Джеймс Коллинс, посол США в России в 1997-2001 гг., а сейчас директор программы России и Евразии Фонда Карнеги, рассматривает визит Хиллари Клинтон в Москву как свидетельство меняющихся отношений между США и Россией, но считает, что перспектива нового уровня этих отношений остается хрупкой.
Фонд Карнеги: Каковы, на ваш взгляд, приоритеты г-жи Клинтон во время ее нынешнего приезда в Москву?
Джеймс Коллинс: Поездка госсекретаря Клинтон – это, по сути, логическое продолжение июльского саммита президентов США и России. Соответственно, ее приоритеты во многом повторяют те, что были определены президентами Обамой и Медведевым.
Я думаю, она сделает все возможное для завершения к 5 декабря переговоров по новому договору СНВ. Полагаю, что это вполне возможно. Вероятно, госсекретарь будет обсуждать с российской стороной и другие аспекты программы нераспространения оружия массового поражения. У нас очень амбициозные планы на ближайшие пару лет, а потому она приложит неординарные усилия для их продвижения.
Несомненно, Хиллари Клинтон также обсудит статус заключенного в июле российско-американского соглашения о транзите военных грузов в Афганистан. Насколько мне известно, реализация этого соглашения только началась. Наверное, помимо обсуждения его статуса госсекретарь найдет время для выяснения дополнительных возможностей сотрудничества в Афганистане.
У нас в Вашингтонском Фонде Карнеги недавно состоялась встреча с Виктором Ивановым, руководителем российской Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков. Возможности двустороннего сотрудничества в этом направлении изучаются специальной рабочей группой. Кстати, сейчас создано до 15 различных рабочих групп в рамках американо-российской комиссии, исполнительным директором которой является госсекретарь США.
И, наконец, без сомнения, в повестке дня будет Иран. Мы достигли существенного прогресса в выработке общих подходов к проблемам, которые ставит эта страна. Пока наши позиции совпадают не по всем вопросам, однако, по-моему, недавние встречи в Нью-Йорке и Женеве, появившаяся возможность международных инспекций иранских ядерных объектов, придали импульс стратегии давления на Тегеран с целью добиться от него выполнения обязательств по договору о нераспространении. Я думаю, Россия готова поддержать усилия в этом направлении. Тем не менее, пока не ясно, возникнут ли у нас противоречия, когда речь зайдет о санкциях.
Ф.К.: Каковы перспективы подписания нового договора о сокращении стратегических наступательных вооружений? Ведь срок договора, подписанного в 1991 году, истекает в декабре.
Д.К.: Это было одним из приоритетов с первых встреч г-жи Клинтон и министра иностранных дел Лаврова. Полагаю, ни одна из сторон не заинтересована в ликвидации структуры верификации режима контроля над вооружениями. Однако намеченный срок – 5 декабря – очень важен, иначе может возникнуть опасность потери существующей структуры.
Эти договоры на самом деле преследуют две цели: определение разрешенного для каждой стороны согласованного числа боеголовок и средств доставки; а затем создание системы взаимной верификации выполнения каждой стороной принятых обязательств. В этом состояла суть первого Договора СНВ и Договора о сокращении стратегических наступательных потенциалов (СНП).
Я расцениваю вероятность достижения нового соглашения как очень высокую. По информации, которую я получаю из разных источников, обе стороны очень серьезно вовлечены в переговоры. Однако есть трудности. Многие из них – чисто технические, и могут быть решены совместными усилиями. Но некоторые проблемы достигнут высокого политического уровня. Полагаю, госсекретарь во время визита в Россию призовет ускорить эту работу, поскольку времени осталось мало. Однако, думаю, у нас есть основания для оптимизма.
Ф.К.: Каково значение решения США об изменении конфигурации создания ракетного щита в Европе?
Д.К.: Как известно, объявленные администрацией Буша планы размещения элементов ПРО в Европе были предметом серьезных разногласий между США и Россией. Не будем разбираться в аргументации сторон. Все соглашались с тем, что это – один из принципиальных вопросов, мешающих серьезному диалогу между США и Россией.
Я считаю, истинное значение нового решения по ПРО состоит не столько в причинах, по которым оно было принято, сколько в его последствиях. С точки зрения американо-российских отношений оно убрало главный камень преткновения. Москва приветствовала это решение. Теперь россияне говорят, что новая система не угрожает России. Их комментарии в корне отличаются от сентенций по поводу предшествующей системы ПРО. Это позволяет обсуждать много тем в гораздо более благоприятной атмосфере.
Во-вторых, это открывает возможности выяснения перспектив сотрудничества в области противоракетной обороны. Данная работа только началась и пока рано оценивать ее результаты. Обе стороны заявили в своей готовности.
