Израильский военный историк Мартин ван Кревелд – автор монументального труда «Трансформация войны», включеннного в список обязательной литературы для учащихся Академии сухопутных войск США.
Доктор ван Кревелд – отнюдь не марксист, но в тезис об отмирании государства верит твердо и приводит в его обоснование доводы экономические, социальные и военные. Аргументы эти не поколебали ни замедление глобализации, ни бурная гипертрофия государства в ответ на финансово-экономический кризис 2008 г. «Это лишь остановка в пути, – утверждает ван Кревелд, – а, кроме того, пока отнюдь неясно, насколько эффективно справится с кризисом государственный аппарат».
Интервью, которое Русская служба «Голоса Америки» провела с ван Кревелдом, затрагивает только военные аспекты его теории.
Мартин ван Кревелд: Одна из основных функций каждого государства – это защищать свое население от агрессии других государств, а также воевать за укрепление своего влияния в мире. С осуществлением военной функции государства связан рост бюрократии и налогооблажения и появление на свет такого института, как центральный банк, и технический прогресс, и, не в последнюю очередь, феномен патриотизма.
Так обстояло дело до наступления атомной эры, а с тех пор эта функция неуклонно угасает. Поначалу могло казаться, что атомная энергия многократно умножила военный потенциал государства, однако по мере увеличения мощности и количества атомных боеприпасов становилось все очевиднее, что атомное оружие невозможно подчинить рациональным оборонным целям. Крупные вооруженные конфликты между ведущими державами отошли в прошлое. Именно атомное оружие делает войну между странами, им обладающими, невозможной, а не наличие в них «макдональдсов», в чем уверяет нас американский журналист Томас Фридман.
Евгений Аронов: Массовое и безадресное уничтожение, отличающее атомное оружие и объясняющее его непригодность к применению в межгосударственных конфликтах, одновременно делает его идеальным оружием для террористов. Но о террористах ниже.
М.В.К.: Обратите внимание: за весь период после 2-ой мировой войны ядерные державы не вступили ни в одно прямое вооруженное столкновение между собой и, в общем-то, ни разу не были по-настоящему даже близки к этому, несмотря на конфронтации в Европе, Карибском бассейне и на Ближнем Востоке, и несмотря на то, что США долгое время имели огромный перевес над СССР в средствах доставки ядерного оружия.
Все войны после 1945 г. были либо гражданскими, либо между малыми неядерными странами, либо между ними и странами – обладателями ядерного оружия, существованию которых первые нисколько не угрожали.
Е.А.: Перейдем теперь ко второй части вашего тезиса об ослаблении военной функции государства: его неспособность в должной мере защитить гражданское население от опасности, исходящей от субнациональных игроков.
М.В.К.: Армии передовых держав оказываются не в силах побеждать в кампаниях, в которых им противостоят повстанцы и террористы и которых они, казалось бы, благодаря своему техническому превосходству должны были уничтожить элементарно.
Е.А.: Почему, анализируя борьбу регулярных армий с субнациональными движениями, повстанцами и террористами, вы начинаете с 40-ых годов прошлого века, почему не углубляетесь дальше в историю, когда регулярные армии довольно-таки легко расправлялись со всякого рода мятежниками?
М.В.К.: Переломный момент в истории конфликтов малой интенсивности произошел, на мой взгляд, в апреле 1940 г. после вторжения немецкой армии в Югославию. Германия за всю войну так и не смогла усмирить югославских партизан, и причина этого заключалась, разумеется, не в либеральности вермахта, гестапо и СС.
Е.А.: А в чем же?
М.В.К.: У меня нет окончательного ответа на этот вопрос. Может быть, разгадка кроется в том, что современные армии сделали ставку на качество, а не количество, на механизацию, а не на пехоту; они ориентированы на стремительный разгром подобных себе вооруженных формирований, нежели на долговременную оккупацию плюс защиту лояльного населения и планомерное истребление сопротивляющихся, что предполагает успешная борьба с терроризмом. Современные армии не столько занимают территорию, сколько проносятся по ней, они неоккупационные хотя бы просто в силу своей малочисленности.
Е.А.: Количественное соотношение между армейскими частями и населением, в гуще которого прячутся террористы, – явно не в пользу первых, – а также деморализующее влияние, которое оказывают карательные противоповстанческие операции на регулярные армии, неизбежно, по мнению ван Кревелда, ведут к их поражению в войнах малой интенсивности. Мой собеседник любит повторять слова Лао-цзы: «Сильный, воюющий со слабым, если он не побеждает быстро, сам со временем становится слабым». Или: «Меч, опущенный в воду, ржавеет». Хотя он, конечно, признает, что не все мечи ржавеют с одинаковой скоростью...
М.В.К.: Так было в Индии, Алжире и во Вьетнаме, так происходит в Афганистане, Ираке и на Западном берегу Иордана, в Чечне. В отличие от приверженцев realpolitik, я в своем анализе вооруженных конфликтов придаю большое значение нравственному фактору, и из этого делаю вывод, что подавляющая сила и правота – понятия несовместимые: сильный в борьбе со слабым не может быть праведным и справедливым, а посему, в перспективе, сильный сам обречен на слабость и поражение.
Е.А.: Если взять, например, ту войну, которую Израиль ведет на Западном берегу и в Газе, то я вовсе не уверен, что силы сторон следует мерить стандартными военными критериями. Это скорее тотальная война одного общества с другим, и перевес в ней израильского народа над палестинским, если он вообще существует, далеко не столь явен, как техническое превосходство израильской армии над «ХАМАС».
М.В.К.: Войны малой интенсивности парадоксальны: сильная сторона в них должна подавлять в себе естественное желание использовать свой перевес в огневой мощи, чтобы свести к минимум жертвы среди гражданского населения.
Е.А.: Как бы то ни было, вас не смущает тот факт, что во всех перечисленных вами конфликтах за исключением, пожалуй, только Индии, субнациональная сторона получала мощную помощь из-за границы, так что, фактически, это не были в чистом виде поединки между регулярными и неконвенциональными формированиями?
М.В.К.: Это, в огромной мере, ходульная отговорка проигравших. Будь помощь извне меньше, может быть, эти войны растянулись бы на более длительный срок, но исход остался бы тем же. Решающий фактор в этих конфликтах – не материальный: регулярные армии неизменно наносят неконвенциональному противнику более тяжелый урон, чем несут сами, – а психологический, и имя ему – деморализация сильного. Деморализация может начаться с солдат, с командного состава, с политиков или с общества и его интеллектуальной элиты. Но на каком бы участке исходно не возникла деморализация, все они взаимосвязанные, и все они рано или поздно оказываются пораженными ею. Поэтому ржавение меча – это только вопрос времени!