НЬЮ-ЙОРК —
После огромного успеха в парижском Музее д’Орсэ необычная выставка «Импрессионизм, мода и современность» переехала в Нью-Йорк. Здесь, в Метрополитен-музее, она открылась 26 февраля и продолжится до 27 мая, после чего переберется в Художественный институт Чикаго. Выбор американских адресов объясняется просто – оба музея, и нью-йоркский и чикагский, со-организаторы выставки совместно с парижским музеем. Примерно треть всех экспонатов впервые выставляются в Нью-Йорке.
Идея совместить живопись Мане, Дега, Моне и их соратников с образцами материальной культуры того времени выросла из желания организаторов, о чем они пишут во вступлении к каталогу, показать роль моды как фактора, вдохновлявшего творческие поиски этой блестящей и поначалу непонятой многими современниками плеяды. А мода, о чем вещают помещенные на стены галерей высказывания самих художников и их коллег-литераторов, была для них важнейшим стимулом.
«Новейшая мода, – изрек в 1881 году Эдуард Мане, – абсолютно необходима для живописи. Это для нее самое главное».
Чисто количественно баланс работ существенно накренен в пользу живописных произведений. Их на выставке около 80, причем получены они, помимо своих, «метрополитеновских», из сорока музеев и частных собраний мира. А нарядов – всего 16 плюс несколько стендов со шляпками, корсетами, зонтиками, веерами, туфельками, мужскими цилиндрами, тростями и перчатками, да еще несколько витрин с графическими листами, фотографиями и модными журналами эпохи.
Выставка так продуманно сгруппирована в восьми отведенных для нее залах второго этажа музея, что именно находящиеся в центре каждого зала прозрачные кубы с платьями и костюмами драматически «держат» структуру экспозиции и заставляют зрителя все время бегать глазами от картин к платьям и аксессуарам и обратно.
Да, «подпорки» импрессионистам не нужны, с этим никто не спорит, а вот материально-художественный контекст, тем более умело организованный, оказывается чрезвычайно полезным для уяснения некоторых важных истин.
Как подчеркнул директор Метрополитен-музея Томас Кэмпбелл, обращаясь к журналистам во время пресс-превью, именно тогда, с середины 60-х до середины 80-х годов 19-го века Париж впервые примерил на себя неофициальный титул мировой столицы высокого стиля. Именно там и тогда появились первые универсальные магазины, стали выходить в свет журналы мод и средний класс впервые почувствовал вкус к красивой жизни и красивой одежде. Тогдашние авангардисты в сфере прекрасного, от Мане до Моне, от Ренуара до Бодлера, от Малларме до Золя, проявляли жгучий интерес к новациям в сфере моды, видя в ней предвестницу больших социокультурных перемен. Они первыми впустили на свои полотна и на страницы своих книг буржуа среднего достатка, описывая их времяпровождение, быт, привычки и досуг.
Взгляд зрителя, особенно искушенного, безусловно, отметит присутствие знаменитых, можно сказать, канонических живописных работ. Это первое же полотно, открывающее выставку, «Камилла, или Портрет дамы в зеленом платье» Клода Моне, его же «Женщины в саду», «В кругу семьи» Фредерика Базиля, «Мадам Бартоломе» Поля-Альбера Бартоломе, «Дождливый день в Батиньольском квартале» Гюстава Кайботта, «Лиза с зонтиком» и «Ложа» Пьера-Огюста Ренуара и другие работы. Оба хранящихся в музее д’Орсэ фрагмента огромной композиции Клода Моне «Завтрак на траве», разрезанной на части самим художником, впервые выставлены в США, также как и «Парижанка» Эдуарда Мане из Национального музея Стокгольма.
Любопытно, что самым подробно представленным художником оказался вовсе не импрессионист, а вполне академичный Джеймс Тиссо, плодовитый художник-француз, много работавший в Англии и Палестине. Его кисти принадлежат десять полотен, включенных в экспозицию. Чем объясняется такое внимание, спросил корреспондент «Голоса Америки» главного куратора выставки Сюзан Стайн.
«Тиссо абсолютно обязательная фигура для французской живописи последней трети 19-го века – из-за его поразительного внимания к деталям, – сказала Сюзан Стайн. – Он дружил с несколькими представителями движения импрессионистов, включая Мане и Дега. Нам было интересно сравнить их художественные пристрастия, отличия их живописных методов, чтобы зритель мог более отчетливо увидеть, как проходил обмен артистическими идеями в бурной культурной жизни Парижа того времени. Несмотря на очевидный антагонизм, возникший между академизмом и импрессионизмом, между ними продолжался творческий диалог. Тиссо – один из тех, кто этот диалог всемерно поддерживал».
Сочетание превосходной живописи и подлинных артефактов материальной культуры создает у зрителя выставки удивительное ощущение, которое сродни кинематографическому эффекту трехмерности. Можно восхищаться изысканностью и куртуазностью парижской моды второй половины 19-го века, можно поражаться умению великих художников схватывать и останавливать течение повседневности, можно задуматься над диалектикой сиюминутного и вечного.
