МОСКВА – В Кремле решили не комментировать наличие офшорных компаний виолончелиста и друга президента РФ Сергея Ролдугина и другие факты, о которых говорится в «Панамских документах». Об этом в пятницу, 8 апреля, сообщают российские СМИ со ссылкой на пресс-секретаря Владимира Путина.
«Детали, связанные с его личной жизнью, с его приобретениями, не думаю, что кто-то захочет разглашать, тем более он сам, потому что это абсолютно частный вопрос, касающийся Ролдугина, до тех пор, пока это соответствует нашим законам», – цитирует Пескова «Интерфакс».
Ранее пресс-секретарь президента утверждал, что основным объектом внимания международного консорциума журналистов была Россия и «лично президент Путин».
Накануне на медиафоруме Общероссийского народного фронта сам Владимир Путин предположил, что целью авторов расследования было «посеять недоверие общества к органам власти, настроить одних против других».
При этом информацию о том, что Ролдугин стоит во главе «офшорной империи» на 2 млрд долларов, Путин назвал «чушью», добавив, что гордится такими людьми, как его друг-музыкант.
Напомним, Международный консорциум журналистских расследований (ICIJ), объединяющий более 300 журналистов из свыше чем 70 стран, проанализировал огромный объем финансовых данных. Полученная информация затрагивает более двухсот стран и территорий, и уже привела к ряду отставок и серьезных правительственных потрясений в ряде стран, всерьез отнесшихся к обнародованным данным.
В России государственные СМИ подошли весьма избирательно к этой информации. Гостелевидение ее практически проигнорировало, провластные газеты и Интернет-ресурсы предпочли лишь вскользь упомянуть информацию о других фигурантах скандала
Русская служба «Голоса Америки» обратилась за комментарием к компетентному собеседнику – вице-президенту неправительственной международной организации по борьбе с коррупцией "Трансперенси Интернешнл Россия" Елене Панфиловой.
Виктор Васильев: Как вы оцениваете реакцию Путина и Кремля на «Панамагейт?»
Елена Панфилова: На мой взгляд, это не самая удачная реакция. В данном случае, по-моему, очевидны, как минимум три фактора. В досье фигурируют более 70 юрисдикций, и много кому теперь приходится уходить в отставку (в связи со скандалом) и много у кого по всему миру возникли проблемы. Поэтому продолжать настаивать на том, что расследование затеяно против какой-то одной страны или одного человека – это как-то все больше и больше выглядит странным.
Второе – речь идет о документах. Легко говорить – «ерунда, оговорка, чье-то личное мнение». Но тут речь, безусловно, идет о документах, проводках и так далее. Поэтому называть документы «странными» тоже не слишком умно.
Третье. В России все-таки существует, как ни странно, наверное, это звучит для части читательской аудитории, «Национальный план противодействия коррупции». Казалось бы, самым логичным сценарием ответа на подобные публикации было сказать: да, у нас есть план борьбы с коррупцией, мы боремся с этим позорным явлением и непременно проверим всю полученную информацию, кто бы ни был здесь замешан. И дальше проверять можно до бесконечности. Мне кажется, и в международном масштабе, и внутри страны такая реакция была бы воспринята позитивно. Почему-то на такой шаг не пошли. Не знаю, почему.
В.В.: Путин утверждает, что никакой коррупционной составляющей в результате расследования выявлено не было. Ваше мнение?
Е.П.: Для этого чтобы это утверждать, надо сесть, надеть очки и 24 часа в сутки 7 дней в неделю долго-долго проверять огромную массу документов. Невозможно сказать, есть или нет там коррупционной составляющей, не проверив документы. Ровно об этом я и пытаюсь сказать. А потом можно выйти и заявлять что-то определенное. Но вот через трое суток после публикации отрицать наличие составляющей – это просто не правильно с профессиональной точки зрения. А мы все-таки, в конце концов, говорим о юристе, во всяком случае, по профессии.
В.В.: Можно ли ожидать продолжения «сериала»?
Е.П.: Все тайное рано или поздно становится явным. Насколько я понимаю, это далеко не последний блок документов, не последняя фирма, не последний офшор, про который мы узнали. Думаю, что это только пара строк в длинной-длинной истории. Поэтому, конечно, я очень понимаю легкое нетерпение и в нашем профессиональном сообществе – тех, кто занимается вопросами изучения коррупции, и в журналистском сообществе. Но давайте подождем. Думаю, что в течение ближайшего года мы узнаем много интересного.
В.В.: В связи с виолончелистом Ролдугиным, другом Владимира Путина, возникает вопрос, так ли жизненно необходимы офшорные схемы, чтобы ввозить в страну музыкальные инструменты, и сколько их в итоге приобретено?
Е.П.: Признаться, понятия не имею, как ввозятся в страну музыкальные инструменты, честное слово. Но насколько я понимаю, суммы, которые там фигурируют, так или иначе заслуживают внимания. Наверное, надо звонить в таможню и узнавать, что требуется, чтобы ввезти в страну «поезд инструментов».
В.В.: В чем суть ваших недавних предложение по офшорам?
Е.П.: Мы никогда не выступали против запрета офшоров. Офшор – это такой же обычный финансовый, экономический инструмент, как, например, ипотека. Мы говорили о том, что надо запретить секретность конечных бенефициарных собственников фирм, регистрирующихся в офшорах. Офшоры, напомню, изначально возникли для ведения вполне легального бизнеса. Но постепенно они стали действительно превращаться в какие-то отмывочные каналы. Офшоры нужно, что называется, немножко постирать, почистить и сделать так, чтобы они использовались именно для обычных экономических операций. А вот то, что в последнее время офшорные инвестиции стали использоваться для закрытия результатов незаконного обогащения, покрытием конечных бенефициарных собственников, очень многих объектов собственности и счетов, этому надо просто положить конец.
