Издание Politico сообщает, что Дональд Трамп может назначить послом США в России советника Генри Киссинджера и директора консалтинговой компании бывшего госсекретаря Kissinger Associates Томаса Грэма (Thomas Graham). В эксклюзивном интервью Русской службе “Голоса Америки” Грэм отказался комментировать свое возможное назначение. “Это всего лишь слухи, – сказал он. – Я не читаю прессу. Говорили, что Митта Ромни назначат госсекретарем, и мы знаем, чем все обернулось».
То, что его имя упоминается в качестве кандидата на пост посла США в Москве, не удивительно. Томас Грэм – опытный дипломат, и считается одним из наиболее знающих американских экспертов по России. Он хорошо говорит по-русски. Грэм работал директором по России в Совете национальной безопасности и был специальным помощником президента Джорджа Буша-младшего по вопросам политики в отношении России. В 80-е – 90-е годы он работал в американском посольстве в Москве.
Но, возможно, еще более важно то, что сейчас он занимает пост управляющего директора консалтинговой фирмы Kissinger Associates, и считается ключевым советником бывшего госсекретаря. Сам 93-летний Генри Киссинджер, несмотря на преклонный возраст, ведет очень активную политическую жизнь: на протяжении многих лет он встречается с Владимиром Путиным, регулярно бывает в Пекине и встречается с китайскими лидерами, и после победы на выборах Дональда Трампа несколько раз встречался с ним. В прессе в конце прошлого года появились данные о том, что Киссинджер может выступить в роли посредника между Трампом и Путиным.
Томас Грэм отказался комментировать и эти сообщения
И Грэм, и Киссинджер являются представителями школы «реалистов» в американской внешней политике, и, похоже, их мнения в определенной степени совпадают с взглядами Дональда Трампа. Особенно в отношении американо-российских отношений.
«Я думаю, в данном случае я могу говорить от лица доктора Киссинджера, – сказал Грэм в интервью “Голосу Америки”. – Он хотел бы видеть улучшение американо-российских отношений, и в течение многих лет работал над этим, начиная с того момента, когда Владимир Путин стал президентом РФ. В течение последних нескольких лет, когда двусторонние отношения резко ухудшились, он пытался добиться нормализации отношений, установления каналов связи и диалога для обсуждения того, как каждая из сторон видит свои национальные интересы, проблемы, стоящие перед миром, и вызовы, с которыми наши страны сталкиваются. На основе такого диалога можно прийти к взаимопониманию о том, как строить двусторонние отношения. При этом, детали остаются открытыми для обсуждения».
«Инициатива Бойсто»
По данным немецкого издания Bild, Киссинджер уже предложил Трампу план по решению украинской проблемы, которая является главным камнем преткновения в американо-российских отношениях. И этот план основан на так называемой «инициативе Бойсто». Бойсто – это остров в Финляндии, где в августе 2014 года американские и российские эксперты провели неформальные консультации для согласования положений негосударственной дипломатической инициативы по прекращению российско-украинского конфликта. Суть их предложений заключалась в закреплении нейтрального статуса Украины, демилитаризации юго-востока страны, и дальнейшее обсуждение юридических вопросов, связанных со статусом Крыма. Позднее часть этих рекомендаций легла в основу Минских соглашений. Томас Грэм был ключевым участником «группы Бойсто» с американской стороны.
«Инициатива Бойсто первоначально была подвергнута жесткой критике, как в США, так и в России, – вспоминает эксперт. – Позднее многие элементы этой инициативы легли в основу Минских соглашений. Я не хочу ставить это в заслугу участникам группы Бойсто; в конце концов, модальности перемирия и разрешения подобных конфликтов придумали не мы. Однако, я вижу долю иронии в том, что те же люди, которые критиковали инициативу Бойсто, теперь говорят: «Если бы только мы смогли добиться выполнения Минских соглашений, этот кризис можно было бы разрешить»!
«Инициатива Бойсто» предусмотрела возможные пути выхода из кризиса, и сегодня многие сосредоточены на выполнении Минских соглашений, которые пусть и не вытекли из этой инициативы непосредственно, но развивались параллельно с ней».
Сегодня Грэм считает, что выполнение Минских соглашений в сочетании с отменой санкций, введенных против России администрацией Барака Обамы, может привести к разрешению кризиса.