Однако вынужден признать, что и в США, и в России немало людей сильно сомневаются в перспективах такого сотрудничества. Пока мы на самых ранних этапах этого процесса, но полагаю, что он будет предметом обсуждения во время визита в Москву Хиллари Клинтон и ее заместителя по контролю над вооружениями Эллен Таушер.
Ф.К.: Насколько эффективно сотрудничество между США и Россией относительно Ирана?
Д.К.: С первых дней администрации Обамы Иран стал приоритетом США в диалоге с Российской Федерацией. Думаю, со мной многие согласятся в том, что у нас с Россией одинаково отрицательное отношение к перспективе появления у Ирана ядерного оружия. Вопрос в том, какие меры следует принять, если Тегеран не откажется от попытки создания такого оружия. Со временем позиция россиян значительно приблизилась к американской.
Однако трудности возникают при обсуждении мер. Это проявляется в спорах по поводу санкций и так далее. Я считаю, российская сторона по-другому относится к санкциям, чем мы. Россияне сомневаются в их эффективности. Об этом сказал в Нью-Йорке президент Медведев. Однако он отметил, что они могут оказаться неизбежными. Честно говоря, я не очень понимаю, что он имел в виду. По-моему, нам не следует переоценивать вероятность того, что Россия поддержит нашу позицию по Ирану.
У нас с Россией очевидные расхождения по вопросу применения силы по отношению к Ирану. Россия это исключает. США и другие страны считают, что любые варианты возможны с целью заставить Иран выполнять международные обязательства.
Ф.К.: Насколько успешным вы считаете сотрудничество Вашингтона и Москвы по Афганистану?
Д.К.: Это один из наиболее успешных сегментов попытки администрации президента Обамы открыть новые сферы сотрудничества с Россией. Еще семь-восемь-девять месяцев назад мы были далеки от этого. Сделан серьезный шаг вперед. Из бесед с представителями обеих сторон я вынес впечатление, что можно сделать еще больше.
Сейчас мы определяем дальнейшую американскую политику в Афганистане. Я понятия не имею, какую информацию представит российская сторона. Однако россияне считают, и мне это известно, что будет правильным, если мы прислушаемся к их словам и изучим их печальный опыт войны в Афганистане. Он не хотят, чтобы мы повторяли их ошибки.
Все это свидетельствует, что у нас одни и те же стратегические цели в этой части мира. Мы не хотим, чтобы он был источником нестабильности, подготовки террористов и рассадником исламистской идеологии. Мы не хотим, чтобы он был источником поступления наркотиков в Евразию и Европу. В этом отношений у нас нет противоречий. Мы может расставлять разные акценты, но цели у нас – одни.
Ф.К: Какие направления сотрудничества вы видите в дальнейшем?
Д.К.: Остаются нерешенными многие задачи. Предстоит укрепить отношения не только между США и Россией, но и в регионе в целом. Я имею в виду постсоветское пространство. Последствия войны в Грузии до сих пор не преодолены. Существуют резкие разногласия по поводу признания Россией двух отколовшихся грузинских территорий. Не решены очень сложные конфликты в Нагорном Карабахе и Приднестровье.
Остаются масштабные проблемы будущей европейской системы безопасности. Россия решительно возражает против продвижения НАТО на Восток и принятия новых членов – Украины, Грузии и других стран региона. НАТО, в свою очередь, настаивает на праве всех государств присоединяться к альянсу. Не думаю, что в данный момент этот вопрос представляет большую важность. Однако он никуда не денется и может создать. Так что расслабляться не стоит.
Кроме того, в целом ряде сфер нам еще предстоит выяснить, станем ли мы сотрудничать или соперничать с Россией. Глобальное потепление, климатические изменения, новый договор о защите окружающей среды – вот лишь некоторые сферы, в которых может развиваться двустороннее сотрудничество. Или нам будет сложно это сделать из-за различий в мировоззрении?
У нас была возможность вместе с остальным миром объединить усилия для преодоления серьезнейшего экономического кризиса. Обсуждался целый спектр идей: усиление регулирования финансовой и банковской систем, реформы международных экономических структур, введение новой резервной валюты и т.д. Мы только начали изучать, насколько совместимы наши взгляды со взглядами России и других стран, и в какой мере различия в наших подходах могут стать причиной напряженности в отношениях.
Однако у нас Россией – хорошее начало. Мы можем обсуждать с ними практически любой вопрос и постепенно закладываем системную основу двустороннего сотрудничества. Пока она очень хрупкая, но у нас есть структура, которая позволяет двигаться вперед. Это американо-российская комиссия. С ее помощью мы можем расширить сферы сотрудничества и не должны упускать этот шанс.