«Онкобольные дети в Украине переживают сейчас две войны» — Ольга Кудиненко

Ксения Туркова: Вы приехали в Вашингтон, чтобы в том числе обсудить с американскими политиками ситуацию, в которой оказались сейчас онкобольные дети. С кем вам уже удалось встретиться?

Ольга Кудиненко: Да, я приехала в США, чтобы получить помощь для онкобольных детей в Украине. Я посетила не только Вашингтон, это уже моя шестая неделя в США. Я была неделю в Сан-Франциско, три недели в Мемфисе, где находится лучший в мире госпиталь по лечению детского рака — St. Jude Children's Research Hospital, он принял восемь украинских семей с детьми, которым нужно лечение. Я встречаюсь тут со всеми неравнодушными людьми, которые готовы помогать онкобольным детям в Украине и из Украины.

К.Т. Чем могут сейчас помочь Соединенные Штаты?

О.К. С начала войны мы эвакуировали 800 семей, в которых есть онкобольные дети. Эти дети находятся на лечении в Европе, Канаде и США. Чем тут можно помочь? Во-первых, им нужна помощь на местах, потому что люди ехали из больниц без вещей, кто-то без документов выезжал, так что помогать надо уже сейчас. Во-вторых, мы должны подумать о возобновлении онкологической службы в самой Украине, чтобы люди, вернувшись, получали качественную помощь. Еще одна проблема — как ставить диагнозы во время войны, как доставать лекарства, где брать расходные материалы и как обеспечивать непрерывный процесс лечения онкобольных детей.

К.Т. С какими проблемами еще до начала полномасштабной войны сталкивалась сфера онкологии в Украине?

О.К. Я буду говорить именно о детской онкологии. Во-первых, в Украине уровень выживаемости среди детей, больных раком, составляет только 50%, в то время как в развитых странах — таких, как США, Канада, Германия, Великобритания, — уровень выживаемости составляет более 85%. То есть в Украине каждый второй ребенок, к сожалению, умирает, в то время как в развитых странах почти девять детей из десяти выздоравливают. Какие были проблемы? Во-первых, не было устойчивого обеспечения лекарствами. Иногда их просто не было. Не все лекарства были в наличии, некоторые мы закупали за границей, привозили из-за рубежа. В-третьих, не очень просто было диагностировать детскую онкологию, потому что не было онокнастороженности среди педиатров. В-четвертых, проблема с оснащенностью медицинских центров. У нас было, я бы сказала, только два медицинских центра, которые были полноценно оснащены для лечения детей с онкологией, но не было ни одного детского центра, который бы включал весь спектр лечения рака. Так что все равно это были разрозненные места, разрозненные больницы, где родители были фактически менеджерами своих детей и должны были их перевозить, контролировать процесс лечения. И еще очень важный момент: в Украине не существовало психологической, социальной поддержки семей, дети в которых болеют раком. Что я имею в виду? Когда ребенок попадал в больницу, он не посещал школу, у него был очень ограничен круг общения. И все, что у него оставалось, — это его болезнь. А детство тем временем проходило мимо. Это тоже влияет и на настроение, и на результат борьбы с болезнью.

К.Т. У вас наверняка было много планов развития этой сферы.

О.К. Да, фонд «Таблеточки» работает больше 11 лет в Украине. Мы привлекли в помощь онкобольным детям более 20 миллионов долларов. Но деньги не главное. Главное то, что мы изменили качество лечения для более чем 60 тысяч детей c онкологией и другими тяжелыми заболеваниями. И у нас было много работы впереди, но, к сожалению, теперь мы должны возвращаться назад и начинать все сначала — из-за последствий войны, с которыми мы имеем дело уже сейчас.

К.Т. Как конкретно война повлияла?

О.К. Во-первых, в некоторых городах люди просто не могут получать полноценную помощь, некоторые города оккупированы, такие, как Херсон. Склады с лекарствами находятся в Киевской области, и когда такие города, как Ирпень, Буча, Гостомель были оккупированы, мы просто не могли развозить лекарства. Мы очень переживали, что склад могут уничтожить. Он выстоял, но сейчас в Украине проблема с бензином. Мы не можем развозить лекарства, потому что у нас банально нет топлива. Вот такие прямые последствия. Также очень много внутренне перемещенных лиц, много беженцев, так что первые симптомы рака семьи могут просто не распознать. Они могут не прийти к врачам, не знать, куда обратиться. А у тех семей, которые выехали из страны, могут быть проблемы с языковым барьером.

К.Т. Вы упомянули оккупированные территории. Какая сейчас ситуация в Херсоне и Мелитополе?

О.К. Из Херсона мы вывезли 35 семей, в которых есть онкобольные дети. Мы это делали уже во время оккупации. Вывоз детей занял определенное время, мы ждали, когда это можно сделать безопасно для них. Так же было и с Черниговом. Как проходит лечение детей в Херсоне и остались ли там вообще онкобольные дети, я сказать, к сожалению, не могу. Точно могу сказать, что будет проблема с диагностированием.

