Мотоциклист-циркач Люк (Райан Гослинг) случайно встречает свою бывшую пассию Ромину (Эва Мендес) и узнает, что она воспитывает его сына. Такова завязка приключенческой мелодрамы «Место под соснами», где Люку, ударившемуся в грабежи банков, будет противостоять доблестный коп Эвери Кросс (Брэдли Купер), а конфликт отцов «унаследуют» их рано повзрослевшие сыновья. 29 марта фильм «Место под соснами» выходит на экраны Америки, а в России его премьера назначена на 18 апреля.
С режиссером фильма Дереком Сиенфрансом в Нью-Йорке встретился корреспондент Русской службы «Голоса Америки» Олег Сулькин.
Олег Сулькин: Дерек, у вас сильный актерский состав – Райан Гослинг, Брэдли Купер, Эва Мендес, Рей Лиотта. Сложным ли был процесс кастинга?
Дерек Сиенфранс: Я никто без актеров. Без них пришлось бы снимать просто красивые пейзажи, картинки в духе Анселя Адамса. Актеры храбро делают на площадке то, что я никогда сам бы не решился делать, хотя и написал в сценарии. Когда я приглашаю актеров поработать со мной, я говорю им: вы должны меня удивить. Пусть через неудачу, через непонимание, но удивить. Я столько времени трачу на написание сценария, что когда наступает время съемок, я себе уже смертельно надоел. Мне нужны свежие ощущения, сторонний взгляд, здоровый скепсис.
О.С.: В вашей предыдущей картине, «Грустная валентинка» (Blue Valentine), тот же Райан Гослинг и Мишель Уильямс передают чувства влюбленных людей. Здесь у вас мелодрама сочетается с «экшн». Наверное, и задачи актерам вы ставили другие?
Д.С.: Нет, примерно такие же. Я высоко ценю пространство свободы для актера и поощряю импровизацию. До «Грустной валентинки» я двенадцать лет снимал документальные фильмы и привык себя не выпячивать. В новой картине есть эпизод, когда мои герои считают деньги после первого ограбления банка. Когда актеры стали предлагать свои варианты для этой сцены, я согласился. Включили в саундтрэк Брюса Спрингстина, заменили еще несколько моментов, и сцена заиграла новыми красками.
О.С.: У Люка, героя Гослинга, бросаются в глаза экстравагантные татуировки, в том числе на лице. Кому пришла в голову эта идея?
Д.С.: Незадолго до начала съемок Райан мне позвонил и сказал: «Ты знаешь, я хочу, чтобы у моего героя были татуировки. И главная – на лице». Я в шоке: «Ты уверен?» Он: «Да, самая клевая на лице, в виде кинжала, с которого капает кровь». Мы начали снимать, и в какой-то день, во время ланча, я вижу, Райан совершенно разбит, подавлен. Я к нему: «Что случилось?!». – «Ты понимаешь, не нравится мне татуировка на лице, можно ее смыть?». Я говорю: «Нет, дружище, нельзя, мы уже сняли много, переделывать не будем». И весь остаток времени на съемках он переживал, чувствовал себя неловко, особенно в сцене в церкви, где все хорошо одеты, а он, как черная овца, проходит и садится в одиночестве, в самом углу. Так уж получилось, что реальные переживания Райана по поводу татуировки легли идеально в суть характера его героя.
О.С.: Эва Мендес не сопротивлялась, когда вы решили ее снять без грима?
Д.С.: Совсем наоборот. Она сама нашла имидж для своей Ромины. Ее кандидатуру мне предложил Райан. Я сомневался, мне гламур был ни к чему. Но Эва пришла на прослушивание в старомодных джинсах конца 90-х, в мешковатой, мятой футболке, волосы в полном беспорядке и никакой косметики. Никакой! Чувствовалось, что она отчаянно хотела выглядеть непривлекательной. Ей это, конечно, не удалось. Но меня поразило ее желание перевоплотиться в Ромину. Я ей сказал, что не надо читать сценарий, все она уже поняла без него. Мы подружились, она рассказала о своем детстве, юности, призналась, что роль Ромины ее притягивает и страшит. Мне это понравилось. Мне нравится, когда актеров пугает поставленная задача. Это мобилизует их, заставляет выкладываться. Ведь больше всего я не люблю равнодушие.
