Наталия Ростова: «Мы получили свободу сверху, но не сумели ею воспользоваться»

Журналист, исследователь медиа и автор сайта «Рождение российских СМИ» Наталия Ростова запустит новый проект, посвященный российской прессе 90-х. Большая часть материала для него уже собрана. Проект будет посвящен тому, что происходило с журналистикой и журналистами в эпоху Бориса Ельцина и будет включать в себя интервью, документы и свидетельства очевидцев событий. Было ли это время «золотым» для прессы? Об этом Наталья Ростова рассказала в интервью «Голосe Америки».

- Когда ты поняла, что хочешь написать о 90-х?

- Я в 90-е училась на журфаке и принадлежу к тому счастливому поколению русских, которое свободу не завоевывало и не лишалось ее – она нам была просто дана. Мне очень хочется для себя это понять и зафиксировать, чтобы понимание той атмосферы осталось после нас.

- Но ведь ты хочешь не только зафиксировать ощущение свободы – ты хочешь показать и ошибки, которые были совершены в 90-е, в том числе и журналистами.

- Да. Если говорить в двух словах, то это свобода, которая досталась журналистам сверху – а я продолжаю на этом настаивать, хотя многие с этим не согласны. Все-таки если бы Горбачев не дал старт гласности, то СМИ бы так не «распоясались». Мы получили свободу сверху, и то, как мы ею воспользовались, мне очень хочется описать. Служба общественному интересу, как мне кажется, не была в основе журналистики.

- То есть в иерархии «владелец-аудитория» СМИ тогда выбрали владельца?

- Очень часто выбирали владельца. Может быть, реже, чем об этом принято думать сейчас. Но выбирали так показательно, что это осталось в памяти. Свобода была использована не очень разумно.
Был и такой очень неприятный для прессы аспект, как заказуха. Когда она появилась? Когда стали деньги чемоданами в Останкино носить, чтобы прозвучало то или иное название фирмы, и так, что эти деньги не доходили до кассы, до бюджета телекомпании и, конечно, никак не маркировались на страницах печати и в эфире? Тогда появились и абсолютно политические, заказные истории. Чтобы этого героя раскрутить, а того замочить. Когда все это возникло? Тоже в 90-е. Проблема ли это для прессы? Конечно, проблема, и очень большая.
Но тогда, мне кажется, просто никто не понимал, как жить в новых условиях.

- Ты не боишься разрушить образ 90-х? Не оставить ничего, за что можно зацепиться, на что можно опереться?

- Нет-нет, там все-таки было хорошее. К девяностым ведь очень противоречивое отношение. Либо это «проклятые», «лихие 90-е» - со всеми эпитетами в отношении Бориса Николаевича. Либо это свободы (которых никогда не было), самый демократичный президент и так далее. Мне хочется уйти от этого. Я не знаю, получится или нет. И конечно, мы сами, со своими оценками, гораздо менее значимы, чем то, в чем мы пытаемся разобраться. Все-таки это слом гигантской эпохи, это разлом страны. Я пытаюсь это осмыслить, применяя свои журналистские навыки и свои знания. Я буду пытаться восстановить события по рассказам людей, которые в этом принимали участие, по мемуарам и по газетным статьям.

«Золотая эра — это пара последних лет эпохи Горбачева»

- Когда ты начала работу над этим проектом, ты какие-то конкретные вопросы себе задавала? Конкретные вопросы о конкретных компаниях и людях?

- Ну вот ты спрашиваешь о том, что было положительного. Например, ситуация с Буденновском. Это ведь невероятное событие, огромного гражданского мужества, когда несколько журналистов отдали себя в заложники. Оставить об этом воспоминание тоже очень важно.
Конечно, СМИ винят во многих бедах. Есть кампания 1996 года, есть первая информационная война 1997 года, которую называли «делом писателей» (банковская война). Но есть Первая чеченская кампания, когда журналисты были действительно невероятно свободны в описании этого конфликта. Там было много потерь (в том числе человеческих жизней), но и невероятное мужество, и правда в описании того, что происходило. Во Вторую чеченскую этого уже не было, потому что к тому моменту правительство очень хорошо поставило под контроль освещение конфликта. Там появилась система аккредитаций, там появился Ястржембский, который руководил этим, генерал Михайлов, там был уже Лесин, со своей возможностью министра влиять на освещение конфликта путем вынесения предупреждений СМИ. То есть такой вольницы, как в Первую чеченскую, уже не было.