К.Т. А где сейчас в Украине есть условия для лечения таких детей?

О.К. Это национальная детская больница Охматдет в Киеве и специализированный Западный медицинский центр во Львове. Западно-украинский специализированный медицинский центр. Но мы понимаем, что безопасного места в Украине сейчас нет. Мы не можем гарантировать ни одной семье, что у них будут лекарства на протяжении всего лечения, что их город не будет оккупирован и что мы сможем привезти эти лекарства… Например, химиотерапию, обеспечить весь курс лечения. Также часть лекарств мы привозили из-за границы. Сейчас мы можем гарантировать, что мы их ввезем в Украину, но сколько времени займет их доставка по Украине, с такими проблемами, как отсутствие топлива, как я уже говорила, мы сказать не можем.

К.Т. Если это, допустим, маленький город где-то на востоке Украины, и он сейчас подвергается обстрелам, а там есть онкобольной ребенок, как ему помочь?

О.К. К сожалению, у меня нет ответа на этот вопрос, потому что его просто нет… Я очень надеюсь, что Украина победит и у тех семей, где есть онкобольные дети, будет доступ к медицине, возможность прийти к врачу и поставить диагноз. Я думаю, мы увидим последствия отложенного диагностирования уже в ближайшее время. По нашей статистике, в Украине у более чем тысячи детей каждый год диагностируют онкологию. То есть, если говорить грубо, три семьи в день узнают о том, что у их ребенка рак. Сейчас, я думаю, намного меньше, но не потому что детского рака стало меньше, а потому что люди не имеют возможности вовремя диагностироваться.

К.Т. Насколько я знаю, вы помогаете и детским домам с эвакуацией?

О.К. Я этим занималась как волонтер. Мы эвакуировали вместе с командой фонда и с другими благотворительными организациями, которые опекают интернаты, более 350 сирот. Это внутренне перемещенные лица или дети, которых вывезли за границу.

К.Т. Война заставила вас расширить сферу деятельности, потому что сейчас, насколько я понимаю, фонд помогает не только онкологическим отделениям больниц в Украине. О какой помощи идет речь?

О.К. Да, это так, с начала войны фонд «Таблеточки» расширил свою деятельность. Во-первых, мы продолжаем помогать онкобольным детям и их семьям, где бы они ни находились. Во-вторых, мы помогаем с закупкой лекарств для детских больниц. То есть любая областная детская больница может обратиться к нам и получить лекарства, которые нужны для лечения детей. В-третьих, мы занимались эвакуацией сирот. В-четвертых, мы закупаем жизненно необходимые лекарства для тяжело больных. Наконец, мы занимаемся тактической медициной. Мы закупаем аптечки, которые нужны военным, чтобы они могли спасти себе жизнь в месте, где идут активные боевые действия. Всю нашу дополнительную деятельность мы осуществляем вместе с другими благотворительными организациями, потому что чаще более эффективны волонтеры на местах, чем большие бюрократические структуры.

К.Т. Вы, наверное, видели эти шутки и мемы, как мировые звезды стоят в очереди в киевское метро, чтобы забронировать дату концерта. Шутки шутками, а жертвуют ли сейчас мировые знаменитости в фонд «Таблеточки»?

О.К. Во-первых, у нас анонимная система пожертвований, так что я надеюсь, что жертвуют. Точно знаю, что нас поддерживал британский бизнесмен Ричард Брэнсон, основатель компании Virgin. Он даже опубликовал эту новость у себя на сайте. Это первый, кто мне пришел в голову, когда вы спросили про известных людей. Но американские селебрити часто не доверяют локальным фондам и оказывают помощь через те учреждения, которые им известны.

К.Т. Вы чувствуете сейчас, находясь в Вашингтоне, какая здесь большая поддержка Украины?

О.К. Вы знаете, мне кажется, что этого мало. Поддержка есть, но война еще идет. И к сожалению, к войне начинают привыкать. А мы не должны привыкать к войне. Мы должны привлекать как можно больше действий, денег, влияния, чтобы остановить эти пока еще остающиеся безнаказанными преступления.

К.Т. Как вас изменила война? Именно персонально, как человека?

О.К. Мне кажется, что пока еще рано делать какие-либо выводы. Я помогала детям одиннадцать лет, и я продолжу это делать. Но сейчас я понимаю, что должна делать в десять раз больше, чтобы привлечь как можно больше поддержки для детей, чтобы мы не теряли детей из-за рака. Сейчас дети в Украине умирают от пуль, они теряют конечности… Получается, что дети с онкологией переживают как бы две войны — внутреннюю и внешнюю.

К.Т. Что вы будете делать после победы?

О.К. Сразу куплю билеты домой, в первый же день. Вернусь домой и буду помогать отстраивать свою страну, очищать ее от разрушительных последствий, которые нам принесла Россия.