Год санкций против России: что дальше?

Российские и европейские медиа сообщили 9 июня, что санкции, введенные Европейским Союзом в отношении России в ответ на аннексию Крыма и военное участие в конфликте на востоке Украины, неизбежно будут продлены. Если по мерам, которыми Москва была наказана за поддержку сепаратистов в Донецке и Луганске, Евросоюз еще должен определить процедуру продления, то шаги, которые Европа сделала в ответ на захват принадлежащего Украине полуострова, известны: санкции скоро будут продлены, как минимум, еще на год. Фактически то же самое решили и страны «Большой семерки», саммит которой только что завершился в Германии.

В июне 2014 года страны Запада начали воплощать свою ранее высказанную России угрозу о «серьезных последствиях» ее действий против Украины, в надежде остановить бои с российским участием на востоке этой страны. Однако еще через месяц был сбит малайзийский «Боинг», а в августе-сентябре 2014-го и январе 2015-го война вспыхивала с новой силой, оставляя все меньше сомнений относительно прямого участия России в этих событиях.

Вероятно, поэтому совсем недавно высокопоставленный представитель Соединенных Штатов, министр обороны США Эштон Картер заявил, что одних санкций мало. «Ясно, что санкции воздействуют на российскую экономику, но не очевидно, что это воздействие на экономику удерживает Путина от того курса, который проявился в прошлом году в Крыму», – заявил он журналистам в Германии 6 июня.

В чем тут дело? Почему сначала индивидуальные, а потом и секторальные меры, введенные против российских чиновников и компаний, по прошествии года кажутся не слишком эффективными тем, кто их инициировал?

Этот вопрос корреспондент Русской службы «Голоса Америки» задал политологам западных исследовательских центров, работающих в России.

Андрей Мовчан: можно не пускать мертвого погулять, но он и сам не пойдет

Экономический эксперт Московского центра Карнеги Андрей Мовчан полагает, что санкции, введенные Западом в надежде экономически повлиять на Россию, не достигли практически никакого эффекта: «Весь смысл ударного пакета санкций сводился к тому, чтобы не давать определенным кампаниям в России денег. Но санкции эти были введены в ситуации, когда деньги компаниям не были нужны вообще: в стране – тяжелая рецессия, вызванная внутренними факторами, вызванная полной потерей доверия внутри страны к правительству и между экономическими агентами, и деньги никто не брал и брать не хотел».

В интервью «Голосу Америки» Андрей Мовчан образно описывает ситуацию с ограничениями, которые Европа и США ввели против российских финансовых организаций и некоторых предприятий: «Можно, конечно, мертвого не пускать погулять, но он и так не пойдет».

Запад, по мнению экономиста, мог бы действительно серьезно воздействовать на Москву, но делать этого он не хочет: «Можно было бы, например, перестать поставлять запасные части к гражданским самолетам и обслуживать их, это очень эффективно: в России гражданская авиация остановится за несколько месяцев. Но никто этого делать не будет: в задачу Запада в принципе не входит создать непредсказуемую ситуацию в России. Если в России рухнет экономика, то непредсказуемая ситуация а-ля Венесуэла в стране с ядерным оружием – это небольшое удовольствие».

Между тем, по словам эксперта, Китай в ближайшее время начнет медленно, но верно пользоваться экономическим спадом в России в своих целях: «Экономика садится, садится очень резко, и делает это не в связи с внешними факторами, а в связи с тем, что бизнесом заниматься в России больше никто не хочет уже в течение, примерно, двух с половиной лет. А Китай с Россией начинает делать то, что он сделал с Венесуэлой в свое время, – он заключает двухсторонние соглашения для того чтобы, когда России будет плохо, забирать месторождения».

«С Венесуэлой тоже начиналось с двухсторонних договоров. Китайцы наверняка войдут в Россию со своими деньгами, потому что китайцы любят такую историю. Они по 20-30 миллиардов через пару лет начнут давать, чтобы потом забирать природными ресурсами, месторождениями, контрольными пакетами, и так далее – это их любимое занятие, они уже не в первой стране такое проделывают», – считает Андрей Мовчан.

Мария Липман: россияне считают, что Запад демонстрирует враждебность

Мария Липман, главный редактор журнала «Контрапункт», выпускаемого Институтом российских, европейских и евразийских исследований Университета Джорджа Вашингтона, уверена, что как повод для более критического осмысления российским обществом вмешательства Москвы в украинские дела санкции не сработали: «Среди российских граждан, как мне кажется, есть ощущение, что Запад открыто продемонстрировал свою враждебность: «То, что мы и так всегда знали, стало еще более очевидным». Опять-таки, и позиция российских властей, официальная риторика выдержана в этом тоне. Можно вспомнить, что президент Путин говорил о том, что политика санкций – это даже не ответ на какую-то российскую политику в Украине, а продолжение той самой политики, которая имела место десятилетия, если не столетия».

Именно из-за пропаганды, сказала Мария Липман корреспонденту Русской службы «Голоса Америки», продление санкций станет для россиян не чем-то неожиданно болезненным, а как раз тем, что для них будет выглядеть логично: «Распространено представление о том, что россияне живут в осажденной крепости: есть враги, и есть главнокомандующий, которому подавляющее большинство доверяет. А вот те, которые ставят под вопрос его политику, рассматриваются как предатели, как «пятая колонна».

«Граждане признают, безусловно, что их экономическое положение ухудшилось, люди не слепые, но они к этому положению приспосабливаются. На вопрос о том, что нужно делать российской власти, имея в виду, что Запад против нее ввел санкции и не собирается их отменять, более 70 процентов говорят о том, что России нужно продолжать свою политику, своих позиций не сдавать», – цитирует эксперт результат одного из опросов «Левада-Центра».

По данным того же исследовательского центра, продолжает Мария Липман, «уже в мартовском опросе этого года более 60% россиян говорили о том, что, по всей видимости, санкции будут продлены, и не более 20% считали, что это не является решенным вопросом».