«Почти два с половиной миллиона человек посетили вебсайт Росархива – сразу же после того, как на нем были размещены документы по Катыни», – сказала профессор Наталья Лебедева, обращаясь к участникам конференции, состоявшейся пятого мая в кулиджевском зале вашингтонской Библиотеки Конгресса и посвященной семидесятилетию катынской трагедии.
С того самого момента, когда расправа с польскими офицерами, учиненная в смоленских лесах весной сорокового, стала достоянием гласности, она сделалась также предметом острой политической борьбы – не прекращающейся и по сей день. О чем шла речь и на нынешней юбилейной конференции – организованной Фондом имени Костюшко (The Kosciuszko Foundation) при поддержке Хельсинкской комиссии США. И о чем недвусмысленно свидетельствовал состав ее участников. Ибо здесь присутствовали и американские законодатели (лидер демократического большинства в Палате представителей Стени Хойер (Steny Hoyer), а также сенаторы Барбара Микульски (Barbara Mikulski) и Ричард Лугар (Richard Lugar), и законодатели польские (председатель сенатского комитета по иностранным делам Леон Кирес – Leon Kieres).
Был представлен и дипломатический корпус: в списке выступающих можно было найти имена и бывшего посла США в Польше Дэниела Фрида (Daniel Fried), и посла Польши в Соединенных Штатах Роберта Купецкого (H.E.Robert Kupiecki), и российского посла в Вашингтоне Сергея Кисляка.
Что же означает политическая трагедия семидесятилетней давности для сегодняшней политической элиты? «Мы занимаемся урегулированием этнических конфликтов, – напомнил собравшимся сопредседатель Хельсинкской комиссии США сенатор Бенджамин Кардин (Benjamin Cardin), – и наша задача – останавливать злодеяния, а также предотвращать их». А потому, по словам сенатора, необходимо знать и о преступлениях прошлого – чтобы не допустить их повторения в будущем.
Где же проходит в данном случае грань между историей и современной политикой? «В начале девяностых, – констатировал Бенджамин Кардин, – президент Ельцин признал ответственность советского руководства за катынский расстрел». «И все же, – продолжил он, – сделано в этом направлении еще далеко не все, что необходимо сделать. Россия должна принести ясные и недвусмысленные извинения. А также открыть все архивы, имеющие отношение к катынской проблеме».
Для Польши память о Катыни и сегодня – незаживающая рана. «Не просто в силу масштабов преступления, – убежден Збигнев Бжезинский (Zbigniew Brzezinski). – И не только потому, что среди жертв расправы – немало выдающихся людей». «Мир принял ложь о Катыни – вот в чем ключ к катынской проблеме, – считает ветеран американской политики. – Как реагировала бы, к примеру, еврейская общественность, если бы мировое сообщество согласилось с отрицанием Холокоста?»
Не следует забывать и о десятилетиях коммунистического правления, подчеркивает Бжезинский. «Если человек указывал в анкете, что его отец погиб в апреле сорокового – а не, скажем, сорок первого – то власти сразу же начинали относиться к нему с подозрением», – вспоминает он.
Так обстоит дело в Польше. А в России? Как сообщил (сославшись на данные «Левада-центра») руководитель польской комиссии «Мемориала» Александр Гурьянов, не более чем 43% россиян слышали что-либо о катынских событиях. При этом лишь 19% из числа слышавших считают, что польских офицеров расстреляли сотрудники советских спецслужб. 28% считает виновниками преступления немецких оккупантов – а 53% не имеют на этот счет определенного мнения.
А ведь при этом катынское дело занимает немаловажное место в истории политических репрессий, констатирует Гурьянов. И прежде всего потому, что за годы пребывания польских земель в орбите сталинизма – с 1939 по 1956 год – жертвами репрессий стали не менее 590 тысяч польских граждан – как этнических поляков, так и людей других национальностей. Примечательно и другое: около 490 тысяч из них были «взяты» в период с тридцать девятого по сорок первый.
