Чеченская журналистка Раиса Талханова, сделавшая документальный фильм о первой чеченской войне и получившая за него премию «Эмми», нашла политическое убежище в Соединенных Штатах, где сейчас поселилась.
Раиса Талханова:
Раиса, у вас была тяжелая судьба. Ваши родные и по сей день находятся в Чечне. Но признайтесь: когда вы переносили все эти тяжести, у вас когда-нибудь возникала мысль о том, чтобы встать на путь террора?
Раиса Талханова:
Мне не стыдно в этом признаться, и я признаюсь, поскольку гораздо легче говорить о себе, чем со стороны. Да, о терроре можно говорить со стороны, но легче говорить о том, что ты переживаешь. Я много-много раз была доведена до отчаянья и была готова убить себя. Не кого-нибудь другого. Я даже муравья не могу убить. Потому что другая жизнь для меня священна. Я хотела распрощаться со своей жизнью. Потому что я не видела смысла больше жить. И больше всего я боялась страха. Ежеминутного, ежесекундного состояния страха. Когда ты его испытываешь, ты переживаешь шок, переживаешь всю свою жизнь заново. И кажется, что, если ты умрешь, все это прекратится.
И.Д.:
У вас желание смерти возникало по отношению только к себе?
Р.Т.:
Только к себе. Да.
И.Д.:
У вас никогда не возникало желание причинить боль другому человеку или лишить другого жизни?
Р.Т.:
Никогда.
И.Д.:
А что толкает на путь террора ваших соотечественниц?
Р.Т.:
Я думаю, что это – определенный тип женщин. Я не могу их называть радикально настроенными. Это другая категория женщин, которые идут на самоубийство и убийство других. Я думаю, что эти женщины особенно близко принимают к сердцу свою боль, свое унижение, социальную несправедливость по отношению к ним, свои страхи, И в результате все это очень пагубно влияет на их психику. Женщина выходит из своего человеческого облика. Она становится неприятна себе и другим… То есть, она перестает себя чувствовать нормальным членом общества. Она даже человеком себя не чувствует. Я это по себе знаю. Женщина чувствует свою ничтожность в этом мире. И верх берет злоба на мир, когда она решается убить другого человека. Мне очень трудно говорить об этом.
И.Д.:
Ни одиннадцатого сентября в Соединенных Штатах, ни в Лондоне, ни в Индонезии – нигде в террористических актах не участвовали женщины. Не так в России: Норд-Ост, самолеты, Беслан… Почему именно в России? Почему именно чеченки?
Р.Т.:
Если говорить о других государствах, то там тоже нестабильная обстановка. Но Чечня – это особая зона. Чечня – это периодический геноцид каждые пятьдесят лет. Я до сих пор со страхом, со слезами вспоминаю выселение, которого я своими глазами не видела, но которое я осязаю, ощущаю постоянно по сегодняшний день. Это – моя боль. И я постоянно чувствую боль и несправедливость по отношению к моим соплеменникам, хотя не могу объяснить этого своего состояния. Затянувшаяся война должна была привести к страшным последствиям. Когда женщина десять лет живет в страшной неустроенности жизни, она перестает себя чувствовать человеком. И раньше, еще в советское время положение чеченцев не было исследовано. Никто не хотел знать чеченские проблемы. Я родилась и выросла в России. Меня унижали и оскорбляли мои учителя, мои воспитатели. Я никогда себя не чувствовала полноправным членом общества. Я была изгоем. Я была чеченка. Я была не русская. И это губит не только жертвы такого положения. С одной стороны – девушки, которые идут на самоубийство, совершая теракт. А с другой стороны психика нарушается у армии, которая воюет с чеченцами. И представьте себе эти массы людей, которых нужно будет многие годы психически лечить. И нет гарантии, что душу можно будет вылечить. И я понимаю состояние многих женщин, которые очень долго находятся в атмосфере страшной социальной несправедливости по отношению к ним. Конституция Российской Федерации распространяется на всех российских граждан, но ни одна из статей этой конституции не распространяется на чеченцев. Почему? Почему? Я всю свою жизнь ищу ответ на этот вопрос. И я не могу его найти. Я слышу только свой вопрос: Почему? Почему? Почему?..