18 октября 1962 года министр иностранных дел СССР Андрей Громыко в ходе личной встречи с президентом США Джоном Кеннеди уверял американского лидера в том, что Советский Союз не поставляет Кубе никаких вооружений, кроме оборонительных. Громыко лгал, и президент США знал, что советский министр лжет: к тому моменту американская разведка уже располагала аэрофотосъемкой, доказывавшей присутствие на Кубе советских баллистических ракет средней дальности Р-12 и Р-14 (по западной классификации – SS-4 и SS-5).
Из-за этой лжи узел кризиса между Москвой и Вашингтоном в течение еще нескольких дней затягивался все туже, но у двух лидеров – Джона Кеннеди и Никиты Хрущева – хватило понимания ситуации и трезвости в оценках для того, чтобы пойти на компромисс и деэскалацию.
Нынешняя ядерная нервозность в связи с агрессивной войной России против Украины многим напомнила страшные дни октября 1962-го, когда детей в США учили, как прятаться под столом при атомной тревоге. Президент США Джо Байден в своем недавнем выступлении прямо сравнил нынешний период и времена Карибского кризиса, заявив: «Впервые со времен кубинского ракетного кризиса у нас есть прямая угроза применения ядерного оружия, если все будет продолжаться в том же духе… Мы не сталкивались с перспективой Армагеддона со времен Кеннеди и кубинского ракетного кризиса».
Между нынешним временем и периодом коммуникаций Кеннеди-Хрущева есть огромная разница, однако некоторые уроки из событий 60-летней давности можно извлечь и сейчас тем, кто принимает решения в России и США. При этом, как и 60 лет назад, многое в определении путей отхода от ядерной пропасти затрудняется ложью, прежде всего – ложью теперь уже нынешней Москвы относительно мотивов, по которым она может применить ядерное оружие.
Кремль пытается представить ситуацию для России как близкую к «угрозе существования государства», объявляя аннексированные у Украины территории российскими. На самом деле подавляющее большинство стран мира их таковыми не считают, Запад не грозит уничтожить Россию и постоянно уговаривает ее руководство не жонглировать ядерными угрозами для компенсации поражений на поле боя в Украине – но оно, наоборот, все активнее это делает.
Светлана Савранская: Кеннеди и Хрущев не хвастались ядерным оружием
Но сначала стоит остановиться на различиях – их отмечает большинство экспертов, которым приходится сравнивать два «ядерных» исторических момента. Директор российской программы Архива национальной безопасности Университета Джорджа Вашингтона и специалист по Карибскому кризису Светлана Савранская в интервью для Русской службы «Голоса Америки» говорит, что и тогда, и сейчас ядерное оружие было для Вашингтона и Москвы элементом престижа. Однако тогда, считает эксперт, в Кремле понимали, что в реально опасной ситуации трясти атомной бомбой перед противником не следует:
«В Карибском кризисе использование ядерного оружия было бы не преднамеренным – то есть, ни одна из сторон не хвасталась, что у них есть ядерное оружие, и не говорила о том, что может его использовать. Не было такого. Была угроза, что оружие ядерное будет использовано как бы непреднамеренно, в результате ошибки, в результате того, что ситуация выходила из-под контроля. Но, конечно, Хрущев не развязал войну против маленькой страны, и наоборот, его мотивацией, вследствие которой он решил поставить ядерное оружие на Кубу, было то, что он пытался Кубу защитить от американской агрессии, которая в тот момент была абсолютно реальной. Как только Хрущев понял, что он совершил ошибку, и понял, что реально может быть развязана большая война, он тут же написал письмо Кеннеди и, в общем, предложил пойти на компромисс».
Действительно, Хрущев, хвастаясь мегатоннами ядерных зарядов с трибуны различных съездов в СССР, подчинился здравому смыслу, когда речь зашла о реальном ядерном конфликте. Светлана Савранская с горечью констатирует, что не только в нынешнем Кремле, но и в прокремлевской части российского экспертного поля возобладала риторика, вполне допускающая реальное применение тактического ядерного оружия:
«Меня волнует, что в среде очень серьезных аналитиков, таких, как Дмитрий Тренин или Федор Лукьянов, многие другие в своих недавних статьях говорят о возможности использования ядерного оружия для демонстрационного удара или даже удара по военным целям – мол, нужно вселить страх в западные правительства, потому что вот во времена СССР страх был, а теперь его нет, и надо, чтобы в Европе и Америке почувствовали этот страх – особенно в Америке».
