«Многие аналитики утверждают, что санкции якобы оказывают лишь ограниченное воздействие на Россию или вообще не оказывают никакого – во-первых, потому, что не заставили Путина изменить свою политику, а во-вторых, потому что российская экономика продемонстрировала значительную устойчивость», – констатирует российский оппозиционный политик Владимир Милов, вице-президент фонда «Свободная Россия», в прошлом – заместитель министра энергетики РФ (2002).
Его доклад, в котором он доказывает, что оба утверждения «вводят аудиторию в заблуждение», опубликован Центром европейских исследований имени Вильфрида Мартенса (Wilfried Martens Centre for European Studies). 31 января состоялась его презентация в вашингтонском Атлантическом совете (Atlantic Council).
Доклад Милова называется: «За пределами заголовков: реальное влияние западных санкций на Россию» (Beyond the Headlines: The Real Impact of Western Sanctions on Russia). Особенность исследования в том, что оно основано на источниках, открыто опубликованных Российской Федерацией: несмотря на то, что значительная часть статистики стала скрываться режимом Путина после начала вторжения в Украину, многие данные всё ещё доступны.
На первый взгляд, экономическое состояние агрессора выглядит неплохо: «Российские макроэкономические показатели демонстрируют лишь умеренный спад: согласно официальным данным, ВВП сократился всего на 2% в годовом выражении за девять месяцев 2022 года», – соглашается Владимир Милов.
Однако если взглянуть глубже, чем на цифры по нефти и газу, картина становится иной. Милов анализирует так называемый показатель NOGR (non-oil & gas revenue of the budget) – основу которого (примерно 70%) составляет НДС корпораций, выплачиваемый в федеральный бюджет. Этот показатель «снизился на 4.3% за девятимесячный период по сравнению с аналогичным периодом 2021 года». Для сравнений: «В 2021 и 2020 годах NOGR рос в России на 15.8% и 15.3% в годовом исчислении соответственно (в то время как ВВП – вырос на 4,7% в 2020 году и снизился на 2.7% в 2020). Экспорт газа сократился более чем на 40% в годовом исчислении в июле-сентябре ушедшего года, а его добыча упала на 26%. При этом «предполагается, что по итогам 2022 год военные расходы будут на 33% выше планировавшихся», – напоминает Милов.
Чем дальше уходят цифры от добычи ископаемых в сторону производства конечных товаров, тем печальнее становится картина. Так, общий «грузооборот транспорта в РФ снизился на 1-2% в апреле-мае, усилился до 4-5% к июлю-августу и более чем до 7% к сентябрю в годовом исчислении»; «розничная торговля упала на 9.8% в годовом исчислении уже в апреле и с тех пор практически не улучшилась – в июле-августе она снизилась почти на 9% в годовом исчислении» – приводит цифры эксперт.
Россия ускоренными темпами становится всё более и более сырьевой и все менее и менее производящей страной: «В то время как добывающая промышленность сократилась всего на 1.8%, обрабатывающая промышленность, сократилась на 4% в декабре».
Если взглянуть на отдельные ключевые отрасли, становится очевидным их растущий дисбаланс. Очевиден «крах российской автомобильной промышленности, где объем производства в сентябре снизился на 77.4% в годовом исчислении». Милов подчёркивает важную социальную роль этой сферы: автомобильная отрасль чрезвычайно трудоёмка: по оценкам российского правительства, она создает 3.5 миллиона рабочих мест непосредственно и в смежных отраслях».
Кроме автомобильного производства из-за санкций критично пострадали (данные на конец третьего квартала): производство железнодорожных локомотивов (на 20-30% в годовом исчислении), грузовых вагонов (на 32%), грузовых транспортных средств (на 34%), автобусов (менее 5 тонн – на 51%, свыше 5 тонн – на 21%), бульдозеров на 20%, двигателей внутреннего сгорания (37%), свинцовых аккумуляторов (10%), центробежных насосов (26.5%).
Полупроводниковых приборов путинская Россия стала выпускать на 24.5% меньше, силовых трансформаторов – на 23%; волоконно-оптических кабелей – на 20%. Не трудно заметить, что вся эта продукция имеет определённое отношение и к снабжению армии.
Товары народного потребления оказались ещё в худшем положении: производство стиральных машин упало на 58%, телевизоров на 50%, холодильников на 42%.
Есть ли товары, производство которых в России во время войны возросло? Есть. Из-за необходимости срочного импортозамещения увеличилось производство продуктов питания (на 2% в годовом исчислении) – правда, при падении выпуска сельскохозяйственных машин на 15%. Россия также нарастила производство своих напитков и табачных изделий (по 4%), отечественной одежды (6%), и лекарственных препаратов (12%). Вот только все эти категории относятся к тем, где россияне традиционно предпочитали импортные товары отечественным: из-за совсем разного качества.