Говорить правду о Катыни в СССР начали лишь при Горбачеве – в 1992 году было обнародовано решение политбюро от 5 марта 1940 года о расстреле польских офицеров, вспоминает руководитель польской комиссии «Мемориала». Впрочем, продолжает он, тот же Горбачев вскоре инициировал своеобразную «анти-Катынь»: стремясь смягчить ответственность советского руководства за расправу с польскими офицерами, советские пропагандисты заговорили о десятках тысяч красноармейцев, попавших в плен во время польско-советской войны двадцатого года и уничтоженных в польском плену. И хотя впоследствии было установлено, что пленные красноармейцы – от 18 до 20 тысяч человек – умирали в плену от недоедания и болезней – но все же не в результате спланированной акции, – «анти-Катынь» в ходу и поныне.
И все-таки главным аргументом сталинистов и державников по-прежнему остается старое утверждение о том, что катынский расстрел – дело рук немцев. Тогда как свидетельства об ответственности НКВД и НКГБ – не более чем фальшивка, изготовленная врагами России. Так рассуждают, подчеркивает Александр Гурьянов, даже некоторые депутаты российского парламента.
… Зачем же Сталину и его окружению понадобилось уничтожать польских офицеров, и в какой политической ситуации было принято это решение? По мнению Натальи Лебедевой, имеющиеся документы позволяют ответить на этот вопрос: интернированные поляки не признавали – и не собирались признавать – раздела Польши между Германией и СССР. Сыграло свою роль и обострение внешнеполитической обстановки: и в частности, исключение СССР из Лиги Наций – из-за вторжения в Финляндию. А также позиция польского правительства в изгнании по отношению к финской войне: Сикорский не оставлял мысли о помощи борющимся финнам…
Впрочем, воссоздание и осмысление всех этих обстоятельств возможно лишь при одном непременном условии: доступ к имеющимся архивным материалам во всей их полноте. Между тем, констатирует Александр Гурьянов, проблема – не только в том, что военная прокуратура прекратила дело о катынских событиях за смертью его фигурантов. Документы по этому делу фактически снова засекречены: сегодня они находятся под контролем Межведомственной комиссии по защите государственной тайны, возглавляемой президентом РФ. Что, по словам Гурьянова, представляет собой грубое нарушение российского закона о государственной тайне. Поскольку речь идет о жертвах политических репрессий…
…Итак, продолжает Александр Гурьянов, военная прокуратура отказывается рассекретить весь корпус документов по Катыни – утверждая, что политический характер – да, собственно, и самый факт расстрела польских офицеров советскими спецслужбами – с должной достоверностью не установлен. Поскольку индивидуальные документы, характеризующие погибших, не сохранились.
С этим связан и отказ назвать тех, кто уже признан виновным, подчеркивает руководитель польской комиссии «Мемориала». Равно как и интерпретация случившегося как результата превышения власти отдельными руководителями спецслужб…
Так Сталин и его ближайшее окружение выводятся из числа виновных, констатирует Гурьянов. И вот результат: катынская трагедия начинает выглядеть, как преступление ведомственного уровня. Сегодня, продолжает сотрудник «Мемориала», позиция высшего руководства страны меняется – однако не изменились установки, отстаиваемые военной прокуратурой. И это, по словам Гурьянова, явно противоречит позиции правительства России. «Правда, – оговаривается он, – мы не знаем – является это противоречие мнимым или действительным?»
... Где же все-таки проходит граница между поисками исторической истины и сегодняшними политическими интересами? Не следует забывать, убежден Збигнев Бжезинский, что история стран и народов связана с судьбой каждого отдельного человека. И что исторические изменения начинаются с изменений человеческих чувств. «На наших глазах состоялось историческое польско-германское примирение, – вспоминает политик. – А также франко-германское. И польско-российское примирение стало бы на этом фоне совершенно закономерным и естественным шагом».
