«Китайский авангардист Ай Вэйвэй соединяет в себе дерзость Майкла Мура, иконоборчество Марселя Дюшана и смиренность Ганди», – пишет кинокритик Питер Кеог в газете «Бостон феникс», рецензируя фильм о человеке, названном журналом ArtReview самым влиятельным художником современности. Документальный фильм «Ай Вэйвэй: никогда ни о чем не жалею» (Ai Weiwei: Never Sorry) в пятницу, 27 июля, выходит на экраны Нью-Йорка, Лос-Анджелеса, Вашингтона и Сан-Франциско.
27-летний режиссер-дебютант Элисон Клейман на протяжении более двух лет находилась рядом с Вэйвэем, беседовала с ним, фиксируя на пленку процесс его творчества, его поездки на Запад и его длительную борьбу с властями КНР за свободу самовыражения. Фильм «Ай Вэйвэй: никогда ни о чем не жалею» получил спецприз жюри на кинофестивале Сандэнс (Sundance Film Festival), показывался на Берлинале и кинофестивале правозащитного кино в Нью-Йорке.
Впервые мир заговорил о Вэйвэе, когда он принял участие в проектировании национального олимпийского стадиона в Пекине, а затем развенчал те Игры как партийную пропаганду. Он не раз выступал с открытой критикой официальной политики КНР, за что подвергался гонениям, был жестоко избит при задержании, а его недавно отстроенная арт-студия в Шанхае была снесена бульдозерами. Используя как инструмент публичности свой блог и Twitter, 55-летний Вэйвэй стал героем для миллионов китайцев. В 2011 году журнал Time назвал его одним из кандитатов на титул «Человек года».
Корреспондент «Голоса Америки» Олег Сулькин встретился в Нью-Йорке с режиссером фильма Элисон Клейман.
Олег Сулькин: Как вы оказались в Китае? По учебе или по работе?
Элисон Клейман: В 2006 году я закончила Брауновский университет по специальности «история». Я хотела стать журналистом и рассылала свои резюме в десятки организаций, надеясь получить грант и поехать в какую-нибудь страну мира. В результате поехала в Китай. Так уж получилось, моя знакомая по университету там жила и работала. И я к ней напросилась.
О.С.: Перст судьбы?
Э.К.: Похоже. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что мне очень повезло. В Китае я сразу же познакомилась с Ай Вэйвэем и, спустя годы, сделала эту документальную картину.
О.С.: Помните первую встречу с Вэйвэем?
Э.К.: Она произошла в начале декабря 2008 года. Девушка, с которой мы жили в одной квартире в Пекине, была куратором его выставки в одной из местных галерей. Она предложила мне сделать видеосюжет о выставке. Я только что купила камеру и с радостью схватилась за эту возможность. Мы пришли к нему домой. Нас попросили подождать в кабинете. Я начала снимать – полки с книгами, скульптуры, другие предметы искусства. Вошел Ай Вэйвэй. Меня ему представили. И он, похоже, принял мою функцию летописца с самого начала как естественную. Ему, очевидно, нравились молодые люди, интересующиеся его творчеством.
О.С.: Идея снять о нем фильм пришла сразу?
Э.К.: В первые недели знакомства мы говорили о многом. Не только о выставке, но и об Интернете, цензуре, творчестве в целом, блоге, в котором он фактически бросил вызов властям. Ему понравилось видео, которое я сняла для выставки. Он явно проникся ко мне доверием. Просматривая видеоматериалы, которые не вошли в выставочный сюжет, я загорелась идеей сделать о нем отдельный фильм.
О.С.: Ай Вэйвэй – фигура легендарная, но фильм вовсе не апологетичен, за что вам отдельный комплимент. Наверное, трудно было сохранять баланс? Ведь столь велик соблазн просто восхищаться объектом наблюдения...
