МОСКВА – Социальная напряженность среди граждан России существенно возросла, констатировали в «Левада-центре», опираясь на свежие результаты исследования.
Большинство респондентов (72%) обеспокоены ростом цен, а еще 52% – «обнищанием населения» на этом фоне.
Также особую актуальность для россиян приобрела проблема безработицы. Озабоченность ею выразил почти каждый второй россиянин (48%).
Кроме того, социологи подчеркивают, что в сравнении с прошлым годом уровень обеспокоенности возрос по всему спектру опросного листа в среднем на треть. При этом процессы вызваны не какой-то одной конкретной проблемой, а повышением «общей тревожности и недовольства».
Русская служба «Голоса Америки» попросила прокомментировать итоги опроса директора Аналитического центра Юрия Левады, доктора философских наук Лев Гудкова.
Виктор Владимиров: Лев Дмитриевич, о чем свидетельствуют результаты вашего исследования и что они означают?
Лев Гудков: Прежде всего, об общем напряжении, охватившем общество, и довольно широком недовольстве граждан. Этот тенденция началась в конце прошлого года, в декабре, затем немножко приостановилось в начале электоральной кампании (по выборам президента РФ). А начиная с апреля стала нарастать общее недовольство. Оно выражалось по-разному – и в росте ксенофобии, и в снижении доверия и одобрения деятельности руководства страны, и в обострении всех проблем. Причем, увеличилось беспокойство по всему списку, что означает: люди утратили уверенность в будущем и не знают, что их ждет впереди. Поэтому на первое место, как обычно, но только с очень высокой степенью беспокойства, вышли такие показатели, как рост цен, бедность и обнищания большинства населения. А опасения по поводу безработицы возросли в полтора раза по сравнению с августом прошлого года. Мы проводим подобные исследования несколько раз в год, но сравниваем по месяцам. Конечно, это реакция на пенсионную реформу, которая выступила триггером. Но все-таки полученные нам результаты вызваны не одной какой-то причиной. Это индикатор общего недовольства.
В.В.: Иными словами, так называемая пенсионная реформа стала катализатором процесса?
Л.Г.: Да, не причиной, а катализатором. Потому что люди воспринимают реформу пенсии как несправедливую, как попытку государства решить свои бюджетные проблемы за счет населения, не приступая к необходимым реформам в сфере экономики, а действуя привычным способом, приводящем к сокращению доходов граждан. Но в отличие от протестного движения 2011-2012 годов сегодня наибольшее напряжение ощущается не в столице, а в провинции, в средних городах и средних слоях населения по уровню образования, доходов, квалификации. Если брать социальные группы, то в большей степени обеспокоены рабочие.
В.В.: На что похожа нынешняя социальная картина, что она вам напоминает?
Л.Г.: По остроте напряженности ситуация близка к уровню июля 1998 года, (когда в стране было преддефолтное состояние), но пока еще не достигла той степени остроты. В 1998-м году все-таки складывалась гораздо более драматичная картина, предчувствие коллапса. Сейчас положение самое напряженное за все 2000-е годы, пожалуй, кроме кризиса 2008 года. В целом, идущие процессы указывают на рост напряженности, на предкризисное состояние.
В.В.: Можете ли вы представить, как это все в совокупности скажется на рейтингах власти?
Л.Г.: Мы отмечаем перманентное снижение одобрения деятельности правительства, премьер-министра, депутатского корпуса и в гораздо меньшей степени – президента. Рейтинг Путина снизился, но остается довольно высоким. Основная часть недовольства по-прежнему падает на правительство, чиновников и Госдуму. То есть, продолжаются те же самые тренды – перенос ответственности (с президента) на другие органы власти. Деятельность последних оценивается преимущественно негативно. Идет явное преобладание негативных оценок по отношению к позитивным – примерно: 1:2.
В.В.: В резюме вашего центра указывается, что наименьшее беспокойство у населения вызывает, в частности, ситуация на Северном Кавказе и ограничение гражданских прав. Чем это вызвано, ведь положение и там, и там должно скорее настораживать граждан, чем наоборот?
Л.Г.: На Северном Кавказе де-факто закончилась вторая чеченская война. К тому же налицо явная поддержка (Кремлем) режима Кадырова. Отсюда, в основном, позитивное освещение ситуации в регионе на федеральных телеканалах. Поэтому для людей, далеких от подлинных реалий Северного Кавказа, все выглядит относительно благополучно. Регулярно демонстрируются кадры нового строительства в Грозном, великолепные мечети и так далее. Телевизионная картинка делает свое дело. На фоне разрушенного Грозного, который остался в памяти многих, это производит благоприятное впечатление. А критика правозащитников, информация о бесчинствах, которые творятся в республике, не доходит до массовой аудитории. Просто нет тех всероссийских каналов, по которым, скажем, «Мемориал» мог бы извещать об истинном состоянии дел в Чечне. Поэтому люди просто не знают масштабов бедствия. Что касается отношения к ограничению прав человека, то опять-таки под влиянием цензуры, политики давления на оппозицию эта тема практически не освещается на федеральных каналах. Она не стала предметом публичной дискуссии. Тут можно констатировать, что пропаганда не ослабила своего влияния на умы значительной части граждан.
В.В.: Но не означает ли некоторое пренебрежение правами человека, что россияне, в принципе, готовы променять фундаментальные свободы на относительное благополучие?
Л.Г.: Полагаю, что променять можно, когда вы что-то имеете. А если у вас в реальности нет прав, то и менять нечего. Люди понимают, где они живут, и воспринимают это как данность. Ведь, по сути, никто кроме властей и не утверждает, что Россия – демократическая страна. Это авторитарной режим, с очень высокой степенью репрессивности и коррумпированности. Это не вызывает у граждан восторга, но они считают, что раз им жить в этой стране, то надо как-то привыкать, приспосабливаться. Или, как говорит большинство наших опрошенных, жить трудно, но можно терпеть.