«Увидеть Россию, как она есть»
«Я думаю, очевидно то, что у России есть свои долгосрочные интересы в Украине – для этого есть исторические, культурные и личностные причины, – говорит Томас Грэм. – Однако, признание наличия этих интересов не означает признания за Россией сферы влияния. Я полагаю, что эти настроения должны быть учтены при корректировке американской внешней политики. У США тоже есть свои интересы в Украине, и таким образом, должен быть найден баланс между соблюдением минимальных интересов РФ и США. В этом состоит реальная цель диалога».
«Однако, вопрос следует ставить шире, – продолжает эксперт. – Существуют серьезные разногласия по целому ряду проблем, которые нуждаются в обсуждении. Это, прежде всего, вопросы миропорядка – в течение последних 60-70-и лет, а в некоторых случаях и 300-400-т лет, мы опирались на европейские принципы суверенитета, территориальной целостности, легитимного применения силы, права на самоопределение. На мой взгляд, и в Вашингтоне, и в Москве согласны с этими основополагающими принципами. Проблема заключается в их интерпретации и с их применением в текущей ситуации».
«Это проблемы общего характера, но есть и конкретные вопросы, по которым у нас существуют разногласия, включая Украину, Сирию; наши интересы могут не совпадать в Арктике, Южной Азии, – указывает Грэм. – Поэтому новой американской администрации необходимо установить каналы связи и провести на подобающем уровне серьезные дискуссии о том, как мы понимаем сложившуюся в мире новую ситуацию и какими мы видим отношения между США и Россией».
«На основе достигнутого понимания нам нужно сформулировать политику в отношении России, которая будет продвигать наши интересы с учетом того, с какой Россией мы имеем дело сегодня – а не с каким-то идеализированным образом России, который мы надеялись увидеть 25 лет назад после распада Советского Союза, и уж конечно не с тем демоническим образом России, который рисует сегодня большая часть западных СМИ, – резюмирует Грэм. –Это очень прагматичный подход, основанный на трезвом понимании наших национальных интересов, а также понимании того, что Россия будет весьма энергично преследовать собственные интересы и не пойдет на уступки, которые, с ее точки зрения, поставят под угрозу достижение ее целей в мире”.
НАТО, санкции, Крым
Михаил Гуткин: Считаете ли Вы, что частью решения проблемы должен стать мораторий на расширение НАТО и отказ Украины от членства в Североатлантическом альянсе?
Томас Грэм: Я не вижу причин для расширения НАТО в текущей ситуации. Внутри НАТО достаточно проблем, нуждающихся в решении. Россия в определенном смысле представляет угрозу для НАТО, но с не меньшей угрозой альянс сталкивается и на своих южных границах.
Касательно конкретно Украины: учитывая интересы России и чувствительность Москвы в этом вопросе, я не вижу, какие цели будут достигнуты путем предоставления Украине членства в НАТО. Это не повысит безопасность альянса и не поможет восстановить отношения с Россией. Я полагаю, что частью выхода из кризиса может стать внеблоковый статус Украины. Киеву необходимо самоисключиться из геополитической борьбы, что позволит Украине сосредоточиться на решении насущных внутренних проблем.
Я думаю, что вопрос вступления Украины в НАТО следует – с согласия Киева – снять с повестки дня.
МГ: При каких условиях следует начать снимать санкции, введенные против России?
ТГ: Во-первых, следует признать, что санкции теряют поддержку в Европе. Во-вторых, нужно признать, что санкции не привели к разрешению украинского кризиса. Поэтому я думаю, что следует начать думать о снятии санкций, прежде всего, во имя сохранения трансатлантического единства. Я полагаю, худшее, что может произойти – это публичный раскол между Брюсселем и Вашингтоном по этому вопросу.
К тому же, мы не достигнем решения, если будем настаивать, что санкции могут быть сняты лишь после выполнения Минских соглашений в полном объеме. Это просто невозможно из-за настроений в Москве и проблем в Киеве. Но я также не верю в то, что нужно просто взять и ослабить санкции. Санкции нужно ослаблять в обмен на конкретные действия. Поэтому я бы разобрал Минские соглашения на части и предложил Москве их поэтапное выполнение в обмен на снятие определенных санкций. Такой подход: шаг за шагом – ослабление санкций в обмен на определенные действия Москвы – способен привести к разрешению кризиса.
Я думаю, на данном этапе Москва найдет такой подход привлекательным. Такой подход также будет сигналом Киеву о том, что Украина не может более использовать затянувшуюся стагнацию в качестве уловки для того, чтобы не принимать внутриполитические решения, необходимые для обеспечения безопасности и экономического развития страны.