Э.К.: Вы правы. С самого начала я стремилась ответить на вопрос: стоит ли принимать все, исходящее от Вэйвэя, за чистую монету? Он замечательный художник и смелый, мужественный человек, но при этом искусный самопиарщик, любитель розыгрышей и провокаций... Его фирма неспроста называется «Поддельный дизайн». В одном интервью он говорит одно, в следующем – прямо противоположное. Я стремилась сохранять здоровый скепсис и отделять зерна от плевел, запечатлевая Вэйвэя в самых разных ситуациях.
О.С.: Как игровое начало, назовем его так, сочетается в нем с политической ангажированностью? Неужели его конфликт с властями КНР тоже самопиар?
Э.К.: Любовь Вэйвэя к саморекламе все-таки не конечная его цель. Он, конечно, совершенно искренне выступает за свободу слова и творчества. И восхищение им со стороны коллег и почитателей во всем мире абсолютно оправданно. Он очень хорошо разбирается в ситуации, сложившейся в Китае. Ему удалось добиться многого в своей стране только благодаря тому, что он точно калькулировал риск и оставался в рамках умеренной критики режима. Он не наивен, он не рвется на баррикады, иначе бы его упекли за решетку гораздо раньше и надолго. Он не политик, а художник, и творческое начало своего нонконформизма не устает подчеркивать.
О.С.: Вы показываете его очевидное сибаритство, любовь к земным радостям, например, к вкусной еде. Как-то это плохо сочетается с мифом о мученике-правдолюбце...
Э.К.: Да, у Вэйвэя завидный аппетит к жизни. И это придает его личности дополнительное обаяние.
О.С.: Власти Китая обвиняют компанию Вэйвэя в уклонении от налогов на очень большую сумму. Как вы думаете, есть ли основания у этих обвинений?
Э.К.: Не знаю. Я знаю только одно: эти обвинения политически мотивированы. Вэйвэю мстят за критику режима. Его арестовали и продержали в заключении 81 день, и никто все это время не знал, жив ли он. Его явно пытались сломить и запугать. Когда его выпустили, он сказал, что связан обязательством в течение года воздерживаться от публичных заявлений.
О.С.: Вы не усматриваете сходства с делом Ходорковского?
Э.К.: Наверное, что-то общее есть. Сам Вэйвэй видит аналогию своей ситуации скорее с делом Бо Силая, крупного партийного чиновника, отстраненного от своих постов «по подозрению в коррупции». Когда власти увидели в его амбициях опасность, они в обход законов постарались от него избавиться.
О.С.: После завершения фильма вы общались с Вэйвэем?
Э.К.: Один раз. Я поехала в Китай показать ему фильм. Он сказал, что фильм очень насыщенный, что мне удалось втиснуть в него очень много фактов и что фильм оказался верен реальности. Раньше он надо мной дружески подтрунивал: что это я так долго вожусь, все никак не закончу. А тут он поблагодарил, был явно доволен. К сожалению, Вэйвэй не смог приехать на мировую премьеру в Берлин, во время кинофестиваля этой зимой. Власти до сих пор не дают ему разрешения на поездки за рубеж.
О.С.: В кинотеатрах КНР фильм, конечно, не покажут...
Э.К.: Это очевидно, но есть Интернет. Тот редкий случай, когда я буду рада, если мой фильм будут нелегально скачивать в Китае. Кто-то из коллег Вэйвэя наверняка покажет его «для своих» в галереях и частных домах. Очень надеюсь, что обойдется без арестов.
О.С.: Что вы можете сказать о теперешней ситуации для Вэйвэя и его соратников в борьбе за свободу слова и творчества в Китае?
Э.К.: Ситуация, увы, ухудшается. Репрессивная политика властей КНР в отношении либеральной интеллигенции ужесточается. То, что дозволялось еше пару лет назад, пресекается. Вэйвэю и его единомышленникам сегодня тяжелее, чем раньше, отстаивать свои принципы. Но есть надежда, и она называется Интернет. Несмотря на цензуру, люди в Китае находят способы получать и передавать информацию. Захлопнуть Интернет полностью власти КНР вряд ли рискнут, опасаясь реакции Запада. Ведь экономические отношения с Западом входят в число их приоритетов.
