Кровь в августе – кто виноват?
«Я была очевидцем тех событий, – рассказывает осетинская журналистка Луиза Оразаева. – Родом я из Южной Осетии. Там у меня остался родительский дом. Вот мы и решили привести его в порядок и заменить крышу. Работаем, и вдруг начинается странная суматоха: ездят наши миротворческие силы… Внезапно мне приходит эсэмеска от моей сестры из Нальчика: по «Маяку» передали, что грузины подводят свои ракеты к нашим границам. Пишет, чтобы мы немедленно уезжали. Но крыша дома была снята – надо было накрыть новую; и мы остались. Вечером по телевизору Саакашвили говорил, что уважает осетинский народ, осетинскую культуру… Я успокоилась. А часов в одиннадцать-двенадцать ночи вдруг стали раздаваться взрывы. Мы сначала не поняли – вышли на балкон. Я даже пыталась это сфотографировать, пока ракета не упала рядом с нашим домом. Тут уж все поняли, что нас обстреливают, и побежали в подвал. Часов пять мы были под ракетным обстрелом. А едва рассвело, все стали убегать. Мы ехали по горной дороге – и когда поднялись к туннелю, я увидела российские танки».
Происходил этот разговор в июле 2010. А тогда, в августе 2008-го, услышать осетинскую точку зрения – неофициальную – было не так-то просто. Во всяком случае – сотруднику «Голоса Америки». Помню, что единственным представителем Южной Осетии, согласившимся дать мне интервью, стал в те дни Людвиг Чибиров – ее первый (на тот момент уже бывший) президент. (Сегодня я хочу еще раз выразить Людвигу Алексеевичу свою признательность.)
Интервью с Людвигом Чибировым смотрите здесь
«Если бы вы обратились ко мне тогда, я бы тоже не захотела с вами говорить», – сказала Луиза Оразаева. – Такое было недоверие к США и к «Голосу Америки». По словам Оразаевой, в те дни ходили слухи, что высокопоставленный представитель американской администрации, посетивший Тбилиси незадолго до начала конфликта, предложил Саакашвили начать эту войну – пока республиканцы не ушли из Белого дома.
«Выверты цхинвальских политиков и журналистов, которые такими дешевыми методами пытаются оправдать то, что произошло, – так оценивает подобные утверждения директор тбилисского Института международного права Мамука Арешидзе. – Ну как можно представить себе, что кто-то из Вашингтона убеждал нас напасть? Они же прекрасно понимали, что если мы ввяжемся в войну, то США нам не помогут. А оружие? Ведь все знали, что с нашим оружием мы бы не смогли остановить даже старые танки, которые они бросили против нас».
Не приходилось ждать помощи и от Европы, продолжает грузинский политолог: «Я не могу забыть, как мой президент, наши послы просили о помощи, а французский посол заявил, что, дескать, есть более серьезные дела, а Россия воевать не посмеет. Вот обстановка, которую точно рассчитала Россия, и нанесла удар».
Кто же ударил первым? «Произошла агрессия со стороны Грузии, – убеждена Луиза Оразаева. – «Они очень долго готовились. Вокруг Южной Осетии построили бетонные укрепления. Грузины стали обстреливать первыми. Но, естественно, и наши тоже ответили».
«За три недели до этого был обстрел грузинских сел, – возражает Мамука Арешидзе. – Гибли грузинские милиционеры. Взрывали наши посты, а с севера в это время просачивались так называемые добровольцы. И когда началось движение российских войск и боевиков в сторону Грузии, грузины вынуждены были начать атаку. Мы открыли огонь с седьмого на восьмое августа, но этот огонь был единственным методом самообороны. Если бы не это, они были бы сегодня в Тбилиси».
Обстрел осетинами грузинских сел? «У меня таких фактов нет, – парирует осетинская журналистка. – Это говорят грузины, которым надо оправдать свои действия».
Где же истоки грузино-осетинского противостояния? «Когда Гамсахурдиа пришел к власти, – констатирует Оразаева, – в Грузии произошел резкий подъем национализма. Началась травля малых народов. Нас называли неполноценными. Был выдвинут лозунг «Грузия – для грузин». А в начале девяностых – под предлогом митинга в Цхинвали – организован поход на Южную Осетию. И уже тогда погибли люди».
А с грузинской точки зрения? «Политика Москвы состояла в том, чтобы не дать Грузии независимости, – констатирует Арешидзе, – а если будет требовать, то все эти мины должны взорваться. Они и взрывались – в восемьдесят втором, в девяностом, в девяносто втором, в девяносто третьем. Да и потом была совершенно четкая позиция: и Затулин, и другие говорили, что если Грузия посмеет сделать шаги в отношении Запада, и в частности, НАТО, то должны быть приняты все меры, чтобы отторгнуть Абхазию и Южную Осетию, которые просят присоединения к России».
Итак, традиционный вопрос «кто виноват?» и два противоположных ответа на него. Что, конечно же, вовсе не редкость для этнографа, многие годы изучающего межнациональные отношения на Кавказе. Поэтому Русская служба «Голоса Америки» и решила адресовать этот вопрос заведующему отделом Кавказа Института этнологии и антропологии РАН Сергею Арутюнову.