«Мне кажется, это очень страшная дискуссия, – продолжает историк, – и то, что она вообще ведется, что возможность такая вводится в лексикон, в обиход нормальных людей в связи с вот этой конкретной войной (России против Украины – Д.Г.), говорит об отсутствии у людей «ядерного знания», которое было у Хрущева и Кеннеди, и они были вынуждены его приобрести, столкнувшись с реальностью войны. Они поняли, что ситуация легко может вырваться из-под контроля, и эскалация может быть быстрой и неуправляемой».
Роуз Гетемюллер: в 1962 СССР угрожал непосредственно США
Бывшая заместитель генерального секретаря НАТО и главный переговорщик от США по договору СНВ-3 с Россией, ветеран американской дипломатии Роуз Гетемюллер (Rose Gottemoeller) отмечает другое главное различие, едва ли не ключевое:
«Ключевое отличие между двумя кризисами заключается в том, что Карибский кризис касался главных стратегических систем того времени. Соединенные Штаты и Советский Союз прямо противостояли друг другу, и когда Хрущев размещал ракеты средней дальности на Кубе, они легко достигли бы главных целей в Соединенных Штатах за очень короткое время. Это действительно рассматривалось как главный шаг, который мог спровоцировать обмен ядерными ударами между США и СССР. Сейчас мы не говорим об этом в большинстве нынешних сценариев, хотя нас очень беспокоит возможность распространения эскалации на главные стратегические системы».
Роуз Гетемюллер, отвечая на вопрос «Голоса Америки» о сходстве и различии кризисов, подчеркивает, что сейчас «речь ведется об использовании, возможно, одной боеголовки нестратегического характера по объекту в Украине».
«Речь идет о поражении военного объекта для жесткого сигнала и запугивания украинцев, их партнеров и союзников, чтобы те капитулировали. Либо говорят про демонстрационный ядерный взрыв над Черным морем. Таким образом, речь идет об оружии террора, а не стратегического сдерживания» – говорит экс-дипломат.
Другое же отличие, считает Роуз Гетемюллер – это отсутствие реальной связи и диалога между лидерами США и СССР, подобных тем, что возникли и поддерживались в октябре 1962 года: «Была линия связи, какой бы слабой она ни была, и «горячая линия» появилась в результате этого кризиса. Белому дому и Кремлю было нелегко общаться, но они общались… Сегодня два президента не разговаривают друг с другом по той причине, что на дипломатию Вашингтон не идет. Президент Байден ясно выразил свое мнение о том, что Владимир Путин является военным преступником, и Владимир Путин ответил, что эти замечания непростительны. Таким образом, общение между двумя высшими лидерами заморожено».
Как искать компромисс с военным преступником?
Но Россия, как считают многочисленные политики на Западе и международные правозащитники, действительно совершает в Украине военные преступления. Несмотря на них, некоторые эксперты по стратегической безопасности настаивают на том, что Владимир Путину нужно оставить некую лазейку для выхода из ситуации с «сохранением лица» – в частности, об этом говорил на прошлой неделе один из ведущих специалистов по Карибскому кризису, профессор Гарвардского университета Грэм Аллисон (Graham Allison), автор классической книги о Карибском кризисе под названием «Суть решения» («Essence Of Decision»).
Аллисон, выступая на мероприятии в Гарварде 14 октября, выразил мнение, что Украине придется смириться с потерей части территории, чтобы дать возможность Путину заявить о некоей победе внутри страны. Тогда Кремль, считает политолог, не останется один на один с вариантом «унизительного поражения», и не пойдет на отчаянные меры. Грэм Аллисон также заявил, что его предложение, «как ни ужасно оно звучит для украинцев», лучше, чем реальный ядерный удар, который может нанести Путин по Украине.
В более мягкой форме о необходимости каких-то переговоров с Кремлем говорят и другие политологи в США из числа сторонников «реальной политики». По просьбе «Голоса Америки» об этих предложениях высказался украинский политолог, приглашенный профессор Школы права и дипломатии Университета Тафта Владимир Дубовик:
«Алиссон говорит “мы должны поддерживать Украину”, но при этом считает, что Украине надо смириться с тем, что она не сможет вернуть все территории – или не так быстро, и сейчас, как он заявляет, надо подписать какой-то “мирный договор”, а позже вернуться к этой задаче. При этом он не понимает или специально опускает тот момент, что Путин может использовать любую операционную паузу для того, чтобы собраться с силами и нанести новый удар по Украине. Разговоры о том, что нужно подписать соглашение о прекращении огня, никуда не годятся, потому что у нас есть некоторая стратегическая инициатива. Поступают новые виды вооружений, в украинской армии и в целом в украинском обществе совершенно другой уровень уверенности в своих силах».