МГ: Поддерживаете ли Вы де-факто признание аннексии Крыма? Могут ли США относиться к Крыму, как в свое время к республикам Прибалтики: США никогда не признавали прибалтийские республики частью Советского Союза, но это не мешало Вашингтону взаимодействовать с Кремлем там, где это было возможно?
ТГ: Сейчас не «холодная война», и нам не следует затягивать решение этого вопроса на 50 лет. Я думаю, крымский вопрос должен быть решен как можно скорее. Необходимо найти решение, приемлемое для Киева, Москвы, Вашингтона и европейских столиц. Я полагаю, Москва заинтересована в легитимации своего контроля над Крымом. Просто говорить – «Крым наш и мы этот вопрос не обсуждаем» – на данном этапе представляется неадекватной реакцией, особенно если Россия хочет восстановить связи с Европой и развивать экономику Крыма. Существующие санкции ограничивают способность западных компаний инвестировать в крымскую экономику и взаимодействовать с действующими властями Крыма.
Я бы посоветовал Москве креативно подойти к решению крымского вопроса, и США могут оказать содействие в этом. Речь может идти о выплате компенсаций украинской стороне или о проведении повторного референдума, учитывая сомнения в легитимности первого референдума о присоединении к России. Речь может идти об эксплуатации оффшорных ресурсов или других решениях, которые не обязательно изменят фактическую ситуацию на полуострове, но позволят учесть пожелания населения Крыма без ущерба экономическим интересам и безопасности Украины. Я не знаю, как это решение должно выглядеть в деталях, но мы не должны откладывать его в долгий ящик. Может быть, это не первоочередная задача в американо-российских отношениях, но я полагаю, в течение следующих 5-10-и лет она может быть решена.
США, Россия, Китай
МГ: Томас Грэм считает, что в Белом Доме и в Кремле должны быть специальные уполномоченные по американо-российским отношениям. Эти лица должны пользоваться доверием Дональда Трампа и Владимира Путина для того, чтобы передавать послания от одного лидера другому – в обход бюрократических структур, не всегда способных сформулировать единый, целостный посыл.
ТГ: Избранный президент Трамп неоднократно говорил, что он хотел бы наладить рабочие отношения с президентом Путиным. Сколько времени он намерен посвятить развитию этих отношений, мы не узнаем до тех пор, пока он не займет свой пост и не определит приоритеты. Я предполагаю, что большую часть времени президент Трамп будет тратить на решение внутренних проблем США, которые были обозначены во время его предвыборной кампании: защита рабочих мест, защита уровня и образа жизни американцев, особенно тех, кто живет в глубинке. Сколько времени у него останется на внешнюю политику, мы не узнаем до тех пор, пока он не станет президентом. Именно поэтому я считаю, что необходим уполномоченный по отношениям с Россией. Но, откровенно говоря, не только с Россией, но и с Китаем, и с другими ключевыми державами, которые способны воздействовать на интересы национальной безопасности США.
МГ: Дональд Трамп в течение многих лет – задолго до того, как он выдвинул свою кандидатуру в президенты – высказывает мысль о том, что США должны поддерживать хорошие отношения с Россией. И в то же время, он гораздо более критически, можно даже сказать, конфронтационно, высказывается о Китае... Думаете ли Вы, что это его мировоззрение будет отражено в политике, которую намерен проводить президент Трамп?
ТГ: Трудно сейчас ответить на этот вопрос. Легко высказывать мнения, когда вы не отвечаете за американскую внешнюю политику. Можно заключить, что Россия более не представляет стратегической угрозы США, и мы можем взаимодействовать с ней в другом ключе, отличном от того, в каком мы строили отношения во время “холодной войны”. С другой стороны, очевидно, что Китай – это восходящая держава, чьи долгосрочные амбиции мы не до конца понимаем. Вероятно, в не слишком отдаленном будущем Китай сравняется с США по экономической мощи и приблизится по военной мощи, в то время, как интересы этой страны уже сегодня не ограничиваются Юго-Восточной Азией. Поиск оптимального баланса сил на международной арене с точки зрения американских национальных интересов будет вызовом для любого американского президента.
