«Центральная Азия – микрокосм, в котором переплелись важнейшие направления внешней политики США», –убежден заместитель председателя чикагского Института Полсона (The Paulson Institute) Эван Файгенбаум (Evan Feigenbaum). «Это, – уточняет аналитик, – и российский фактор, и растущая роль Китая, и политика Ирана, и проблема исламистского экстремизма. Своеобразным пересечением этих направлений стала Центральная Азия – пусть сама по себе она и не является для американской политики приоритетом номер один …»
Одним из свидетельств актуальности вопроса о месте Центральной Азии в спектре внешнеполитических интересов США стало завершившееся турне госсекретаря США Джона Керри по странам региона.Немаловажно и то, в какой момент оно было предпринято. «Госсекретарь Керри совершил поездку по Центральной Азии вскоре после того, как президент Обама объявил о пересмотре политики США в Афганистане», – констатирует старший научный сотрудник вашингтонского Центра Карнеги Пол Стронски (Paul Stronski). Глава Госдепартамента «направился в Центральную Азию, чтобы обсудить проблемы безопасности и заявить, что присутствие США в регионе сохраняется», подчеркивает Стронски.
К безопасности проблема, однако, не сводится; не меньшее значение имеет и экономическая составляющая. «Главная экономическая сила в Центральной Азии – это, разумеется, Китай, – напоминает эксперт. – Однако в центральноазиатских странах налицо стремление сохранить американские инвестиции – а стало быть, и интерес США к региону. Продемонстрировав, что это не только арена соперничества Китая и России. Америка также стремится заявить о своих интересах в регионе. Вот только насколько это реально, пока не вполне ясно».
В чем же дело?
«Начиная с 1990-х годов Соединенные Штаты поддерживали независимость стран Центральной Азии, давая им возможность выбора между различными вариантами и возможностями развития –включая возможности развития отношений с Европой и США», – подчеркивает Эван Файгенбаум. «Преобладал многомерный подход, сочетавший внимание к вопросам безопасности, экономии и прав человека. В этом русле прошел и визит Керри».
Эта преемственность имеет, однако, свои пределы. Файгенбаум говорит даже о «коррекции» американской политики в регионе. И выражает надежду, что отныне она не будет столь односторонне сфокусирована на Афганистане, уделяя должное внимание экономике и региональной интеграции.
Проблема, по словам Файгенбаума, лишь в том, что центральноазиатские элиты относятся к этой перспективе с изрядной долей скептицизма.Ибо в последние годы американские капиталовложения в регион несопоставимы с китайскими – исчисляемыми десятками миллиардов долларов.«Участие американского частного сектора крайне недостаточно», – сетует Файгенбаум.
«В Центральной Азии по-прежнему доминируют две силы, – констатирует Пол Стронски, – Китай и Россия». Правда, уточняет Эван Файгенбаум, речь идет о двух совершенно разных типах доминирования. «Москва, – поясняет он, – поддерживает весьма тесные связи с правительствами центральноазиатских государств. На Россию в данном случае работает и историческое наследие, и географические реалии, и традиционная роль русского языка». Не следует, впрочем, сбрасывать со счетов и экономический фактор. «Отношения между элитами России и Центральной Азии отражает, в частности, их общая принадлежность к таким организациям, как, скажем, Таможенный Союз», – отмечает Стронски. И все же, подчеркивает он, в решающей степени Москва строит свою политику в регионе на решении проблем безопасности». Тогда как Китай, по словам Файгенбаума, откровенно демонстрирует мощь рыночных механизмов.
Что же составляет основу китайско-российского взаимодействия в Центральной Азии – борьба за влияние или разделение труда?И то, и другое, считает Файгенбаум. Российское и китайское влияние не обязательно исключают друг друга. Скажем, Кыргызстан может входить в Таможенный Союз и при этом активно сотрудничать с Китаем. Мало того, продолжает аналитик, сами взаимоотношения Москвы и Пекина традиционно носят глубоко амбивалентный характер. Правда, эта амбивалентность не исключает и общей черты: «скептического», по выражению Файгенбаума, отношения к политике Соединенных Штатов.Немаловажно и другое: как подчеркивает аналитик, в пост-афганский период американской политической истории в понимании Соединенными Штатами своей роли в обеспечении безопасности в центральноазиатском регионе вполне возможны изменения. А стало быть, и сохранение американского влияния напрямую зависит от того, насколько новаторским будет подход американских политиков к местной проблематике.
Проблема осложняется еще и тем, что, как констатирует Пол Стронски, «на горизонте – трудные времена». Причем не только в делах экономических, но также – не менее очевидным образом – в сфере безопасности. И здесь дискуссия опять возвращается к афганскому фактору. «Афганистан и его потенциал, т.е. имеющиеся там возможности для вербовки, которую способен осуществить ИГИЛ» – так характеризует сущность проблемы Эван Файгенбаум. «Многие, – продолжает он, –говорят, что масштабы явления преувеличиваются, что опасность не так велика, как кажется. Но я полагаю, что суть дела – именно в том, что исходит из Афганистана».
Московский политолог Владимир Ахмедов вносит существенные уточнения в эту картину. «Исламское государство» – это не государство с территорией, – подчеркивает он. – Это не страна. Это – проект, движущаяся сила, постоянно мигрирующая. Сегодня она – в Сирии, завтра – в Ираке, послезавтра – в Африке. Из Сирии и Ирака боевики уходят в Афганистан – на подготовленные позиции. После чего с легкостью оказываются, скажем, в Таджикистане…»