О.С.: Чем вы вдохновлялись, когда снимали сцены «экшн»?
Д.С.: Ну уж никак не американскими фильмами про гангстеров и ограбления банков. Они построены на быстрой смене планов, на лихорадочном монтаже. Мне же хотелось снять сцены ограблений и погонь максимально реалистически. Поэтому, например, сцена бешеной автомобильной погони полицейского Кросса за мотоциклом Люка снята без перебивок, одним длинным куском. Это было непросто. Мы снимали на улицах Скенектеди, без всяких трюков, вживую. Пришлось у каждого дома по ходу погони поставить по нашему человеку, чтобы никто из жителей случайно не выбежал, не дай бог, на проезжую часть. Я ужасно нервничал, а когда я нервничаю, то жую свою рубашку. Так к концу съемочного дня мою рубашку можно было выбрасывать на помойку. Понятно, что я не хотел повторения трагедии с Виком Морроу (В 1982 году на съемках фильма «Сумеречная зона» в Калифорнии актер Вик Морроу и двое детей погибли, когда на них упал вертолет, на котором взорвалась пиротехника. – О.С.).
О.С.: Структурно ваш фильм делится на три отдельные истории. Органично сочетать отдельные истории в одном фильме получается довольно редко. Вспоминается удачный опыт Пола Хаггиса в картине «Столкновение».
Д.С.: Разница между нашими картинами большая. Хаггис перемешал все истории, я же рассказываю их в хронологической последовательности, без монтажных перебивок. Лет двадцать назад я посмотрел «Наполеона» Абеля Ганса, и мне тоже захотелось снять кино в виде триптиха. Примерно тогда же я посмотрел «Психо» Хичкока и удивился, что Джанет Ли умирает посреди фильма, в сцене в душе, тем самым передавая эстафету главного действующего лица Тони Перкинсу. Меня потрясло: значит, так тоже можно строить действие! У меня примерно треть фильма главная фигура Люк-Райан, потом фокус наводится на Эйвери-Брэдли, а потом на новое поколение – сыновей Люка и Эйвери.
О.С.: Эта третья история, взаимоотношения сыновей главных героев, самая грустная и сентиментальная...
Д.С.: Идея эта пришла мне в голову в 2007 году, когда моя жена была беременна нашим вторым сыном. Я стал задумываться об отцовстве как миссии, о том, что каждый отец оставляет после себя своим детям. Я хотел, чтобы они начинали с чистого листа, чтобы им не мешали мои старые грехи. В Америке люди живут отдельными племенами. У тебя нет выбора – ты рождаешься в определенной социальной среде и, как правило, живешь в ней всю жизнь. Чтобы изменить социальную принадлежность, нужны порой поколения. Мне захотелось рассказать историю столкновения двух разных племен.
О.С.: Вы также затрагиваете очень острую тему насилия и огнестрельного оружия.
Д.С.: Я бы не хотел, чтобы моя картина восхваляла оружие как некий фетиш. Эта традиция в американском кино восходит к фильму «Грязная дюжина» Сэма Пекинпа. Но там ощущались страдание и боль, а сегодня насилие в кино превратилось в холодный кровавый балет. Когда я еще раз увижу на экране в замедленной съемке вылетающую из пистолета пулю, попадающую в голову человеку, и разлетающиеся в разные стороны мозги, меня стошнит. Для меня насилие – уродство, ничего красивого в нем нет.
О.С.: Почему вы выбрали глубинку штата Нью-Йорк местом действия?
Д.С.: Моя жена родом из Скенектеди. Я туда приезжал много раз. К нам отнеслись там очень приветливо. Разрешили снимать в одном из полицейских участков, в средней школе, в больнице. Нам помогали обычные люди. Такой типичный американский город, который когда-то пережил пору процветания, а сейчас отчаянно сражается, чтобы удержаться на плаву. Когда-то в тех краях белые первопоселенцы жестоко воевали с местными индейцами, и это тоже часть наследия Скенектеди.Та кровь, та боль проступают и сегодня. Я верю, что каждый момент истории вечен, он никуда не уходит.
