ВАШИНГТОН - Пророссийская ориентация ультраправых партий стала общеевропейским феноменом, констатирует Марлен Ларюэль (Marlène Laruelle) –профессор-исследователь Школы международных исследований имени Элиота (EliottSchoolofInternationalAffairs) при Университете имени Джорджа Вашингтона. Поясняя: правых радикалов Европы и нынешнее руководство РФ объединяют четыре позиции: (1) неприятие НАТО и ЕС, (2) негативное отношение сексуальным меньшинствам, (3) стремление ограничить иммиграцию и (4) апология «традиционных ценностей» в противовес «упадочническому либерализму». Любопытно и другое, подчеркивает исследователь: многие европейцы, прежде голосовавшие за коммунистов, сегодня голосуют за крайне правые партии.
Разумеется, напомнила Марлен Ларюэль, выступая на состоявшейся на днях в Университете Джорджа Вашингтона конференции, посвященной европейско-российским отношениям, спектр политических течений, рассматривающих Кремль как союзника, далеко не исчерпывается ультраправыми. Здесь присутствуют и левые (греческая СИРИЗА и Левая партия Германии), и консерваторы-центристы (голлистская традиция во Франции), и политики типа Берлускони, и представители бизнес-кругов. И все же после аннексии Крыма именно контакты крайне правых политиков Европы (например, Марин Ле Пен) с российским руководством стали, как подчеркивает аналитик, особенно наглядным явлением.
Истокам и эволюции этого явления посвящено интервью Марлен Ларюэль корреспонденту Русской службы «Голоса Америки».
Алексей Пименов: Профессор Ларюэль, когда началось взаимодействие между Кремлем и европейскими ультраправыми группировками?
Марлен Ларюэль: Оно началось давно – в начале 1990-х, сразу после распада Советского Союза. Тогда оно осуществлялась на уровне индивидуальных контактов между некоторыми ультраправыми идеологами.
А.П.: А именно?
М.Л.: Например, между Александром Дугиными европейскими крайне правыми идеологами – Аленом де Бенуа во Франции и Клаудио Мутти в Италии. Эти связи существовали еще в советское время, но в начале 1990-х они стали открытыми. Таким образом, тренд сам по себе существовал уже в первые годы после распада СССР. Но на действительно высокий политический уровень эти взаимоотношения вышли в начале 2000-х, когда стало ясно, что многие крайне правые партии Европы заняли пророссийские позиции.
Один из самых очевидных тому примеров – Франция. Пророссийские настроения были издавна характерны для французских крайне правых. А в 2000-х годах это стало очевидно. Открыто пропутинскую позицию занимает сегодня Марин Ле Пен – одна из самых значительных фигур сегодняшнего европейского крайне правого популизма. В ситуации украинского кризиса это видно с особой наглядностью. Сходная ситуация и в других странах: и в Италии, и в Венгрии, и в Греции.
Характерно, что и венгерская праворадикальная партия «Йоббик» («За лучшую Венгрию» – А.П.), и «Золотая заря» (ХрисиАвги) – в Греции соединяют европейскую праворадикальную идеологию с пророссийской ориентацией.
А.П.: Что может объединять взгляды российской правящей элиты и европейских ультраправых?
М.Л.: Прежде всего – антисистемность. Отрицание либерального миропорядка. Кроме того – неприятие США и НАТО, а также структур Евросоюза. И, конечно, занятая ими позиция защитников консервативных ценностей – против того, что они характеризуют как упадочнические либеральные ценности. Наконец, отстаивание национальной государственности и идентичности, основанное на неприятии смешения этносов и иммиграции. Но в конечном счете главное – это неприятие либерального миропорядка.
А.П.: Давайте вернемся к Франции. Вы упомянули Алена де Бенуа как одного из одного из менторов Александра Дугина.
М.Л.: Хочу подчеркнуть: французские ультраправые традиционно занимали более или менее пророссийские позиции – в сравнении, скажем, с немецкими или итальянскими. Эти настроения восходят еще к их контактам с русскими белыми эмигрантами, обосновавшимися в Париже. Кроме того, в советские времена некоторые диссидентские круги сумели установить связи с эмигрантскими кругами, а через них – с ультраправыми группами.
А.П.: Что это были за круги?
М.Л.: Окружение Дугина – так называемая Южинская группа, в которую входили такие люди, как Евгений Головин, а также Юрий Мамлеев, в 1980-х проживавший в Париже. Все они – и Головин, и Дугин, и Гейдар Джемаль – открыли для себя теории европейских крайне правых еще в 60-70 годах. Иными словами, это давняя традиция советского андерграунда. Но в начале 1990-х она стала открытой. И интересно, что в 1990-х годах Дугин ездил во Францию, Бельгию и Италию.
А.П.: Как и в какой мере эти теории получили распространение среди российской политической элиты?
М.Л.: Это непростой вопрос. Но, конечно, это связано с окончанием эпохи советского идеологического контроля и, как следствие, возникновением идеологического вакуума. Начались поиски новой теории. Другой немаловажный фактор – печатный рынок, открытый – и легкодоступный. Теории крайне правых распространились, в частности, благодаря некоторым публикациям, ставших бестселлерами. Кроме того, некоторые представители этого течения в России стали видными фигурами в академических кругах и выпустили в свет учебники для студентов. Наконец, в постсоветские времена немалая часть военного истеблишмента также обнаружила интерес к новым для них идеологическим конструкциям, легитимизирующим Россию как великую державу.
А.П.: Кто же именно обнаружил интерес к этим теориям и их носителям?
М.Л.: Среди российских политических группировок, стремящихся к сотрудничеству с европейскими крайне правыми, следует назвать прежде всего партию «Родина» и ее лидера Дмитрия Рогозина. Она связана с военными кругами, причем в большей степени с военно-промышленным комплексом, чем с министерством обороны.
А.П.: Что вы могли бы сказать о долгосрочных перспективах этого взаимодействия?
М.Л.: Российская элита обзавелась друзьями среди европейских праворадикальных партий. Но следует помнить: эти партии никогда не приходили к власти. Иными словами, они не могут изменить решения, принятые, скажем, в Брюсселе. Например – отменить санкции (введенные в ответ на аннексию Крыма и действия России в восточной Украине). Уровень влияния этих партий на процесс принятия политических решений пока ограничен. По-настоящему серьезная проблема, связанная с российским влиянием в Европе, – это опасность того, что евроскептицизм, ксенофобия и общее разочарование в европейских институтах резко усилятся в общественном мнении Европы. Тогда демократическая, либеральная конструкция ЕС может распасться, а праворадикальные партии оказаться у власти. В этом случае усилится и непрямое влияние России. Таким образом, речь идет не просто о российском влиянии, но прежде всего о большой проблеме европейской внутренней политики.