«Идеология тут ни при чем», – заявил директор Московского центра Карнеги Дмитрий Тренин на страницах журнала Foreign Policy, в связи с одним из центральных вопросов международной политики: чем объяснить то явное отсутствие энтузиазма, с которым западные попытки разрешить сирийский кризис воспринимаются в Москве?
Почти одновременно с Трениным на остроту проблемы указал и официальный представитель российского внешнеполитического ведомства Александр Лукашевич, охарактеризовавший силовой сценарий развития событий как «категорически неприемлемый».
Геополитическое соперничество? Нет, считает Тренин. Конечно, Россия снабжает кое-кого на Ближнем Востоке оружием и иной техникой, но говорить о соревновании с США за статус сверхдержавы сегодня не приходится.
Правда, отношения Москвы с Дамаском, восходящие к советским временам, – случай особый, признает аналитик. Терять еще и Сирию в Кремле не хотят. Но есть у российских политиков и иные мотивы, полагает Тренин. И в частности – беспокойство в связи с ростом исламистского экстремизма.
Новое лицо исламизма
Заявления об исламистах за кулисами нынешних арабских революций звучат не только в Москве. «Меня это тоже беспокоит – особенно после того, что произошло в Ливии, – сказал в интервью Русской службе «Голоса Америки» обозреватель турецкой газеты Hurriet Daily Юсуф Канли. – Многие элементы этого… движения очень напоминают “Аль-Кайду”». А уж о “Братьях-мусульманах” и говорить не приходится».
«Мало того, – убежден московский политолог-арабист Владимир Ахмедов, – характерная черта теперешней, второй волны арабских революций – это именно то, что “мусульманское братство” идет вместе с салафитами. Это новое явление – новый, постмодернистский ислам, витающий над площадью Тахрир. Он еще только формируется, и специалистам еще только предстоит по-настоящему понять его…».
«Дело в том, – констатирует Ахмедов, – что все сегодняшние арабские революции были начаты суннитами. Т.е. исламскими ортодоксами, строго соблюдающими правила и традиции. Теми, от кого меньше всего можно было ожидать революций».
«Вспомним не такое уж давнее прошлое, – продолжает политолог. – Мятежей всегда ждали от шиитов – давних и завзятых бунтарей в мусульманском сообществе. Приверженцев доктрины, само название которой означает “партия”, “раскол”! Повторяю, бунтов ждали от них. И дождались – в 1979 году в Иране. Но в наши дни, как это сознают многие иранцы, иранская модель мешает двигаться вперед. А главное – то, что формируется сегодня, – это совершенно новое явление. Не багаж “исламской революции”, но и это и не тот умеренный пояс ислама, о котором некогда говорила Кондолиза Райс…».
Почему же постмодернистский ислам вызывает тревогу в России?
«Более девяноста пяти процентов мусульманского населения РФ (растущего, кстати, со все большей скоростью), составляют сунниты, – подчеркивает Ахмедов. – И коль скоро революционный подъем на Ближнем Востоке – тоже дело рук суннитов, говорить о демонстрационном эффекте в данном случае вполне уместно. Но вот другое примечательное обстоятельство: по решению Верховного суда – оно формируется на основании списков, предоставляемых ФСБ, – такая организация, как “Братья-мусульмане”, квалифицируется как террористическая. А у “Братьев-мусульман” весьма серьезные перспективы добиться большого успеха на предстоящих 28 ноября выборах в Египте. А в будущем – и в Сирии. Действует братство и в Иордании. Наконец, и ХАМАС – организация, вышедшая из братства. В Саудовской Аравии господствует ваххабизм – самый жесткий толк суннизма. В общем – везде сунниты. И везде эта суннитская масса бурлит».
Чем же опасен демонстрационный эффект? В первую очередь, именно новым обликом политического ислама, считает аналитик. «В Египте, – рассказывает он, – “Братья-мусульмане” создали свою партию – в рамках исламской парадигмы, но открытую для всех конфессий. Оставив в стороне “Братьев-мусульман”, как религиозную структуру».