Наталья Ростова

- А вообще период вольницы когда-то был?

- Многие исследователи говорят, что золотая эра - это пара последних лет эпохи Горбачева. Потому что в 90-м был принят Закон о печати, который отменил цензуру. И в нем был очень важный пункт, благодаря которому журналисты начали создавать свои СМИ самостоятельно. Уже не нужно было решение партии, и учредителями могли становиться сами журналисты. Так появилось гигантское количество новых СМИ, и они стали расти как грибы: «Эхо Москвы», журнал «Столица», «Независимая газета». Тогда еще не было олигархов, с их персональными интересами в экономике России, не было информационных войн. Конечно, началась коммерция, большие деньги начали приходить в СМИ. Но еще сохранялся романтический флер профессии.

- Когда ты училась на журфаке в 90-е, ты тоже идеализировала это время?

- Я помню, как мы смотрели кампанию 99-го года, я ее помню очень хорошо. Как мы выбирали между [Сергеем] Доренко и [Евгением] Киселевым, потому что они шли в одно и то же время. И было очевидно, что один работает в пользу одних интересов, а другой – в пользу других. Как может нормальный зритель разобраться, где правда, если по одному и тому же поводу высказываются противоположные оценки ? То есть все было очень политизировано и очень партийно, я бы сказала. Журналистика, конечно, оказалась «на острие», и влияние на политические процессы было гигантским. Такого влияния, я думаю, в обычных демократических странах не бывает. Это было непосредственное воздействие на политические решения. То есть сегодня, например, выходит статья в «Независимой газете», а завтра Валентин Юмашев добивается у Бориса Ельцина решения, что он встречается с шестью олигархами.

«Принято считать, что это Путин взял все под контроль»

- Ты упомянула Евгения Киселева. 90-е – это расцвет телекомпании НТВ, наверное, большая часть твоей работы посвящена ей.

- Да, конечно.

- НТВ – это телекомпания, которую многие идеализируют. Признаюсь честно: и я ее идеализирую. Это мое первое место работы, и все, что с ним связано, окружено для меня романтическим флером. Романтическо-трагическим, учитывая финал.

- Именно благодаря этому финалу я вообще начала заниматься этой темой. Владимир Гусинский — тот человек, который повлиял на всю мою жизнь, не зная этого. Если бы не захват НТВ в 2001 году, разгром «Медиа-Моста» и все последующие несколько лет с медиаактивами Березовского, то я бы не стала заниматься этой темой. И конечно, история НТВ в контексте 90-х очень важна. Но мне кажется, что недооценено влияние президента России [Ельцина] на СМИ. Принято считать, что это Путин взял все под контроль. Но если посмотреть на количество указов президента, которыми регулировалась сфера СМИ, то это просто невероятно!

Все главные телекомпании были созданы указами президента, включая НТВ. Журналисты награждались указами президента. Руководители некоторых медиаактивов назначались указами президента. Происходили даже такие вещи, когда телекомпании ОРТ указом президента в 1998 году выделялся 100-миллионный долларовый кредит, и Борис Ельцин просил конкретный банк выделить эти деньги.

То есть тогда президенту была дана невероятная власть. Видимо, предполагалось – так многие тогда считали – что президент Ельцин очень любит прессу, что он дает ей свободу. Но инструментарий влияния президента на СМИ был заложен именно тогда.

Президент СССР Михаил Горбачев был первым человеком, который личным указом назначил Леонида Кравченко главой Гостелерадио. До этого начальники такого уровня назначались Советом министров. А тут такое прямое президентское правление. Мне кажется, что это один из пунктов, который недооценен.

- Можно ли сказать, что корни российской пропаганды – в том виде, в котором мы имеем ее сейчас – находятся там?

- Российская журналистика целое столетие была пропагандой, да и до этого пресса тоже была не очень свободной. То есть это старая русская традиция, и в этом смысле мало что изменилось.