С режиссером фильма Дереком Сиенфрансом в Нью-Йорке встретился корреспондент Русской службы «Голоса Америки» Олег Сулькин.
Олег Сулькин: Дерек, у вас сильный актерский состав – Райан Гослинг, Брэдли Купер, Эва Мендес, Рей Лиотта. Сложным ли был процесс кастинга?
Дерек Сиенфранс: Я никто без актеров. Без них пришлось бы снимать просто красивые пейзажи, картинки в духе Анселя Адамса. Актеры храбро делают на площадке то, что я никогда сам бы не решился делать, хотя и написал в сценарии. Когда я приглашаю актеров поработать со мной, я говорю им: вы должны меня удивить. Пусть через неудачу, через непонимание, но удивить. Я столько времени трачу на написание сценария, что когда наступает время съемок, я себе уже смертельно надоел. Мне нужны свежие ощущения, сторонний взгляд, здоровый скепсис.
О.С.: В вашей предыдущей картине, «Грустная валентинка» (Blue Valentine), тот же Райан Гослинг и Мишель Уильямс передают чувства влюбленных людей. Здесь у вас мелодрама сочетается с «экшн». Наверное, и задачи актерам вы ставили другие?
Д.С.: Нет, примерно такие же. Я высоко ценю пространство свободы для актера и поощряю импровизацию. До «Грустной валентинки» я двенадцать лет снимал документальные фильмы и привык себя не выпячивать. В новой картине есть эпизод, когда мои герои считают деньги после первого ограбления банка. Когда актеры стали предлагать свои варианты для этой сцены, я согласился. Включили в саундтрэк Брюса Спрингстина, заменили еще несколько моментов, и сцена заиграла новыми красками.
О.С.: У Люка, героя Гослинга, бросаются в глаза экстравагантные татуировки, в том числе на лице. Кому пришла в голову эта идея?
Д.С.: Незадолго до начала съемок Райан мне позвонил и сказал: «Ты знаешь, я хочу, чтобы у моего героя были татуировки. И главная – на лице». Я в шоке: «Ты уверен?» Он: «Да, самая клевая на лице, в виде кинжала, с которого капает кровь». Мы начали снимать, и в какой-то день, во время ланча, я вижу, Райан совершенно разбит, подавлен. Я к нему: «Что случилось?!». – «Ты понимаешь, не нравится мне татуировка на лице, можно ее смыть?». Я говорю: «Нет, дружище, нельзя, мы уже сняли много, переделывать не будем». И весь остаток времени на съемках он переживал, чувствовал себя неловко, особенно в сцене в церкви, где все хорошо одеты, а он, как черная овца, проходит и садится в одиночестве, в самом углу. Так уж получилось, что реальные переживания Райана по поводу татуировки легли идеально в суть характера его героя.
О.С.: Эва Мендес не сопротивлялась, когда вы решили ее снять без грима?
Д.С.: Совсем наоборот. Она сама нашла имидж для своей Ромины. Ее кандидатуру мне предложил Райан. Я сомневался, мне гламур был ни к чему. Но Эва пришла на прослушивание в старомодных джинсах конца 90-х, в мешковатой, мятой футболке, волосы в полном беспорядке и никакой косметики. Никакой! Чувствовалось, что она отчаянно хотела выглядеть непривлекательной. Ей это, конечно, не удалось. Но меня поразило ее желание перевоплотиться в Ромину. Я ей сказал, что не надо читать сценарий, все она уже поняла без него. Мы подружились, она рассказала о своем детстве, юности, призналась, что роль Ромины ее притягивает и страшит. Мне это понравилось. Мне нравится, когда актеров пугает поставленная задача. Это мобилизует их, заставляет выкладываться. Ведь больше всего я не люблю равнодушие.
