Андрей Вознесенский – поэт более, чем одной эпохи. И все же для миллионов своих читателей он и сегодня связан с «мятежными шестидесятыми» – эрой, оставившей одинаково глубокий след в исторической памяти как России, так и Америки. Эрой, одним из символов которой стало имя Кеннеди.
Именно поэтому в дни, когда американцы прощаются с сенатором Эдвардом Кеннеди, Русская служба «Голоса Америки» обратилась к поэту с просьбой поделиться своими воспоминаниями о «либеральном льве», в 1974 году посетившем Москву. А заодно – и о других представителях семейства Кеннеди.
«Я был знаком с Робертом Кеннеди, – рассказывает Андрей Вознесенский. – Он интересовался поэзией и где-то прочитал мои стихи. И когда я приехал в Америку, мы с ним встретились. Он показался мне ярким, интересным человеком. И после нашей – не такой уж краткой – беседы он предложил мне провести совместную пресс-конференцию. А позднее даже написал предисловие к американской книге моих стихов.
Роберт Кеннеди очень интересовался русской культурой. Мы с ним общались, хорошо понимая друг друга. Правда, его интерес к моим стихам был, очевидно, обусловлен и тем, что в то время их переводили лучшие американские поэты – Оден, Лоуэлл, Уильям -Джей Смит».
Встреча Андрея Вознесенского с Робертом Кеннеди произошла всего за год до убийства сенатора. «Конечно, я не мог предположить, что через год его не станет, – вспоминает поэт. – В 1968 году он был застрелен – вслед за своим братом. И это стало одной из величайших трагедий в истории Соединенных Штатов».
«Довольно часто встречался я и с Жаклин Кеннеди, – продолжает Андрей Вознесенский. – Она тоже благоволила к моей поэзии. Прилетала на мои вечера в Европу. Сохранились даже снимки, где она присутствует на моем вечере. Ей посвящено мое стихотворение, которое впоследствии стало видеомой. Эту видеому я ей подарил во время нашей последней встречи. И так случилось, что я был в Америке в день, когда ее хоронили».
По словам поэта, «Эдвард, так сказать, примкнул к этому островку моего общения с их кланом. Кстати, он тоже написал предисловие к одному из моих американских сборников. В 1974 году он приехал в СССР. Встречали его с большой помпой. И в качестве почетного гостя он назвал ряд объектов, которые хотел бы посетить. Нам позвонили из американского посольства, а потом из какого-то отдела МИДа и сказали, что к нам в гости придет сенатор Эдвард Кеннеди. Он пришел к нам вместе со своей первой женой Джоан. Надо сказать, что мы провели вместе довольно много времени – так что когда он уходил, лифт уже не работал».
«В те времена в России Эдварда Кеннеди воспринимали, в основном, как брата двух великих людей, – вспоминает жена поэта писательница Зоя Богуславская. – Первый, президент с феноменально громкой и трагической историей. Роберт – тоже выдающийся политический деятель, и тоже трагически погибший. А Эдвард ничем не был знаменит. И к тому же замаран Чаппаквидикской историей. В России она тогда очень муссировалась…»
«Я говорю об этом с глубоким сожалением, – продолжает Зоя Богуславская, – потому что сегодня я вспоминаю о нем как об одном из самых великих людей Америки. И в том числе как раз потому, что его слава не включала в себя фактора рекламы. А вот его роль была огромна. Ведь он пропахал такой серьезный слой – я имею в виду разработку законов, т.е. создание правил жизни в стране. Наверное, на несколько поколений вперед. Недаром его называют сенатором, который провел наибольшее количество законов. О социальной справедливости. О свободе. И вовсе не случайна его роль в выдвижении Обамы».
Впрочем, тогда, в 1974, мир выглядел совсем по-другому. «Прибыв в Москву, Эдвард Кеннеди не пожелал ездить на машине с охраной, – продолжает свой рассказ Андрей Вознесенский. – Ему хотелось проехаться на советском метро. Охраны там, как вы пронимаете, было навалом, но – переодетой. А выйдя из метро, он – не без некоторого простодушия, выразил удивление тем, что никто его не узнал. Он был просто поражен!»
«Он был веселый, легкий человек, – вспоминает Зоя Богуславская. – Вот мы и засиделись, кажется, до начала третьего ночи. А утром Эдвард и Джоан должны были на своем самолете лететь в Тбилиси. И вдруг, когда они ушли, я обнаружила, что Джоан забыла у нас свою сумку. Утром мы стали звонить американскому культурному атташе. Его не оказалось на месте. Потом мы до кого-то все-таки дозвонились, но тут выяснилось, что соединить нас с Кеннеди не может никто. Невозможно! Только потом нам рассказали, что его совершенно неожиданно позвал к себе Андрей Андреевич Громыко, тогдашний министр иностранных дел. И пока мы звонили, Тед был на приеме у Громыко».
«Больше мы его не видели, – говорит Зоя Богуславская. – И в эти дни, когда мы узнали о его смерти, все былое, как говорится, в сердце ожило. Все вновь перед глазами… И мы выражаем соболезнования всем его родственникам. Всему клану Кеннеди…»
Андрей Вознесенский вспоминает Эдварда Кеннеди