Вопрос всегда заключается в том, как эти идеи реализовать в конкретных внешнеполитических начинаниях. Избранный президент Трамп говорит, что он хочет улучшить отношения с Россией. Но что конкретно это означает? Возьмите, например, Сирию. Как будут американский дипломатический корпус, американские вооруженные силы и спецслужбы взаимодействовать со своими российскими визави? Каковы будут параметры этого взаимодействия? Это очень непростой вопрос. Недостаточно того, чтобы президенты Трамп и Путин просто сказали – «давайте работать вместе». Эти договоренности нуждаются в конкретном наполнении.
Избранный президент Трамп говорил о модернизации американского ядерного арсенала, о возможном отказе от ядерной сделки с Ираном. Я предполагаю, это не то, что хотели бы услышать в Москве. Вопрос в том, как все эти порой противоречивые идеи воплотить в единую, целостную внешнюю политику, которая приведет к улучшению отношений с Россией, в то же время продвигая американские национальные интересы.
То же самое касается и отношений с Китаем. Первые шаги Трампа, включая его телефонный разговор с президентом Тайваня, а также некоторые его заявления о торговой политике, наводят на мысли о том, что американо-китайские отношения станут более сложными. Однако многие большие вопросы остаются открытыми: как на основании этих идей сформулировать стратегию? Какой баланс должен быть в отношениях между США и Китаем и США и Россией? Я думаю, что у Трампа пока не было ни времени, ни аппарата, необходимых для проработки этих вопросов.
Твиты Трампа и сопротивление его внешнеполитической повестке
МГ: Да, действительно, сегодня Трампа критикуют за то, что он делает политические заявления через «Твиттер». Я знаю, что Вы находитесь в контакте с переходной командой Трампа. Думаете ли Вы, что у его аппарата будет достаточно глубины для того системного подхода к внешней политике, о котором Вы говорите?
ТГ: Сегодня мы не можем дать ответа на этот вопрос, потому что мы еще не знаем, кто войдет во внешнеполитическую команду Трампа. Нам известны кандидаты на посты в кабинете министров, и взгляды некоторых из них не совпадают друг с другом. Мы не знаем, как они будут работать в команде. Но более того, мы не знаем, кто будут их помощники и заместители, которые готовят конкретные документы и разработки для высших руководителей.
Пока еще рано говорить об этом. То, что Вы видите в прессе – это чистая спекуляция. Что-то из этого может оказаться правдой, а что-то абсолютной ее противоположностью.
Что касается его твитов, то это новое явление. Будет ли Трамп продолжать столь же активно использовать «Твиттер» после инаугурации, мы не знаем. На мой взгляд, очень сложно вести дипломатическую работу через «Твиттер». Возможно, в международных отношениях и есть место для твитов, но они не смогут заменить серьезные дискуссии, которые необходимо вести между собой Москве, Вашингтону, Пекину, Берлину, Лондону и другим столицам. Вне зависимости от того, как относится к этому избранный президент, я не думаю, что его команда будет осуществлять внешнюю политику через «Твиттер».
МГ: Многие внешнеполитические идеи Трампа подвергаются резкой критике в СМИ, в Конгрессе, в экспертном сообществе. Сможет ли он преодолеть столь мощное сопротивление? Сможет ли внешнеполитический аппарат переориентироваться на новые направления?
ТГ: Если внешняя политика Трампа будет более прагматичной, несомненно, что она станет предметом дискуссий в США. После распада Советского Союза в американской внешней политике доминировали либеральные интервенционисты (в период администрации Билла Клинтона) и неконсервативные силы (в период администрации Буша-младшего). Президент Обама занимал чуть более прагматические позиции, однако в общественных дебатах по вопросам внешней политики тон все равно задавали либеральные интервенционисты и неоконсерваторы. Поэтому администрация Трампа, несомненно, столкнется с сопротивлением в СМИ и на Капитолийском холме.
Одним из главных станет вопрос о том, сможет ли администрация Трампа дисциплинировать бюрократический аппарат. Большинство сотрудников Госдепартамента, Пентагона, разведывательных служб понимают, как работает наша система, и будут профессионально решать задачи, которые поставит перед ними администрация Трампа. Я не думаю, что возникнут проблемы из-за того, что кто-то в Госдепартаменте откажется проводить политику Трампа, потому что этот человек считает себя неоконсерватором или либеральным интервенционистом.
«Русские хакеры» и реакция на них
МГ: Одной из первоочередных представляется проблема «русских хакеров». Многие в американском внешнеполитическом истеблишменте считают, что речь идет не просто о сборе информации, но о попытках России повлиять на или даже подорвать американскую демократию. Это представляется весьма экстраординарным, и многие крайне озабочены этим феноменом. Что Вы думаете об этом?