Как отметила в рецензии критик «Нью-Йорк таймс» Роберта Смит, «выставка запечатлевает циркулярное движение жизни и искусства. Но глубинный ее смысл указывает на видную роль, которую женщины всегда играли в культуре».
Идея совместить живопись Мане, Дега, Моне и их соратников с образцами материальной культуры того времени выросла из желания организаторов, о чем они пишут во вступлении к каталогу, показать роль моды как фактора, вдохновлявшего творческие поиски этой блестящей и поначалу непонятой многими современниками плеяды. А мода, о чем вещают помещенные на стены галерей высказывания самих художников и их коллег-литераторов, была для них важнейшим стимулом.
«Новейшая мода, – изрек в 1881 году Эдуард Мане, – абсолютно необходима для живописи. Это для нее самое главное».
Чисто количественно баланс работ существенно накренен в пользу живописных произведений. Их на выставке около 80, причем получены они, помимо своих, «метрополитеновских», из сорока музеев и частных собраний мира. А нарядов – всего 16 плюс несколько стендов со шляпками, корсетами, зонтиками, веерами, туфельками, мужскими цилиндрами, тростями и перчатками, да еще несколько витрин с графическими листами, фотографиями и модными журналами эпохи.
Выставка так продуманно сгруппирована в восьми отведенных для нее залах второго этажа музея, что именно находящиеся в центре каждого зала прозрачные кубы с платьями и костюмами драматически «держат» структуру экспозиции и заставляют зрителя все время бегать глазами от картин к платьям и аксессуарам и обратно.
Да, «подпорки» импрессионистам не нужны, с этим никто не спорит, а вот материально-художественный контекст, тем более умело организованный, оказывается чрезвычайно полезным для уяснения некоторых важных истин.
Как подчеркнул директор Метрополитен-музея Томас Кэмпбелл, обращаясь к журналистам во время пресс-превью, именно тогда, с середины 60-х до середины 80-х годов 19-го века Париж впервые примерил на себя неофициальный титул мировой столицы высокого стиля. Именно там и тогда появились первые универсальные магазины, стали выходить в свет журналы мод и средний класс впервые почувствовал вкус к красивой жизни и красивой одежде. Тогдашние авангардисты в сфере прекрасного, от Мане до Моне, от Ренуара до Бодлера, от Малларме до Золя, проявляли жгучий интерес к новациям в сфере моды, видя в ней предвестницу больших социокультурных перемен. Они первыми впустили на свои полотна и на страницы своих книг буржуа среднего достатка, описывая их времяпровождение, быт, привычки и досуг.
Взгляд зрителя, особенно искушенного, безусловно, отметит присутствие знаменитых, можно сказать, канонических живописных работ. Это первое же полотно, открывающее выставку, «Камилла, или Портрет дамы в зеленом платье» Клода Моне, его же «Женщины в саду», «В кругу семьи» Фредерика Базиля, «Мадам Бартоломе» Поля-Альбера Бартоломе, «Дождливый день в Батиньольском квартале» Гюстава Кайботта, «Лиза с зонтиком» и «Ложа» Пьера-Огюста Ренуара и другие работы. Оба хранящихся в музее д’Орсэ фрагмента огромной композиции Клода Моне «Завтрак на траве», разрезанной на части самим художником, впервые выставлены в США, также как и «Парижанка» Эдуарда Мане из Национального музея Стокгольма.
Любопытно, что самым подробно представленным художником оказался вовсе не импрессионист, а вполне академичный Джеймс Тиссо, плодовитый художник-француз, много работавший в Англии и Палестине. Его кисти принадлежат десять полотен, включенных в экспозицию. Чем объясняется такое внимание, спросил корреспондент «Голоса Америки» главного куратора выставки Сюзан Стайн.
Тиссо абсолютно обязательная фигура для французской живописи последней трети 19-го века – из-за его поразительного внимания к деталям. Он дружил с несколькими представителями движения импрессионистов, включая Мане и Дега. Нам было интересно сравнить их художественные пристрастия, отличия их живописных методов, чтобы зритель мог более отчетливо увидеть, как проходил обмен артистическими идеями в бурной культурной жизни Парижа того времени. Несмотря на очевидный антагонизм, возникший между академизмом и импрессионизмом, между ними продолжался творческий диалог. Тиссо – один из тех, кто этот диалог всемерно поддерживалСюзан Стайн, главный куратор выставки
Сочетание превосходной живописи и подлинных артефактов материальной культуры создает у зрителя выставки удивительное ощущение, которое сродни кинематографическому эффекту трехмерности. Можно восхищаться изысканностью и куртуазностью парижской моды второй половины 19-го века, можно поражаться умению великих художников схватывать и останавливать течение повседневности, можно задуматься над диалектикой сиюминутного и вечного.
Как отметила в рецензии критик «Нью-Йорк таймс» Роберта Смит, «выставка запечатлевает циркулярное движение жизни и искусства. Но глубинный ее смысл указывает на видную роль, которую женщины всегда играли в культуре».