Сергей Арутюнов: «Виноваты – все»
Алексей Пименов: Сергей Александрович, кто же виноват в случившемся?
Сергей Арутюнов: Как практически во всех конфликтах такого рода, правых – нет. И виноваты – все. Каждый по-своему. Но все – виноваты: и грузинское правительство, и грузинские народные массы, с их ура-патриотическими настроениями. Виноваты и абхазы – в своей непримиримости. И чеченцы, которые вмешивались в это дело. Виноваты русские военные. Виновато российское правительство, которое долго нагнетало антигрузинские настроения и поддерживало марионеточный режим в Южной Осетии. Виноват и сам этот марионеточный режим. В общем, перечислять можно долго. Но правым не будет никто. Во всяком случае – правым в полной мере. Даже те, кто тяжело и, казалось бы, безвинно пострадал, тоже внесли свою лепту в это общее безобразие.
А.П.: Как вы полагаете, достигло ли своих целей российское руководство?
С.А.: Политические цели, в общем, достигнуты. Конечно – за счет определенного падения престижа, за счет роста антироссийских настроений в большинстве стран мира. Но тлеющий очаг всевозможных провокаций, напряженности и неприятностей ликвидирован: на спорных территориях установлено стопроцентное российское присутствие. Но, с другой стороны, Грузия тоже выиграла: толку для нее от этих территорий было, извините, как с козла молока: особенно дорогостоящее мероприятие представляло собой устройство показушной витрины в Южной Осетии. А прибыли – никакой. К тому же Грузия получила хотя бы декларированную симпатию большинства стран мира – как маленькая свободолюбивая страна, подвергшаяся грубой российской агрессии. Явно упали шансы оппозиции. Саакашвили понял, что свой престиж он должен поднимать другими способами, и принял антикоррупционные меры. Грузины сейчас живут лучше, чем жили три года назад.
А.П.: А граждане других национальностей?
С.А.: Им, конечно, лучше не стало, хотя, впрочем, не стало и хуже. Да, собственно говоря, хуже-то особенно и некуда.
А.П.: Когда-то – это было после тбилисских событий 9 апреля 1989 года – Анатолий Собчак назвал Грузию страной спокойных межнациональных отношений. Ведь всегда считалось, что Грузия – это страна, где мирно уживались…
С.А.: … мирно уживались, если были согласны признать себя гражданами второго, а то и третьего сорта.
А.П.: Кто же были эти граждане второго или третьего сорта?
С.А.: Значительная часть русского населения, основная масса армянского населения, да и вообще все, кто не были этническими грузинами. И все они, конечно, были не очень довольны. Шестьдесят лет тому назад я уехал из Грузии в Москву – поступать в университет. С тем, чтобы в Грузию не возвращаться, потому что быть гражданином второго сорта я категорически не хотел.
А.П.: В чем проявлялась эта второсортность или третьесортность?
С.А.: В некоторых бытовых взаимоотношениях: можно было, к примеру, услышать: «Да он – армянин, чего от него ожидать?» Ну, а главным образом – в том, что вот у меня, скажем, не было шансов поступить в Тбилисский университет. Я мог поступить в пединститут имени Пушкина. Но не более того. А мне хотелось университетского образования. У меня не было шансов стать научным сотрудником академического учреждения. В лучшем случае – преподавателем пединститута. Другим предлагали: тебе по службе роста не будет; измени фамилию с «ов» или «ян» на «швили» – и мы тебя повысим. Шесть моих одноклассников изменили свои фамилии; правда, у них были грузинские матери, – при армянских, осетинских, русских отцах. И их карьеры сложились весьма удачно. Но они не сложились бы так удачно с прежними фамилиями.
А.П.: Иными словами, это было сопоставимо с дискриминацией по пятому пункту в России?
С.А.: Вполне сопоставимо. Только по пятому пункту в России дискриминировалась одна национальность. А в Грузии все, кроме грузин, в разной степени дискриминировались почти все – в том числе абхазы и осетины. Осетины, между прочим, – меньше, чем другие. Правда, совершенно не дискриминировались грузинские евреи.
А.П.: А внутри грузинского этноса существовала дискриминация?
С.А.: Существовала. Скажем, каждый первый секретарь ЦК всегда протаскивал своих земляков, свою субэтническую группу: Шеварднадзе – гурийцев, Мжаванадзе – карталинцев, Стуруа – мингрелов и так далее. Это считалось в порядке вещей.
А.П.: И вот Абхазия и Южная Осетия отделились. Чего больше в этих двух случаях – общих черт или различий?