ТГ: Это действительно сложный вопрос. Сложность в его публичном обсуждении заключается в том, что очень немногие его участники имеют доступ к разведывательным данным. У меня нет доступа к этим данным, и я не знаю, на чем базируются выводы разведывательного сообщества…
Любая разведка занимается сбором информации и прибегает к хакерским действиям. Политическое руководство США привлекает к себе повышенное внимание во всем мире, и разведки многих стран пытаются собрать всевозможную информацию, используя все доступные средства и наиболее эффективные методы… Россия, как и другие страны, использует в этих целях киберпространство. Это стало нормой. Любой участник политического процесса, который не пользуется шифровальными программами, который не уделяет должного внимания кибер-безопасности, пользуется мобильными устройствами, должен быть готов к тому, что к его коммуникациям могут получить доступ русские, китайцы и далее по списку.
В том, что Россия могла попытаться получить доступ к компьютерным серверам Национального комитета Демократической партии или Джона Подесты (главы избирательного штаба Хиллари Клинтон – М.Г.), нет ничего удивительного… Проблема заключается в попытках увязать собственно хакерские атаки с публикацией добытой информации. Не имея доступа к разведывательным данным, крайне сложно с какой-либо степенью уверенности утверждать, что за этим стоит Россия. И уж еще сложнее говорить о том, что президент Путин, сидя в Кремле, лично руководил всем этим… Я не исключаю, что за этим стоит Россия, но я не могу исключать и того, что могут быть другие страны или лица, заинтересованные в публикации подобной информации, и которые могли получить ее по иным каналам.
Размышляя над тем, что нужно сделать для защиты нашей избирательной системы, необходимо рассматривать весь спектр возможностей, а не зацикливаться на том, что делает Россия.
С исторической точки зрения здесь ничего нового нет. Страны вмешивались во внутренние дела друг друга в течение десятилетий, если не столетий. И они делают это разными методами. Во времена «холодной войны» существовала Коммунистическая партия США; она, вероятно, и сегодня существует. У нас есть основания полагать, что она финансировалась Москвой. Разве это не вмешательство иностранной державы во внутренние дела США? (Компартия США по сей день отрицает финансирование из СССР – M.Г.).
Мы всегда обеспокоены пропагандой, дезинформацией, но все разведки в той или иной форме занимаются этим, и особенно они преуспевали на этом поприще во время “холодной войны”. Вмешательство во внутренние дела США – не новость. Можно нанять лоббиста, который будет от вашего имени пытаться повлиять на тот или иной аспект политики США. Правда, лоббистская деятельность регулируется законом и осуществляется открыто, и поэтому не вызывает особого беспокойства, однако сложно утверждать, что это не является попыткой вмешательства во внутренние дела. Проблема с “русскими хакерами” заключается в том, что участники политического процесса в США считают, что Россия каким-то образом повлияла на исход американских выборов; столь острая реакция на них обусловлена общим уровнем враждебности в американо-российских отношениях. Я предлагаю сделать шаг назад, глубоко вдохнуть, провести тщательное расследование, выявить уязвимость системы и продумать меры по обеспечению целостности нашего избирательного процесса.
Я также думаю, что нам, как политическому сообществу, нужно прийти к пониманию того, как следует относиться к подобным утечкам информации. На мой взгляд, например, в утечках переписки Подесты не было ничего из ряда вон выходящего. Это переписка людей, решающих некие политические проблемы в состоянии стресса; это нормальная реакция людей, участвующих в предвыборной кампании. Но пресса сосредоточилась на этих утечках, в то же время игнорируя ключевые вопросы, которые нам необходимо решать, если мы хотим защитить благоденствие нашего общества и защитить наши национальные интересы на международной арене.
О трезвой оценке американских национальных интересов
МГ: Все это так, но мы можем говорить о создавшемся восприятии тех или иных заявлений или решений политиков в СМИ и в обществе в целом. Сегодня существует восприятие Трампа, как про-путинского кандидата. Он говорит, что хочет наладить с Путиным хорошие отношения. Но ему возражают, что хорошие отношения с Россией могут быть инструментом для достижения определенных целей США, но не самоцелью.