Да, на рубеже 80-90-х был перелом, но откат произошел очень быстро. Например, участие в кампании 1996 года в пользу Ельцина было сознательным решением большинства работавших тогда журналистов. То есть люди, научившиеся работать в новых условиях независимо, делали это сознательно, чтобы не давать возможности Зюганову быть в эфире. А кто-то делал это под давлением, как некоторые руководители медиакампаний, которые появятся в моем проекте.

И вы увидите, что они рассказывают об этом времени, о том, как на них давили – а это было правительство молодых реформаторов, это был конкретно Анатолий Борисович Чубайс, который давил. Именно он воссоздал эти летучки, вновь вернул традицию сбора главных редакторов в Кремле... И поэтому когда прошли выборы 2000-го года, те же люди приводили к власти Владимира Владимировича.

Наталья Ростова

- Кстати, Владимир Владимирович был причастен и к созданию НТВ.

- Да, он тогда работал тогда с Анатолием Собчаком. НТВ родилось в Петербурге. И благодаря Собчаку на питерском канале появились первые часы вещания НТВ. Вот так мы видим эту закольцованность русской истории последних лет.

«Идея независимости прессы осталась для идиотов»

- Как ты думаешь, в какой момент оказался так прочно вбит нам в голову этот принцип – «Кто платит, тот и заказывает музыку»? Ведь многие считают, что по-другому и невозможно. Что по-другому в журналистике не бывает.

- Проблема в том, что сами журналисты так считают.

В том и дело. Когда это оказалось в нас в виде матрицы?

- Я прекрасно помню, как на журфак в конце 90-х приходил заместитель главного редактора одной газеты и проводил мастер-класс. И он сказал нам: «Вы должны выбрать, позиция какого из олигархов вам нравится больше, и идти работать туда». Я помню до сих пор, я была потрясена. Почему, почему?! Это же неправильно! Разве не должна пресса пытаться выскочить из этого интереса конкретного олигарха? Разве не задача прессы — описать то, что происходит на самом деле, а не с позиции того или иного олигарха? А это пришел человек, умудренный опытом, работающий, журналист. А мы-то, студенты, смотрели на всех снизу вверх, и вот нам сверху такое доносят: что вы должны этому следовать… Это очень расхожее, очень вульгарное понимание прессы, в распространении которого многие поучаствовали, в том числе участники событий — журналисты, главные редакторы, но и Кремль, конечно, и владельцы. То есть общество осталось просто наблюдающим за всем этим.

Я помню, я работала в «Независимой газете», и у моих друзей была такая расхожая шутка: «Независимая газета», потому что от нее ничего не зависит?» То есть идея независимости прессы — она вроде как осталась для идиотов: ну о какой независимости можно говорить? Но я, мне кажется, не романтизируя, считаю, что были образцы независимой журналистики, хотя было много и обратных примеров. И вот эти образцы я хочу зафиксировать.

Наталья Ростова

- Ты пытаешься приблизиться к ответу на вопрос, почему убили Листьева?

- Я думала об этом, но вряд ли я стану человеком, который откроет эту тайну. Я спрашивала разных людей, записывала с ними интервью. Один человек совершенно убежденно говорит, что это из-за рекламы. А другой человек, который из области рекламы, категорически это отрицает. А третий говорит про личные мотивы. А еще кто-то говорит про мафиозные разборки. То есть это такая тайна, которая, боюсь, не будет раскрыта при нашей жизни. Но я пытаюсь суммировать то, что писала пресса в те дни, и расспрашиваю людей, которые могут знать что-то об этом.

«Некоторые вещи трудно признать даже спустя годы»

Наталья Ростова

​

- Если представить, что мы, как герои фильма «Назад в будущее» возвращаемся в прошлое, чтобы там что-то исправить (а твой проект — это возвращение в прошлое), что надо исправить в нашем представлении о 90-х, чтобы изменить настоящее и повлиять на будущее?

- Говорить, что это было безоблачное время для русской журналистики – неправда. Но и говорить, что это время продажности всего и вся – тоже неправда.

Это было время – и это, мне кажется, правда – наибольшей свободы в российском государстве для прессы, которое очень быстро закончилось. То есть это было всего несколько лет для тех, кто успел это вдохнуть и, не успев выдохнуть, уже всего лишился.