МОСКВА – В середине этой недели Вашингтон и Москва обменялись упреками по поводу очередного вето России в Совбезе ООН, касающегося Сирии.
В конце октября российский представитель в Совбезе ООН наложил вето на резолюцию о продлении мандата миссии ООН и Организации по запрещению химического оружия (ОЗХО), которая расследует применение химического оружия в Хан-Шейхуне в апреле этого года.
1 ноября Белый дом решительно осудил эти действия России, а на следующий день Москва ответила целым рядом заявлений, обвинив миссию в непрофессионализме, а США – во влиянии на выводы, к которым эта миссия пришла.
Между тем, еще до того, как члены миссии ООН и ОЗХО, известной как Совместный механизм по расследованию (СМР), пришли к выводу об ответственности режими Башара Асада за смерть людей в Хан-Шейхуне от применения зарина, это выяснила и специальная команда исследователей международной правозащитной организации Human Rights Watch. Руководил этой командой заместитель директора Human Rights Watch по чрезвычайным ситуациям Уле Солванг, который в интервью Русской службе «Голоса Америки» рассказал, почему доводы Москвы, отрицающей применение сирийским правительством химического оружия, несостоятельны.
Сергей Николаев: Насколько убедительны для вас и ваших коллег выводы СМР о том, что правительство Асада виновно в химической атаке, произошедшей в апреле этого года в Хан-Шейхуне?
Уле Солванг: Я думаю, что свидетельства, которые СМР предоставил в своем докладе, очень убедительны. И они пришли к такому же выводу, что и Human Rights Watch, когда мы расследовали этот инцидент. Они представили много свидетельств различного характера, но все они указывают в одном направлении – что это был сирийский военный самолет, сбросивший химическую бомбу на Хан-Шейхун.
Взрыв химического боеприпаса произошел именно в ходе бомбардировки Хан-Шейхуна – есть много свидетелей, которые это подтверждают, есть журналы боевых вылетов, предоставленные сирийским правительством, которые говорят о том, что военный самолет в момент взрыва был над районом, есть воронка, которая соответствует тому, что остается после применения химической бомбы, есть свидетели, которые подверглись воздействию химоружия именно там и именно тогда, есть также лабораторные анализы, которые говорят о том, что это зарин, и есть два осколка боеприпаса, говорящие о том, что это была именно авиабомба. Так что, как я уже сказал, все различные свидетельства указывают на сирийское правительство, и в то же время нет никаких свидетельств, которые бы поддерживали альтернативные версии, изложенные Сирией или Россией.
С.Н.: При этом Россия утверждает, что самолет сирийских ВВС был за 5 километров от места взрыва, что зарин мог быть произведен кустарным способом, и всячески отрицают саму возможность использования Асадом химоружия. Что вы можете на это ответить?
У.С.: Если вы прочитаете доклад внимательно, то вы увидите, что было два самолета, которые поднялись с базы сирийских ВВС в то утро. Участники расследования смогли проинтервьюировать одного из пилотов, который сказал, что сбросил бомбы обычного характера в окрестностях Хан-Шейхуна, но не на сам населенный пункт. Но с другим пилотом им поговорить не удалось. И совершенно непонятно, говорил ли тот пилот, которого удалось расспросить, правду во всей ее полноте, как и непонятно, являются ли точными записи в журналах боевых вылетов. Но что доказано – это то, что в районе Хан-Шейхуна было два боевых самолета в момент химической атаки.
Что касается альтернативных версий, утверждающих, что боеприпас был взорван боевиками на земле, то, во-первых, нет вообще никаких свидетельств того, что у боевиков есть какой-либо доступ к зарину, во-вторых, они никогда не использовали зарин прежде. Да, они использовали другие отравляющие химикаты – например, «Исламское государство» использовало хлор и горчичный газ, но не зарин. Зарин – это довольно сложное в производстве и использовании вещество. И опять же, нет никаких фактов, подтверждающих теорию о том, что бомба была взорвана на земле – нет ничего, на это указывающего, ни в воронке, ни в осколках, ничего, что бы не соответствовало применению химической авиабомбы.
С.Н.: Как вы думаете, почему вообще режим Асада применял химическое оружие - ведь это такой очевидный удар по международному имиджу сирийских властей?
У.С.: Это тот аспект расследования, где есть определенные трудности, ведь каждое конкретное расследование занимается определенным случаем, и оно может изучать только тот конкретный инцидент, который ему поручен, в данном случае – химическую атаку в Хан-Шейхуне, и только ее, а не, например, очень похожие случаи, произошедшие всего несколькими днями ранее. Но когда вы смотрите на цепь этих инцидентов, то вы видите несколько случаев, в которых сирийские ВВС сбрасывали химические боеприпасы с нервно-паралитическим газом (НПГ), и общим для этих случаев было то, что они происходили в моменты наступления вооруженной оппозиции, когда под угрозой оказывалась одна из авиабаз сирийских войск.
Если вы заглянете в наш доклад, который мы опубликовали 1 мая, то там мы задокументировали четыре атаки с применением НПГ с декабря 2016 года по апрель 2017, когда произошел взрыв в Хан-Шейхуне. И всем этим инцидентам предшествовали атаки боевиков на правительственные войска, когда авиабазам начинала угрожать очень серьезная опасность. За несколько недель до Хан-Шейхуна было большое наступление сил оппозиции в районе города Хама, и в том районе также есть важный военный аэродром. Мы не знаем с точностью причин, по которым сирийская армия использует зарин, но вполне допустимым кажется объяснение, что они в эти моменты отчаянно пытались защитить авиабазы и использовали зарин как последнее средство для того, чтобы защитить жизненно важные военные объекты.
С.Н.: Каким вы видите выход из ситуации, когда Россия блокирует усилия ООН, пытающейся добиться наказания режима Асада за эти химические атаки?
У.С.: По-моему, довольно ясно, что международное сообщество должно сделать – Совбез ООН должен ввести санкции против тех, кто ответственен за применение химического оружия. Есть меры против «Исламского государства», которые введены в том числе по причине применения этой группировкой химических отравляющих веществ. Сейчас доказано, что правительство Сирии тоже это делает, и уже не впервые назначенное ООН расследование приходит к выводу, что сирийский режим использовал химические боеприпасы – это было и в прошлом году. У этих повторяющихся преступлений должны наступить последствия.
Конечно, в Совбезе ООН Россия может наложить вето на любую резолюцию подобного рода. Но у нас есть еще и Конвенция о запрещении химического оружия, в которой участвуют 192 государства, это один из документов по вооружениям, наиболее поддержанных международным сообществом. За соблюдением Конвенции следит Организация по запрещению химического оружия, у которой есть управляющий орган – Исполнительный совет, состоящий из 41 члена. И что этот Исполнительный совет должен сделать – это прекратить права и полномочия Сирии в рамках этой организации, осудить в самой жесткой форме применение ею химического оружия и привлечь внимание Генеральной ассамблеи и Совбеза ООН к тому, что Сирия неоднократно нарушила данные ею в рамках Конвенции обязательства, и должна быть за это наказана. И в рамках Исполнительного совета у России никакого права вето нет, поэтому если две трети членов Исполнительного совета проголосуют за такое решение, то оно состоится.