ТГ: Я думаю, сегодня мы должны нормализовать отношения с Россией, установить каналы связи. Можем ли мы представить ситуацию, когда мы сможем сотрудничать с Россией по целому ряду вопросов? Да. Но до тех пор, пока мы не сядем за стол переговоров, мы не сможем сказать, что это за вопросы. В конечном итоге администрацию Трампа будут оценивать по качеству ее внешней политики и по тому, насколько она будет соответствовать американским национальным интересам. Трамп вызывает беспокойство американского политического класса потому что истэблишмент не способен признать, что мир вокруг нас меняется. Трамп высказывает идеи, противоречащие постулатам американской внешней политики последних 70-лет. В ответ в прессе звучат восклицания: «Он порывает с 70-летними традициями американской внешней политики»! – вместо того, чтобы объяснить американскому обществу, почему то, что мы делали на протяжении 70-лет, необходимо продолжать делать сегодня для продвижения американских национальных интересов. Мир сильно изменился за последние 70 лет, даже за последние 25 лет. Перед нами встают новые вызовы, и внешняя политика должна отвечать им. Я думаю, что нам необходимы здоровые дебаты о том, как изменился мир, как эти изменения влияют на американские национальные интересы, и как США должны вести себя в этом изменившемся мире.
Мы возвращаемся к необходимости трезвого осмысления американских национальных интересов: какую роль должны играть США в мире? Какие ресурсы нам понадобятся для того, чтобы успешно играть эту роль? Нам необходим новый консенсус о параметрах американской внешней политики в 21-м веке. Эти вопросы не поднимались во время президентской кампании в прошлом году, но они должны обсуждаться в то время, когда администрация Трампа формулирует свою внешнюю политику.
Чего следует опасаться Киеву?
МГ: Представьте себе, что Вы работаете в правительстве Украины… или, например, Латвии. Должна ли Вас беспокоить политика администрации Трампа?
ТГ: Если я работаю в правительстве Латвии, я должен беспокоиться прежде всего о том, что происходит в Европе. Я должен задумываться о том, как совместно с европейскими партнерами уменьшить уязвимости Латвии, как купировать внутренние угрозы, стоящие перед европейским проектом. Я должен задумываться о внешней политике США и о том, как убедить Вашингтон в том, что поддержка безопасности и благоденствия Латвии соответствует интересам США. Роль России должна обсуждаться, но в более широком контексте угроз и вызовов европейской и трансатлантической безопасности. Я думаю, не стоит зацикливаться на российской угрозе, которая зачастую используется в качестве уловки, позволяющей откладывать решение насущных внутренних проблем.
Я считаю, что Россия не создает раскол в Европе, но с удовольствием использует существующие разногласия в своих целях. Европа и трансатлантическое сообщество обладают значительными ресурсами для разрешения внутренних противоречий, и смогут их разрешить, если сосредоточатся на этой проблеме.
Что касается Украины… Киев должен думать о собственной роли в глобальной политике; о внутриполитической консолидации и о своей экономике. Следует ли Киеву беспокоиться? Да, следует беспокоиться о геополитической ситуации, об экономике, о коррупции, о том, что несмотря на Майдан, политическая система страны фундаментально не изменилась, о том, что эта система не породила национальное единство и те компетенции, которые необходимы для обеспечения безопасности и процветания Украины. Сосредоточившись на этих вопросах, следует продумать, как выстраивать отношения с Москвой, Берлином, Брюсселем и Вашингтоном.
МГ: Насколько мне известно, Вы последовательны в своих взглядах. Но еще пару лет назад Ваше мнение было в меньшинстве. Можно ли говорить о том, что при администрации Трампа Ваш «реалистичный» подход окажется более востребован?
ТГ: Мои мнения по-прежнему могут быть в меньшинстве. Я считаю изложенный мною подход практичным, заточенным на решение конкретных проблем и защиту американских интересов. Мы должны трезво оценивать наши ресурсы и ситуацию, признавая, что в 21-м столетии мы не сможем доминировать в мире так, как нам это удавалось во время и после окончания «холодной войны». Реальная оценка наших возможностей должна привести нас к пониманию того, что нам необходимо учитывать интересы других держав. Я думаю, события ведут нас в этом направлении. Мы должны признать, что защита американских интересов сегодня не может выглядеть так же, как 70 лет назад. Я приветствую откровенные дебаты по этим вопросам, которые привели бы к широкому консенсусу о роли США в мире и о наших интересах. Я думаю, такой консенсус необходим для осуществления последовательной и эффективной внешней политики.