Дух Чехова и Станиславского витает над офф-бродвейским спектаклем

Надя Тэсс после премьеры

Премьера комедии «Ферн Хилл» о тревогах и мечтах пожилых американцев прошла в Нью-Йорке

Три супружеских пары собираются съехаться в просторном фермерском доме одной из них. Цель новой американской «коммуны»? Сообща и во всеоружии встретить старость и сопряженные с ней проблемы и беды.

Такова завязка нового спектакля «Ферн Хилл» (Fern Hill), поставленного по пьесе Майкла Такера (Michael Tucker) режиссером из Австралии Надей Тэсс (Nadia Tass). Эта «драмеди», то есть смесь комедии и драмы, поставлена в офф-бродвейском театре 59E59 на 59 Ист стрит в Манхэттене. «Ферн Хилл» - название стихотворения валлийского поэта Дилана Томаса, написанного в 1945 году.

Критика, в целом, позитивно оценила постановку, выделяя из актерского состава колоритного Джона Гловера в роли Винсента, художника, самого пожилого из компании друзей. Он с трудом передвигается, поскольку ему только что сделали операцию по замене тазобедренного сустава. Но именно он «крадет шоу», демонстрируя, как пишет «Нью-Йорк таймс», одновременно уязвимость и мрачный шарм «льва зимой» («Лев зимой» – знаменитая бродвейская пьеса и одноименный фильм с Питером О’Тулом и Кэтрин Хэпберн. – О.С.).

«Ферн Хилл». Сцена из спектакля

Из шестерых друзей идею коммуны не приемлет только Джер (актер Марк Блюм), который опасается потерять «прайвеси». Он саркастически бросает жене: «60-е годы давно умерли, дорогуша» (имеется в виду время расцвета контркультуры в США).

Но главная интрига раскручивается вокруг новости, омрачившей кухонные приготовления к дружеской пирушке. Выяснилось, что Джер изменял своей жене Санни (актриса Джилл Айкенберри, супруга драматурга пьесы Майкла Такера в реальной жизни. – О.С.)

В обсуждение этой горячей темы постепенно включаются все друзья. Это и стареющий рокер Билли (Марк Линн-Бейкер), удивительно похожий на рок-музыканта Джерри Гарсия, и его здравомыслящая жена-азиатка Мичико (Джоди Лонг) и жена Винсента Дарла (Эллен Паркер), по профессии фотограф.

Взбудораженная неприятной новостью, компания перемывает косточки друг другу, ссорясь и мирясь, рассуждая о самых разных вещах – от рецепта приготовления соуса из моллюсков до экзистенциального страха перед смертью.

«...Пьеса движется хорошим темпом, – пишет в рецензии в «Голливуд рипортер» Фрэнк Шек, – благодаря таланту Такера писать хлесткие комичные диалоги и потрясающе сыгранным даже излишне квалифицированными актерами ролям, причем все их лица хорошо нам знакомы по фильмам, театру и ТВ».

Надя Тэсс – режиссер театра и кино, родом из Македонии. Киносайт IMDb приводит ее настоящую фамилию – Тассопулос. Она переехала в Австралию в 60-е годы. Начинала как актриса в телесериале «Пленник». Известна как режиссер по фильмам «Малкольм», «Большой обман», «Чистое везение», «Эми», «Соответствие Джека» и другим. За свои фильмы восемь раз получала национальные австралийские аналоги «Оскаров». Выступила режиссером многих телесериалов для студий Disney и «Уорнер бразерс», телеканалов ABC и CBS. Замужем за австралийским режиссером Дэвидом Паркером.

«Ферн Хилл». Сцена из спектакля

Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» после премьеры в Нью-Йорке побеседовал с Надей Тэсс.

Олег Сулькин: Когда у вас пробудился интерес к театру? Раньше, чем интерес к кино?

Надя Тэсс: Мой дедушка любил театр. И он читал мне много русских сказок. Он обожал драмы и комедии, объяснял мне, что такое драма, чем она отличается от других жанров.

О.С.: А где вы жили тогда?