С.А.: Из Тбилиси они выглядят как аналогичные. А на самом деле – совершенно разные. Южные осетины давно хотели объединиться с северными – конечно, в рамках Российской Федерации. Притом, что в советское время южные осетины пользовались гораздо большей свободой, чем жители Северной Осетии. Их культурные нужды удовлетворялись несравненно шире, чем на севере, где проводилась политика наглой, беспардонной русификации. А сегодня? Южная Осетия может принимать суверенные решения, но чтобы подкрепить эти решения финансовым вспомоществованием, она должна просить дотаций у Москвы. Абхазия тоже просит дотаций, но у Абхазии есть решимость утверждать свою самостоятельность, по возможности, и на деле. Абхазские лидеры особенно не вербализуют это, но они хотят быть лидерами более или менее нормального государства – вроде Исландии или Мальты. У Южной Осетии такого не будет никогда, потому что там нет никаких ресурсов. Объективно это действительно часть Грузии. И нормально существовать она может только в грузинском экономическом организме.
А.П.: Согласно утверждениям грузинской стороны, у Южной Осетии как государственного образования нет исторических корней. Осетинская точка зрения – противоположная. Что скажете вы?
С.А.: Вот историческая параллель: Судеты. Это исконно чешская земля, которая в позднее средневековье была заселена немцами и впоследствии рассматривалась германской пропагандой как исконно немецкая земля. Осетия всегда была к северу от Кавказского хребта, но начиная с тринадцатого века, а точнее – с монгольского нашествия, некоторое количество беженцев проникало в эти места – в нынешнюю Южную Осетию – и там осваивалось. Еще одна любопытная историческая деталь: во время нашествия шаха Аббаса (17 век) владельцы этого района – грузинские князья Мачабели – потеряли своих крепостных: Аббас их всех угнал на юг Ирана. Князья остались с землей, но без крепостных. И начали по дешевке закупать крепостных у мелких осетинских феодалов из перенаселенных горных районов Северной Осетии – и переселять их на свои земли. Те были рады-радешеньки: они получали пастбища, леса... Но до начала двадцатого века они оставались по преимуществу в горных районах.
В 1918 году в Цхинвали, кажется, не было ни одной постоянно проживавшей тем осетинской семьи. Грузинских семей там тоже было немного. Это было торговое местечко, и его население состояло в основном из грузиноязычных армян и грузиноязычных евреев. Там звучал исключительно грузинский язык… Осетины говорили по-грузински с армянами и евреями, когда приходили продавать шерсть, сыр – и купить спички, керосин и другие товары, которые в начале двадцатого века мог покупать горский сельский житель, придя на ярмарку в маленький торговый городишко.
А.П.: Вернемся к августовскому конфликту и его политическим последствиям. Чем обернулись они для Северного Кавказа – новой централизацией или новым парадом суверенитетов?
С.А.: Я бы сформулировал так: суверенитеты без парадов. На Северном Кавказе у российской власти, несмотря на все бахвальство, положение достаточно шаткое. Кремлю не до Северного Кавказа. Он с удовольствием передаст управление им на усмотрение северокавказских ханов, или султанов, или эмиров... Есть среди них те, что находятся под влиянием суфийских шейхов или сами являются если не шейхами или потомками шейхов, то, во всяком случае, их приближенными. Я имею в виду Чечню и Дагестан. Их правители лояльны российской власти, но не скрывают своего намерения установить на своих территориях шариатские порядки.
А есть и более европейски образованные – такие «цивилизованные диктаторы», вроде латиноамериканских – Батисты или Сомосы. Это люди, которые хотят единоличной власти в своих республиках. Они строят там свои порядки, не обижая собственный карман, но в то же время стараясь не восстановить против себя основную массу населения. Это происходит, к примеру, в Кабардино-Балкарии, где президент – вполне нормальный менеджер и бизнесмен – установил авторитарный режим, но более или менее либеральный. По принципу «живи и жить давай другим». И там есть некоторые экономические успехи. Во всяком случае, лучше, чем было при Кокове. Хуже дело обстоит в Осетии: там больше недовольных и меньшие экономические успехи. Тяжелее всего – в Карачаево-Черкессии; правда, она теперь не входит в Кавказский округ.
А.П.: А Чечня и Ингушетия?
С.А.: В Чечне царствует Кадыров. И суверенитет его практически ничем не ограничен. Да, сегодня он вроде бы его ограничивает. Но – только для виду: на деле он его укрепляет. Стремясь, в частности, прибрать к рукам Ингушетию – бедную, по-настоящему бедную, лишенную ресурсов и к тому же раздираемую клановыми распрями.
А.П.: Что же дальше?
С.А.: Думаю, что в западной части Северного Кавказа будет более или менее сохраняться нынешняя ситуация. Чечня, возможно, поглотит Ингушетию. Шариатские порядки будут укрепляться, а борьба между тарикатскими кругами и ваххабитами – нарастать. Но я полагаю, что в конечном счете сценарий дальнейшего развития будет зависеть от того, будет ли в стране – во всей стране – введен прогрессивный налог на собственность, т.е. налог на богатых. На тот один процент населения, которому достается около пятидесяти процентов национального дохода. Так, как это предлагают академики братья Нигматулины. Путин, конечно, на это не пойдет, и не знаю, пойдет ли Медведев. Но если этого не сделать, то в перспективе Кавказу грозит участь Афганистана.