«Но главное, – констатирует Ахмедов, – Россия по-прежнему хочет работать на Ближнем Востоке. Где, повторяю, к власти идут исламские политические партии. И сотрудничество тут вполне возможно. Но на каком-то этапе нам могут сказать: контракты – это прекрасно, но вот то, как вы обращаетесь со своими мусульманами, нам не нравится. А ведь вы имеете статус наблюдателя в “Исламской конференции” и Лиге арабских стран. Могут задать и другой вопрос: а не ввести ли в РФ, скажем, пост вице-президента, который – хотя бы формально – был бы мусульманином? Ведь даже в СССР представительство мусульманских народов в партийном руководстве имело место. Иными словами, если у России не будет продуманной национальной политики в национальном вопросе, последствия могут быть опасными…».
Что же делать? «Внимательно присмотреться к исламистам и понять, что они бывают разные, – убежден аналитик. – Да, есть бандиты, но есть и те, что готовы сотрудничать с властями. Желающие, так сказать, иметь свою нишу и участвовать в управлении государством. Существует и другая проблема: как отнестись, например, к предложению открыть, скажем, в Москве сеть исламских банков? Имеющих, кстати, очень эффективные программы, ориентированные на малообеспеченные слои общества. Не составят ли они конкуренцию нагим банковским структурам?».
«Я не говорю уже, – продолжает Владимир Ахмедов, – о преподавании религии в школах или о духовенстве – в том числе мусульманском – в вооруженных силах. Все это проблемы, а вот осмысливать их мы не успеваем…».
Сирийские сценарии
«Вариантов немного, – считает Ахмедов. – Вариант первый: Асад отрекается от власти, оставив ее, скажем, вице-президенту. Но возможен и военный переворот. Поскольку режим совершил классическую ошибку – начал использовать регулярную армию против собственного народа. Да, в Сирии армия – идеологическая. В сирийской конституции есть одиннадцатая статья, легитимизирующая право военных сражаться на своей территории против врагов баасизма и революции. Но армия раскалывается. Ибо военная корпорация сознает, что это – конец ее привилегиям».
«На днях, – рассказывает политолог, – действующий в Сирии “кризисный центр” – до этого им руководил заместитель генерального секретаря правящей партии – возглавил бывший министр обороны Хасан Туркмани. Это очень известный в стране человек – кстати, это единственный сириец, который был в Турции и вел там весьма успешные переговоры. Еще в 2005-2006 годах он задумывал очень серьезную реформу Совета национальной безопасности Сирии, провести которую ему, впрочем, не дали. Так вот, отныне возглавляемый им “кризисный центр” планируется насытить большим количеством гражданских специалистов – в частности, людьми из университетов: политологами, социологами, экономистами».
«Таким образом, – продолжает аналитик, – возможен военный переворот, в результате которого к власти придут представители военного командования. И, вероятно, поделятся ею с гражданскими – хотя бы в рамках обновляемого кризисного центра. Но может произойти и другое, если президент пойдет до конца. Тогда – гражданская война, причем неизбежно конфессионально окрашенная: ведь на территории Сирии действуют отряды ливанской Хезболлы и иранского КСИРа.
Есть, к тому же, данные, что в помощь сирийскому режиму направляются добровольцы из так называемой “Армии махди” с юга Ирака. И уже сегодня основные бои идут по линии, отделяющие преимущественно алавитский северо-запад Сирии от других районов, населенных в основном суннитами».
А помощь из-за рубежа? «Проблема в том, – констатирует Ахмедов, – что она будет на руку скорее режиму, нежели революционерам. Потому что репутация будет подмочена: победы на иностранных штыках не хочет никто. Тогда как для правящего режима это будет оправданием – чтобы мобилизовать последние резервы…».