Милов констатирует, опираясь на данные российских соцопросов: «Больше всего потребители скучают по ушедшим маркам бытовой техники и электроники (57%), автомобилям (53%), непродовольственным товарам, одежде и обуви (по 50%). Вновь расцветает забытый было рынок "б/у": «Рынок подержанных компонентов для ноутбуков и компьютеров вырос в два-четыре раза за первые девять месяцев 2022 года». Здесь импортозамещение не сработало: «В прошлые годы Россия пыталась разработать собственные процессоры Baikal и Elbrus – в качестве альтернативы процессорам Intel и AMD, – напоминает Владимир Милов. – Однако исследования показали, что они не могут конкурировать с лидерами рынка. В конце 2021 года Сбербанк протестировал процессоры Elbrus на предмет применимости и выяснил, что они отвечают только 16% требований».
Произошедшие сдвиги уже принесли первые социальные последствия: «13% (4.3 миллиона человек) от общей численности российской корпоративной рабочей силы (без учета занятых в малом бизнесе) работали неполный рабочий день,.. доля скрытой безработицы в обрабатывающей промышленности достигла 24.4%».
Инфляция достигла пика в 17.8% в апреле 2022 года (примерно 9% в январе-феврале) – «самого высокого уровня с 2001 года». Анализируя официальные российские цифры за несколько лет, эксперт приходит к выводу: «Сегодня россияне стали в среднем на 10-15% беднее, чем были до вторжения Путина в Украину в 2014 году». Такова прямая цена политики "крымнашизма" для рядового россиянина.
Потребительские цены, подчёркивает эксперт, «не последовали за впечатляющим “укреплением” рубля на Московской фондовой бирже, что указывает на то, что текущий курс рубля к доллару – это всего лишь ещё один потёмкинский индикатор, который имеет мало отношения к реальности».
Выступая в Атлантическом совете, Милов подчеркнул: «Опросы российских бизнесменов показывают, что проблемой номер один, сдерживающей развитие, они считают отсутствие широкого потребительского спроса: так считают 50% опрошенных».
Так называемый фонд национального благосостояния (ФНБ) не даёт больших надежд: он «накопил 10.8 трлн рублей по состоянию на 1 октября 2022 года (13.6 было к 1 февраля), но по данным министерства финансов России, из них только 7.5 трлн рублей являются “фондами ликвидности”. Остальная часть вложена в акции, облигации и другие финансовые инструменты, – уточняет Милов. – Ликвидная часть ФНБ может быть израсходована примерно за полтора года (по 1-1.5 триллиона рублей в квартал). Но по мере вступления в силу нефтяного эмбарго дефицит бюджета, вероятно, будет увеличиваться, что потребует более быстрых темпов расходования».
Вывод, к которому приходит эксперт прост: «В 2023 году ключевой акцент должен быть сделан даже не на введении каких-то новых санкций, а на контроле за соблюдением уже действующих – потому что Путин пока находил способы их обойти».
С этим прогнозом в целом соглашается другой эксперт – Чарльз Личфилд (Charles Lichfield), старший научный сотрудник центра геоэкономики при Атлантический совете (Senior Fellow, GeoEconomics Center, Atlantic Council). «Москва ожидает, что дефицит бюджета в 2023 году составит 2% от валового внутреннего продукта (ВВП), исходя из предположения, что нефть Urals будет торговаться по цене 70 долларов за баррель. Однако, если потолок цены снизится до 60 долларов, а расходы останутся прежними, дефицит бюджета, по оценкам Financial Times, приблизится к 4.5%», – считает Личфилд.
Этому также способствует возобновление поставок венесуэльской нефти в США, что является временным совпадением интересов обеих сторон. «Экспорт нефти финансирует две трети бюджета Венесуэлы, и Мадуро может извлечь выгоду, получить некоторые возможности восстановить полуразрушенную нефтяную промышленность своей страны», – замечает Чарльз Личфилд о Венесуэле, всегда считавшейся союзницей Путина.
Личфилд считает, что в 2023 году Кремлю придется отказаться от инфляционной индексации пенсий: «Он просто не сможет себе этого позволить, так что население России начнет чувствовать последствия санкций». Оценивая реальное влияние санкций, эксперт предлагает использовать более широкий набор данных статистики: вплоть до показателей «продаж алкоголя или количества разводов».
Оппозиционный российский политик Леонид Волков, руководитель штаба Алексея Навального, участник дискуссии в Атлантическом совете, добавляет: «Ворующие деньги друзья Путина должны быть наказаны. Но при этом мы сдержанно относились к секторальным санкциям, потому что видели, как пропаганда использует их каждый раз как пищу для своей пропагандистской машины, позволяя свалить все беды России на "злой Запад". Большинство из россиян все ещё думают, что Путин поступает правильно». Волков полагает, что в России не все понимают, что «нынешняя волна санкций – это наказание за войну, они путают причину и следствие».
При этом Леонид Волков убеждён, что хотя «санкции и являются очень важной частью реакции Запада на войну в Украине, но они ни в коем случае не должны быть центральной составляющей этой реакции».
«Думаю, что в Вашингтоне и в европейских столицах теперь есть более ясное понимание того, что военная помощь Украине – намного важнее. Но это уже находится за рамками сегодняшней дискуссии», – резюмирует Леонид Волков.