О.С.: Чем вы вдохновлялись, когда снимали сцены «экшн»?
Д.С.: Ну уж никак не американскими фильмами про гангстеров и ограбления банков. Они построены на быстрой смене планов, на лихорадочном монтаже. Мне же хотелось снять сцены ограблений и погонь максимально реалистически. Поэтому, например, сцена бешеной автомобильной погони полицейского Кросса за мотоциклом Люка снята без перебивок, одним длинным куском. Это было непросто. Мы снимали на улицах Скенектеди, без всяких трюков, вживую. Пришлось у каждого дома по ходу погони поставить по нашему человеку, чтобы никто из жителей случайно не выбежал, не дай бог, на проезжую часть. Я ужасно нервничал, а когда я нервничаю, то жую свою рубашку. Так к концу съемочного дня мою рубашку можно было выбрасывать на помойку. Понятно, что я не хотел повторения трагедии с Виком Морроу (В 1982 году на съемках фильма «Сумеречная зона» в Калифорнии актер Вик Морроу и двое детей погибли, когда на них упал вертолет, на котором взорвалась пиротехника. – О.С.).
О.С.: Структурно ваш фильм делится на три отдельные истории. Органично сочетать отдельные истории в одном фильме получается довольно редко. Вспоминается удачный опыт Пола Хаггиса в картине «Столкновение».
Д.С.: Разница между нашими картинами большая. Хаггис перемешал все истории, я же рассказываю их в хронологической последовательности, без монтажных перебивок. Лет двадцать назад я посмотрел «Наполеона» Абеля Ганса, и мне тоже захотелось снять кино в виде триптиха. Примерно тогда же я посмотрел «Психо» Хичкока и удивился, что Джанет Ли умирает посреди фильма, в сцене в душе, тем самым передавая эстафету главного действующего лица Тони Перкинсу. Меня потрясло: значит, так тоже можно строить действие! У меня примерно треть фильма главная фигура Люк-Райан, потом фокус наводится на Эйвери-Брэдли, а потом на новое поколение – сыновей Люка и Эйвери.
О.С.: Эта третья история, взаимоотношения сыновей главных героев, самая грустная и сентиментальная...
Д.С.: Идея эта пришла мне в голову в 2007 году, когда моя жена была беременна нашим вторым сыном. Я стал задумываться об отцовстве как миссии, о том, что каждый отец оставляет после себя своим детям. Я хотел, чтобы они начинали с чистого листа, чтобы им не мешали мои старые грехи. В Америке люди живут отдельными племенами. У тебя нет выбора – ты рождаешься в определенной социальной среде и, как правило, живешь в ней всю жизнь. Чтобы изменить социальную принадлежность, нужны порой поколения. Мне захотелось рассказать историю столкновения двух разных племен.
О.С.: Вы также затрагиваете очень острую тему насилия и огнестрельного оружия.
Д.С.: Я бы не хотел, чтобы моя картина восхваляла оружие как некий фетиш. Эта традиция в американском кино восходит к фильму «Грязная дюжина» Сэма Пекинпа. Но там ощущались страдание и боль, а сегодня насилие в кино превратилось в холодный кровавый балет. Когда я еще раз увижу на экране в замедленной съемке вылетающую из пистолета пулю, попадающую в голову человеку, и разлетающиеся в разные стороны мозги, меня стошнит. Для меня насилие – уродство, ничего красивого в нем нет.
О.С.: Почему вы выбрали глубинку штата Нью-Йорк местом действия?
Д.С.: Моя жена родом из Скенектеди. Я туда приезжал много раз. К нам отнеслись там очень приветливо. Разрешили снимать в одном из полицейских участков, в средней школе, в больнице. Нам помогали обычные люди. Такой типичный американский город, который когда-то пережил пору процветания, а сейчас отчаянно сражается, чтобы удержаться на плаву. Когда-то в тех краях белые первопоселенцы жестоко воевали с местными индейцами, и это тоже часть наследия Скенектеди.Та кровь, та боль проступают и сегодня. Я верю, что каждый момент истории вечен, он никуда не уходит.