Н.Т.: В Македонии, в северной Греции. Мне было тогда всего четыре-пять лет. Мама, в свою очередь, с детства учила меня поэзии. В школе я учила греческий язык и историю греческой драмы. В нашем городке каждое лето проходил фестиваль искусств. Там ставили пьесы Аристофана и Еврипида, я играла одного из сыновей Медеи. С этого все началось. В возрасте семи лет я начала ставить спектакли.

О.С.: Вы не оговорились? В семь лет?

Н.Т.: В семь лет я начала ставить спектакли в школе. Когда мне было восемь, моя семья переехала в Австралию. Я сразу осознала, что больше знаю о театре, чем люди вокруг меня. Австралия мне показалась неискушенной страной – в вопросах театра, искусства, кухни. Все начало меняться с притоком эмигрантов, потому что они привозили с собой свою культуру. Австралия сегодня стала искушенной страной, с богатой культурой. Я стала играть в театре и ставить спектакли, сначала небольшие. Затем уехала учиться в Лондон и в США, где моим педагогом был Герберт Бергхоф (австро-американский актер театра и кино, режиссер. – О.С.). Вернулась в Австралию, где училась в киношколе в Мельбурне и Сиднее. Закончила эту школу и сняла свой первый фильм.

О.С.: Как строились ваши отношения с театром?

Н.Т.: Свою первую постановку, которую я считаю профессиональной, я сделала в 18 лет. Так что я была обречена работать в театре.

О.С.: Я читал, что на вас повлияла классическая русская драма.

Н.Т.: Влияние было огромным. Особенно Чехов. Пьеса, которую вы только что посмотрели, вдохновлена Чеховым. Это, так сказать, Чехов для теперешней Америки. Два года назад я поставила «Дядю Ваню» в Мельбурне. Это была огромная радость. А еще раньше я поставила «Трех сестер», и в одном из спектаклей сыграла Ольгу.

О.С.: Довольно часто Чехова осовременивают.

Н.Т.: Это не мой случай. Я слишком уважаю его, чтобы что-то дописывать, что-то менять. Я бережно отношусь к каждому его слову. В моей постановке «Дяди Вани» в Мельбурне Марию, мать главного героя, сыграла Ольга Макеева, русская актриса, учившаяся и работавшая в Москве и эмигрировавшая в Австралию. Мы стремились докопаться до чеховских смыслов. Есть много его переводов на английский, и иногда они не очень хороши. Мой русский очень слабый, и Ольга помогла мне понять нюансы русского текста.

О.С.: Как вы объясняете такую стабильную востребованность Чехова сегодня в мире?

Н.Т.: Он писал об условиях человеческого существования.

О.С.: Но ведь они сильно изменились.

Н.Т.: Да, изменились. Но основные желания и устремления людей остались теми же. Нам всем нужна любовь. Нам нужно благополучие. Нам нужны безопасность и защита. Нам нужно ощущение принадлежности к племени, группе. Это, так сказать, абсолюты. Уроки Чехова непреходящи. «Работать, работать», призывает дядя Ваня. Обращаясь к современникам, Чехов призывал трудиться, делать дело. Всю свою жизнь я имела дело с абсолютами. Каждый раз, когда я открываю томик Чехова, мое понимание этих абсолютов становится немного яснее.

О.С.: Несколько слов о нынешней постановке. Чем пьеса «Ферн Хилл» вас привлекла?

Н.Т.: Когда Майкл Такер дал мне прочитать пьесу, я сразу ощутила в ней чеховский дух. Я поняла, чего хотят герои, чего им не хватает. Иногда они говорят в пустоту, их не слышат. Иногда они не знают, что говорить, они в растерянности. Их траектории пересекаются, и это самое интересное. Чехов всегда сталкивал своих героев. Почему мне понравилась пьеса «Ферн Хилл»? Потому что в ней сталкиваются несколько «правд». Переоценка жизни происходит в старости. Человек оглядывается и понимает, что совершал ошибки. А есть ли что-то впереди? Вот вопрос.

О.С.: Интересна концепция коммуны по-американски. Шестеро героев, три супружеские пары, хотят съехаться в одно жилище, попробовать жить вместе, как когда-то делали хиппи. Мне казалось, что сегодня такие идеи ближе европейской левой интеллигенции. Насколько это отражает реальность нынешней Америки? Не утопия ли это?

