В одной из публикаций несколько лет назад ее назвали «молодой львицей» американской литературы: в 2007 году ей была присуждена премия «Молодые львы» за ее первый роман The Dream Life of Sukhanov – «Жизнь Суханова в сновидениях» – книгу, «оказавшую влияние на состояние современной культуры и общества».
Написанная по-английски «Жизнь Суханова…» издана в США в 2006 году и переведена на четырнадцать языков. Хвалебные отзывы печатались в ведущих американских и британских изданиях: «Вашингтон пост», «Вашингтон таймс», «Нью-Йорк таймс», «Бостон глоб», «Индепендент», «Дейли телеграф». Авторитетный британский журнал «Гранта» включил имя автора в число лучших молодых писателей США.
И вот в апреле выходит в свет новый роман русско-американской писательницы Ольги Грушиной, The Line («Очередь»). Накануне этого события Ольга любезно согласилась дать интервью Русской службе «Голоса Америки».
Смотрите фотогалерею: русско-американский писатель Ольга Грушина
Сергей Москалев: Ольга, первый ваш роман вышел в издательстве G.P. Putnam's Sons, новый роман будет выпущен этим же издательством?
Ольга Грушина: Да, в твердой обложке он выходит в этом же издательстве, а в мягком переплете выйдет в издательстве Penguin.
С.М.: Выбор издательства случаен, или… я к тому, что ведь первый роман Набокова «Лолита» тоже увидел свет в издательстве G.P. Putnam's Sons, может, здесь кроется какой-то символизм, а может вы видите в этом какую- то мистику?
О.Г.: Мистику? (Смеется) Конечно, мне очень лестно, что мои книги выходят в том же издательстве, что и книги одного из моих самых любимых писателей, но, боюсь, выбор издательства случаен. Впрочем, возможно, какая-то косвенная связь и есть: семья моего издателя, Мэриан Вуд, родом из России, и Мэриан прекрасно знает и любит русскую литературу, русскую музыку, вообще русскую культуру.
С.М.: Ольга, о чем новая книга, как вы определили бы жанр?
О.Г.: Сюжет «Очереди» был подсказан реальным историческим эпизодом –возвращением 80-летнего Игоря Стравинского в Россию в 1962 году, после 50-летнего отсутствия. Его пригласили выступить с единственным концертом в Ленинграде. Когда о предстоящем концерте стало известно, люди выстроились в многотысячную очередь за билетами, и эта очередь существовала целый год, со временем развиваясь в сложный социальный организм, со своими отношениями, со своими правилами. Поразительная история. Что могло заставить людей потратить год своей жизни на ожидание в очереди? Так ли они любили музыку, надеялись ли они, что соприкосновение с искусством гения изменит их жизнь – или в этом было нечто большее? И какой была их жизнь за пределами очереди? Как складывались отношения между ними? Какой была сама очередь – безмолвной ли толпой, единым ли целым?
С.М.: Насколько доподлинно вы использовали этот эпизод в романе?
О.Г.: Сам исторический эпизод я в романе не стала использовать: он развивался не так, как нужно было мне в художественных целях. Тем не менее, приезд Стравинского послужил для меня исходной точкой, толчком к моим размышлениям о времени, об истории, о человеческих желаниях, о роли искусства в нашей жизни, о взаимоотношениях между человеком и семьей, человеком и властями, человеком и массой. Что до жанра, я бы сказала, что роман скорее психологический, чем исторический – может быть даже философский.
С.М.: Почему вам интересен именно вот тот советский период, ведь все равно, в любые времена, человек «крутится поперек колес истории»?
О.Г.: Действие в «Очереди» не происходит в конкретный период. Я очень вольно обращаюсь с советской историей: в романе, на самом деле, три периода, которые сплавлены и совмещены: сталинские тридцатые годы, хрущевская оттепель и брежневский застой. Действие происходит в безымянной стране, в безымянном городе, хотя, конечно, в городе угадывается Москва, а в стране ясно просматривается Россия. Вместе с тем, правильнее сказать, что в романе присутствует не столько сама Россия, сколько идея России, не столько советская история, сколько размышления на тему истории.
С другой стороны, меня здесь, в Америке, часто спрашивают, почему я, проведя больше половины своей жизни в Штатах, все время возвращаюсь к советским сюжетам. Разумеется, это просто объяснить тем, что я сама русская и мне бесконечно интересны русская история, русская культура.
С.М.: Только ли это?
