что делают другие правозащитные организации – мы не собираем основную документацию, но нацелены на результат, которым обычно является жалоба на уголовное преступление в МУС или национальные суды, как в данном случае в Германии. Вся наша методология – как мы общаемся с родственниками жертв и пострадавшими, как мы собираем, обрабатываем и храним эти свидетельства – соответствует международным стандартам и позволяет прокурорам использовать эту информацию в суде. И вторая часть моего ответа на ваш вопрос, скорее, личная: я преследовала российских военных преступников последние 20 лет, начиная с Чечни, и когда в прошлом году произошло полномасштабное вторжение, для меня сразу стало ясно, что это, возможно, может стать нашим последним шансом привлечь этих людей к ответственности. И видя масштаб совершаемых ими преступлений, но также и в какой-то степени обнадеживающую реакцию мира на эти злодеяния, каковой мы не видели в эти 20 лет, я чувствую, что сейчас может быть очень подходящий момент, чтобы разорвать этот порочный круг насилия и безнаказанности. Мы видели все это в Чечне, Грузии, Сирии, и ранее в 2014–2015 годы в Украине, и я еще не исчерпала надежду на то, что мы можем положить конец этим преступлениям.
Д.Г.: Очень многие были шокированы масштабами преступлений российских солдат в Украине и их крайней жестокостью, шокированы до степени неверия в реальность всего этого. Почему, как вы считаете, российские военные все это творят?
А.Н.: Мой ответ на этот вопрос связан с моим ответом на предыдущий: они это делают, потому что могут. Потому что сейчас после всех этих лет они чувствуют себя настолько уверенными и недосягаемыми для какой-либо формы ответственности, что для них вообще не стояло вопроса, бомбить Киев или нет. После стольких лет полного пренебрежения к человеческой жизни они теперь даже не очень скрывают эти преступления, придумывают им различные объяснения и интерпретации – да, но особо не скрывают. И я думаю, что если бы мир раньше реагировал на их преступления в Чечне, Сирии и Крыму по-другому, то мы бы видели нечто совсем другое и с их стороны. Единственное, как можно их остановить – это засадить их за решетку.
Д.Г.: На какой результат от передачи данных прокуратуре Германии вы рассчитываете?
А.Н.: Как я уже сказала, мы бы хотели, чтобы эти люди в конце концов оказались за решеткой. Но первое, что должно произойти – на основе информации, которую мы предоставляем, а также на основе собственного расследования немецкие прокуроры могут выдать ордера на арест этих лиц, и это довольно стандартный процесс, так происходило и в прошлом. Так что это не какая-то недосягаемая цель. Затем эти ордера на арест почти автоматически становятся европейскими ордерами на арест через систему Европола и, возможно, международными ордерами на арест через систему Интерпола. Что это значит? Это означает, что в следующий раз, - это ведь обычно конфиденциальные ордера, поэтому люди, упомянутые в них, не знают, что выдан ордер на их арест, - они могут поехать в Турцию в отпуск, поехать в Дубай, в Латинскую Америку, поехать вообще куда-нибудь, как это было в предыдущих ситуациях, и в принципе система должна сработать по этому ордеру, и может произойти экстрадиция. Конечно, я не абсолютный идеалист, и прекрасно понимаю, что будут ли они на самом деле экстрадированы, во многом зависит от политического контекста на данный момент и от того, какие отношения будут у конкретной страны с Россией. Но что я могу сказать с абсолютной уверенностью, так это то, что если таких дел не будет, если не будет ордеров на арест - они поедут куда угодно и вернутся невредимыми. Работая над этими обращениями в прокуратуру Германии, наращивая количество таких дел, мы надеемся создать такую плотную сеть, которая не даст им ускользнуть.