Владимир Дубовик, также являющийся профессором Одесского университета в Украине, считает, что рассуждения о предотвращении эскалации на примере Карибского кризиса неприменимы в нынешней ситуации:
«Слово “эскалация” – очень важное, в том числе, через призму наследия Карибского кризиса, потому что нужно смотреть, что способствует эскалации, а что нет. Недавно американцы сказали: “Нет, мы не будем давать украинцам ракеты большей дальности, не будем давать самолеты и танки, потому что это будет способствовать эскалации”. И что на это ответила Россия? Они провели деэскалацию конфликта? Нет, они заявили, что якобы аннексировали территории. Они заявили о вступлении их в состав России, о частичной мобилизации. То есть, урок здесь в том, что если вы проявляете мягкость или нерешительность, непоследовательность в действиях в отношениях с таким партнером, как сегодняшняя Россия, то это приводит именно к эскалации с их стороны».
Отчасти это мнение подтверждает и точка зрения правнучки Хрущева – профессора международных отношений Нины Хрущевой, выступившей в Гарвардской школе политики 17 октября: «Путин – не политик. Он подполковник КГБ (даже не полковник, это важно), который и действует, как подполковник КГБ. Он не принимает решений политического характера. Карибский кризис произвел изменения в самих Кеннеди и Хрущеве, которые можно назвать политическими: они могли наступать и отступать, они выясняли, чего хочет другая сторона. Мы не видим этого в поведении Путина».
Василий Гатов: военные иллюзии Путина – иллюзии историка-любителя
В 1960-х годах соревнование с Америкой для СССР было ключевым: лозунг «догоним и перегоним США» в самых различных областях звучал всерьез, советский лагерь был крепок, а взаимный интерес двух соперничающих стран – велик. Возможно, поэтому их лидеры прислушались друг к другу, пытаясь найти общий язык: Нина Хрущева в ходе дискуссии 17 октября напомнила, что между Кеннеди и Хрущевым установился личный контакт и даже позитивные отношения, которые, продлившись, могли бы привести и к укреплению позиций первого секретаря КПСС внутри советской верхушки (в 1963-м Кеннеди был убит, в 1964-м Хрущева сместили внутрипартийным переворотом).
Василий Гатов, эксперт Анненбергской школы Университета Южной Калифорнии и исследователь «холодной войны», также напоминает об этом интересе и притяжении в интервью Русской службе «Голоса Америки»:
«В 1962 году взаимный интерес, взаимное притяжение Америки и Советского Союза было существенно больше, чем оно есть сейчас. Оно было и в части соперничества, и в части интереса каждой властей и народов друг к другу. Это очень большая разница с сегодняшней ситуацией, когда мы не видим никаких взаимных симпатий, мы не видим никакого позитива в отношениях, мы видим последовательное разрушение всех тех вторых, третьих каналов коммуникаций, которые были созданы во время и после Карибского кризиса».
По мнению Василия Гатова, военное прошлое Хрущева и Кеннеди также сильно влияло на их подход к принятию решений: «Понятно, что люди, лично видевшие Вторую мировую войну, относились к войнам по-другому. Именно поэтому возникла стратегия сдерживания, так как сползание в общемировую войну для них было чудовищным кошмаром. Для Путина, например, это какие-то иллюзии, в которые он верит больше, чем в исторические факты, хотя и строит их вокруг информации о той войне. Это известная проблема с такими историками-любителями, как Путин, она оказывает воздействие и на риторику России, и на фактическую политику».
Эксперт, впрочем, напоминает о другом периоде в противостоянии Москвы с Западом, который по нескольким признакам явно больше похож на нынешнюю напряженность, нежели более отдаленный Карибский кризис – это начало 1980-х:
«Много похожего: министр Устинов с его исключительно технократическим подходом к армии, адмирал Горшков с его авианосцами и ракетоносцами, различные события, такие, как уничтожение южнокорейского «Боинга» или учения НАТО «Able Archer», которые генсек Андропов воспринял практически как подготовку ядерного удара, и ответные гигантские учения, которые проходили в Советском Союзе, четко показывавшие, что они отрабатывают элементы вторжения в Европу - плюс война в Афганистане».
Однако Василий Гатов заключает, что война в Афганистане была для Запада «далекой колониальной войной СССР», тогда как война в Украине – это «раздирающая плоть Европы, война в буквальном смысле за соседней дверью, в отношении которой совершенно непонятно, как она кончится».