О.Г.: Есть и другое объяснение. Меня как писателя привлекают темы общечеловеческие. Например, «Жизнь Суханова в сновидениях» можно описать как историю несостоявшейся жизни, трагедию блестящего человека, который сделал неправильный выбор и расплатился за это своим талантом. В «Очереди» же моей главной темой является надежда: люди, чья жизнь тяжела и пуста, мечтают о переменах, об ином, осмысленном, полном существовании. Эти темы достаточно общие, чтобы быть понятными любому из нас. Истории эти могли бы разворачиваться где угодно – но я сознательно выбрала для них советский фон, потому что история советского периода настолько драматична, настолько богата, что даже самые простые сюжеты обретают здесь дополнительное измерение – измерение моральное (не говоря уже об измерении историческом). История о растраченном таланте становится еще и историей предательства и покаяния; история о надежде становится историей мужества, силы человеческого духа. В России, где неосторожно сказанное слово могло стоить человеку свободы, а часто и жизни, ежедневные поступки имели особый вес. На этом фоне сюжеты становятся ярче, рельефнее, глубже – интереснее для меня и, я надеюсь, и для читателя.
С.М.: В этом контексте вспоминаются Стругацкие – «Улитка на склоне» – там описано положение, в котором мы находились: интеллигент – это человек, который все понимает, но ничего не может сделать. Ощущение, что и в вашем романе эта линия тоже как-то проводится?
О.Г.: Думаю, что эти слова к моему роману скорее неприменимы. Конечно, с одной стороны, моя очередь выступает символом безликой власти, которая не дает человеку достичь его цели, которая мешает ему жить. Этот момент бесспорно присутствует. Но, в то же время – и главным образом – очередь в моем романе служит катализатором перемен. Хотя по своей стилистике книга во многом является темной, через нее проходит светлая струя – тема искусства, тема красоты, тема будущего. Мои герои мечтают изменить свою жизнь, стремятся к осмысленности, к музыке, к любви, к чему-то истинному – и к концу романа для большинства из них жизнь действительно меняется, пусть эти изменения часто носят всего лишь внутренний характер и протекают на фоне сгущающихся исторических красок. Недаром слова «времена меняются» проходят припевом через всю книгу.
С.М.: Один из критиков, говоря о вашей первой книге, отметил, что несмотря на то, что роман написан по-английски, он в большей степени относится к русской литературе, чем романы, написанные по-русски эмигрантами. В какую традицию вы бы сами встроили ваш новый роман?
О.Г.: В одном из самых моих любимых отзывов на «Суханова» критик сказал, что мой роман написан русским языком, но английскими словами. Мне это было очень приятно слышать, так как я выросла на традициях русской литературы и считаю себя в первую очередь русской писательницей. Я полагаю, что в моих книгах всегда будет ощущаться влияние Гоголя, Чехова, Набокова, Булгакова, Хармса; и в языке своем я также стремлюсь сохранить интонации и образность русского. Но мне хотелось бы думать, что в «Очереди» присутствует и традиция западная – это и «Замок» Кафки, и «В ожидании Годо» Беккета, и «Татарская пустыня» Дино Буццати.
С.М.: В отличие от «Жизни Суханова в сновидениях» – вот этот новый роман сразу выйдет и на русском. Романом заинтересовались в России, несколько слов о русском издании?
О.Г.: Мое русское издательство, «Эксмо», купило оба моих романа. Думаю, что «Суханов» выйдет до «Очереди». Я всегда мечтала увидеть свои книги на родном языке, поэтому мне очень важно, чтобы переводы были удачными. Конечно, я надеюсь, что когда-нибудь, возможно на старости лет, я смогу свои книги перевести сама, но сейчас, к сожалению, у меня такой возможности нет: я пишу третий роман и посвятить свое время переводам не могу. Но я сотрудничаю с переводчицей, которая уже работает над «Сухановым».
С.М.: Многие литераторы, литературные критики говорят о «смерти романа» – и эта дискуссия продолжается. Ваш прогноз на литературную моду ближайшего будущего?
О.Г.: Конечно, я вижу много тревожного. Бесспорно, мир становится все более и более электронным, и в Америке многие также предвещают смерть романа – и не только романа, но и книги вообще. Недавно я слышала интервью со знаменитым американским писателем Филипом Ротом, который уверял, что в будущем романы будет читать такой же узкий круг людей, как те, кто сейчас читает Гомера в оригинале – такие люди останутся, но это будет маленький кружок эксцентриков. Я надеюсь, что этому мрачному прогнозу не суждено сбыться. Впрочем, за литературными модами я слежу мало. Возможно, это подход близорукий, но я как писала, так и буду писать.