Н.Т.: Да, это утопия, нереализованная мечта. Я иностранка в Америке. Я наблюдаю как бы со стороны. Главный драйв американской жизни это «я», «мое», а вовсе не коллективное, совместное. Жизнь движима эгоизмом, когда тебе шесть лет, тридцать шесть или шестьдесят. Наступает время, когда тебе нужна помощь, а твои дети думают только о себе. Разумеется, люди решают эти проблемы по-разному. Но очень многие предпочитает закатные годы проводить в домах престарелых, чтобы не быть обузой своим родным. Тот вариант, который рассматривается в пьесе, – своего рода альтернатива эгоистическому отчуждению, попытка человечного решения этой вечной проблемы.

О.С.: При всех проблемах этих шестерых немолодых героев у меня не возникло в финале ощущения трагизма и отчаяния. Я уходил из зала с легким сердцем. Спектакль не приукрашивает жизнь, но и не рисует ее черными красками. Я бы сравнил его с сеансом групповой терапии. Такой подход принципиален для вас?

Н.Т.: Да, абсолютно! Публика очень хорошо воспринимает юмор, зрители много смеются. Люди получают мессиджи через смех. Конечно, в мире есть более серьезные проблемы, чем измены и секс, что заботит наших немолодых героев. Впрочем, не только это. Винсент боится смерти, несмотря на всю его внешнюю браваду. Это заметно, это проступает. И он не одинок в своем страхе. Но, как я уже сказала, серьезные вещи мы передаем посредством комедии.

О.С.: Как вы работаете с актерами?

Н.Т.: Наши репетиции проходят в комфортной обстановке. Я не кричу, не повышаю голос, не диктую. Но я всегда знаю, что хочу получить от актеров. Мне нужно задать им правильное направление.

О.С.: Вы не торопите события, не подгоняете актеров?

Н.Т.: Первые дня три уходят на коллективное осмысление текста пьесы. Почему я увлеклась этой историей? Чем интересны их герои? Какая связь между ними и характерами самих актеров?

О.С.: Вы придерживаетесь принципов какой-то определенной актерской школы?

Н.Т.: Моими вдохновителями всегда были Станиславский, Михаил Чехов, Гротовский. Когда я вижу, что между актером и его героем не возникает внутренней близости, я включаю «метод» Станиславского, и мы вместе начинаем искать точки соприкосновения актера и его персонажа. Я не приемлю фальшь. Для сцены это анафема.

О.С.: Театр 59Е59 считается офф-бродвейским. Чем сегодня этот тип театра отличается от бродвейского мейнстрима?

Н.Т.: Когда я работаю в офф-бродвейском театре, я получаю большую свободу как режиссер. Бюджеты здесь скромнее, но возможностей для творческого поиска больше.

Замечу, что я с удовольствием работаю и над коммерческими, развлекательными проектами. Так, лет 17 назад моя театральная постановка мюзикла «Лев, колдунья и платяной шкаф» по книге Клайва Льюиса пользовалась большим успехом у зрителей Австралии, Новой Зеландии и стран Азии. Важные для меня идеи жертвенности я закладывала в том спектакле как бы внутрь нарратива. Здесь, в «Ферн Хилл», символику я пытаюсь передать художественными средствами. Так, в финале я использую игру света, чтобы намекнуть публике на возможное развитие событий.

О.С.: Существует ли пьеса, которую вы хотели бы поставить, но пока не поставили?

Н.Т.: «Самоубийца» Николая Эрдмана. Я очень люблю эту пьесу. Мне было восемь лет, когда дедушка мне ее читал. Я многого тогда не понимала, переспрашивала, и он мне терпеливо объяснял. Такой пьесы требует моя славянская душа. В моей судьбе ничто не исчезает, а наслаивается одно на другое. Переезд в Австралию, работа в Лондоне и Америке – это все слои, которые складываются в судьбу. Когда я куда-то на новое место приезжаю, то иду в македонскую или русскую православную церковь, и душа моя оттаивает.