27-летний режиссер-дебютант Элисон Клейман на протяжении более двух лет находилась рядом с Вэйвэем, беседовала с ним, фиксируя на пленку процесс его творчества, его поездки на Запад и его длительную борьбу с властями КНР за свободу самовыражения. Фильм «Ай Вэйвэй: никогда ни о чем не жалею» получил спецприз жюри на кинофестивале Сандэнс (Sundance Film Festival), показывался на Берлинале и кинофестивале правозащитного кино в Нью-Йорке.
Впервые мир заговорил о Вэйвэе, когда он принял участие в проектировании национального олимпийского стадиона в Пекине, а затем развенчал те Игры как партийную пропаганду. Он не раз выступал с открытой критикой официальной политики КНР, за что подвергался гонениям, был жестоко избит при задержании, а его недавно отстроенная арт-студия в Шанхае была снесена бульдозерами. Используя как инструмент публичности свой блог и Twitter, 55-летний Вэйвэй стал героем для миллионов китайцев. В 2011 году журнал Time назвал его одним из кандитатов на титул «Человек года».
Корреспондент «Голоса Америки» Олег Сулькин встретился в Нью-Йорке с режиссером фильма Элисон Клейман.
Олег Сулькин: Как вы оказались в Китае? По учебе или по работе?
Элисон Клейман: В 2006 году я закончила Брауновский университет по специальности «история». Я хотела стать журналистом и рассылала свои резюме в десятки организаций, надеясь получить грант и поехать в какую-нибудь страну мира. В результате поехала в Китай. Так уж получилось, моя знакомая по университету там жила и работала. И я к ней напросилась.
О.С.: Перст судьбы?
Э.К.: Похоже. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что мне очень повезло. В Китае я сразу же познакомилась с Ай Вэйвэем и, спустя годы, сделала эту документальную картину.
О.С.: Помните первую встречу с Вэйвэем?
Э.К.: Она произошла в начале декабря 2008 года. Девушка, с которой мы жили в одной квартире в Пекине, была куратором его выставки в одной из местных галерей. Она предложила мне сделать видеосюжет о выставке. Я только что купила камеру и с радостью схватилась за эту возможность. Мы пришли к нему домой. Нас попросили подождать в кабинете. Я начала снимать – полки с книгами, скульптуры, другие предметы искусства. Вошел Ай Вэйвэй. Меня ему представили. И он, похоже, принял мою функцию летописца с самого начала как естественную. Ему, очевидно, нравились молодые люди, интересующиеся его творчеством.
О.С.: Идея снять о нем фильм пришла сразу?
Э.К.: В первые недели знакомства мы говорили о многом. Не только о выставке, но и об Интернете, цензуре, творчестве в целом, блоге, в котором он фактически бросил вызов властям. Ему понравилось видео, которое я сняла для выставки. Он явно проникся ко мне доверием. Просматривая видеоматериалы, которые не вошли в выставочный сюжет, я загорелась идеей сделать о нем отдельный фильм.
О.С.: Ай Вэйвэй – фигура легендарная, но фильм вовсе не апологетичен, за что вам отдельный комплимент. Наверное, трудно было сохранять баланс? Ведь столь велик соблазн просто восхищаться объектом наблюдения...
Э.К.: Вы правы. С самого начала я стремилась ответить на вопрос: стоит ли принимать все, исходящее от Вэйвэя, за чистую монету? Он замечательный художник и смелый, мужественный человек, но при этом искусный самопиарщик, любитель розыгрышей и провокаций... Его фирма неспроста называется «Поддельный дизайн». В одном интервью он говорит одно, в следующем – прямо противоположное. Я стремилась сохранять здоровый скепсис и отделять зерна от плевел, запечатлевая Вэйвэя в самых разных ситуациях.
О.С.: Как игровое начало, назовем его так, сочетается в нем с политической ангажированностью? Неужели его конфликт с властями КНР тоже самопиар?
Э.К.: Любовь Вэйвэя к саморекламе все-таки не конечная его цель. Он, конечно, совершенно искренне выступает за свободу слова и творчества. И восхищение им со стороны коллег и почитателей во всем мире абсолютно оправданно. Он очень хорошо разбирается в ситуации, сложившейся в Китае. Ему удалось добиться многого в своей стране только благодаря тому, что он точно калькулировал риск и оставался в рамках умеренной критики режима. Он не наивен, он не рвется на баррикады, иначе бы его упекли за решетку гораздо раньше и надолго. Он не политик, а художник, и творческое начало своего нонконформизма не устает подчеркивать.
О.С.: Вы показываете его очевидное сибаритство, любовь к земным радостям, например, к вкусной еде. Как-то это плохо сочетается с мифом о мученике-правдолюбце...
Э.К.: Да, у Вэйвэя завидный аппетит к жизни. И это придает его личности дополнительное обаяние.
О.С.: Власти Китая обвиняют компанию Вэйвэя в уклонении от налогов на очень большую сумму. Как вы думаете, есть ли основания у этих обвинений?
Э.К.: Не знаю. Я знаю только одно: эти обвинения политически мотивированы. Вэйвэю мстят за критику режима. Его арестовали и продержали в заключении 81 день, и никто все это время не знал, жив ли он. Его явно пытались сломить и запугать. Когда его выпустили, он сказал, что связан обязательством в течение года воздерживаться от публичных заявлений.
О.С.: Вы не усматриваете сходства с делом Ходорковского?
Э.К.: Наверное, что-то общее есть. Сам Вэйвэй видит аналогию своей ситуации скорее с делом Бо Силая, крупного партийного чиновника, отстраненного от своих постов «по подозрению в коррупции». Когда власти увидели в его амбициях опасность, они в обход законов постарались от него избавиться.
О.С.: После завершения фильма вы общались с Вэйвэем?
Э.К.: Один раз. Я поехала в Китай показать ему фильм. Он сказал, что фильм очень насыщенный, что мне удалось втиснуть в него очень много фактов и что фильм оказался верен реальности. Раньше он надо мной дружески подтрунивал: что это я так долго вожусь, все никак не закончу. А тут он поблагодарил, был явно доволен. К сожалению, Вэйвэй не смог приехать на мировую премьеру в Берлин, во время кинофестиваля этой зимой. Власти до сих пор не дают ему разрешения на поездки за рубеж.
О.С.: В кинотеатрах КНР фильм, конечно, не покажут...
Э.К.: Это очевидно, но есть Интернет. Тот редкий случай, когда я буду рада, если мой фильм будут нелегально скачивать в Китае. Кто-то из коллег Вэйвэя наверняка покажет его «для своих» в галереях и частных домах. Очень надеюсь, что обойдется без арестов.
О.С.: Что вы можете сказать о теперешней ситуации для Вэйвэя и его соратников в борьбе за свободу слова и творчества в Китае?
Э.К.: Ситуация, увы, ухудшается. Репрессивная политика властей КНР в отношении либеральной интеллигенции ужесточается. То, что дозволялось еше пару лет назад, пресекается. Вэйвэю и его единомышленникам сегодня тяжелее, чем раньше, отстаивать свои принципы. Но есть надежда, и она называется Интернет. Несмотря на цензуру, люди в Китае находят способы получать и передавать информацию. Захлопнуть Интернет полностью власти КНР вряд ли рискнут, опасаясь реакции Запада. Ведь экономические отношения с Западом входят в число их приоритетов.
