«А мне эта француженка нравится. Хорошая девушка», – так, по преданию, отозвался Сталин на упреки литборцов с космополитизмом в адрес эренбурговской «Бури», главный герой которой непатриотично влюбился во француженку Мадо. «Так в жизни бывает», – пояснил вождь. И, как писал позднее сам Илья Эренбург, решил, вероятно, что так быть не должно.
Запрет браков с иностранцами (он вошел в силу в феврале сорок седьмого) искалечил немало судеб – и двадцативосьмилетний атташе американского посольства в Москве Роберт Такер едва не пополнил этот список. Мало того, что его жене Евгении Пестрецовой не желали выдавать выездной визы: молодого дипломата, уже успевшего присмотреться к обычаям страны пребывания, не оставляли опасения – оставь он Москву даже ненадолго, супруге несдобровать.
... «В общей сложности Такер прожил в СССР девять лет, – рассказывает директор вашингтонского Института имени Кеннана Блэр Рубл (Blair Ruble), – и неудивительно, что он, быть может,лучше чем кто-либо другой из американцев знал, какова жизнь в Советском Союзе». «Вдобавок, – продолжает Рубл, – Такер был одним из немногих специалистов по СССР,сумевших соединить знание российских реалий с западной социологической выучкой. Поэтому он не просто стал одним из основателей американской советологии, но, по существу, создал в ней особое направление: его биография Сталина – нечто большее, чем биография: это исследование психологии, точнее – социальной психологии сталинизма».
29 июля Роберт Такер умер; классику советологии было больше девяноста лет, но завершить свое многотомное исследование сталинизма он не успел: в его последней книге о Сталине повествование доходит лишь до начала войны. Иное дело концепция: ее обсуждают, о ней спорят, в ней видят ключ к загадке сталинизма. Что же такое сталинизм по Такеру? По словам Блэра Рубла – «своеобразная система поклонения вождю, при которой, с одной стороны, вождь хочет, чтобы ему поклонялись, а с другой – его подданные также испытывают психологическую потребность в обожествлении лидера». «Этим дело не исчерпывается, – подчеркивает Рубл, – постепенно между ними рождаются особого рода узы, – и их-то Такер попытался изучить».
То, что указанная психологическая зависимость не ушла в прошлое и сегодня, не секрет и для российских социологов. «Для большинства россиян Сталин – человек, благодаря которому Россия из отсталой аграрной страны превратилась в передовую индустриальную державу, – констатирует аналитик ВЦИОМ Василий Львов, – и, кроме того, один из победителей во Второй мировой войне. И они не хотят отказываться от такого исторического персонажа, которым можно было бы гордиться». «Немалую роль, – считает социолог, – играет здесь дух противоречия – противоречия Западу. Запад критикует Сталина – а мы им гордимся. Именно желание показать загранице кузькину мать, именно желание вновь обрести великую державу и трансформируется в историческую любовь к таким персонажам, как Сталин».
При этом – Василий Львов специально это подчеркивает – в любовь историческую. Или... не только? По словам аналитика, две трети россиян считают, что сегодня политик сталинского типа стране не нужен. Правда, оставшаяся треть придерживается противоположного мнения.
А вот прошлое оценивается по иным стандартам. Около сорока процентов российских граждан полагают, что в свое время Сталин был на месте, продолжает Львов. А уж когда речь заходит о менеджерских качествах генералиссимуса, доля его сторонников увеличивается до 55 процентов.
... Эксперты недоумевают. «Для иностранцев непостижимо, как лидер, ответственный за истребление многих миллионов жителей России, может оставаться предметом поклонения, – признается Блэр Рубл. – Что мешает людям задать простейшие, элементарные вопросы: почему он попросту скрылся в первые дни войны? Почему он уничтожил миллионы соотечественников, из-за чего, в частности, сегодня свирепствует демографический кризис? Почему он присоединил территории, жители которых возненавидели Советский Союз и передали эту ненависть своим детям и внукам, что также немало способствовало его распаду в девяносто первом? Это уже – за пределами рационального мышления. И разобраться в этом мы сможем лишь в том случае, если примем во внимание ту психологическую связь между вождем и рядовыми гражданами, о которой говорил Такер...»
А российские исследователи – как они оценивают такеровский подход к изучению сталинизма? С этим вопросом Русская служба «Голоса Америки» обратилась к профессору Высшей школы экономики в Москве Ирине Волковой.
Алексей Пименов: Ирина Владимировна, вы встречались с Робертом Такером. Каким он был?
Ирина Волкова: Да, однажды мне посчастливилось провести целый вечер в обществе Такера. Это было в 1995 году в доме моего отца (историка В.К. Волкова, в те годы – директора Института славяноведения и балканистики РАН – А.П.). Он был, по-российски говоря, очень интеллигентным человеком: сдержанным, общительным, доброжелательным... По-русски говорил изумительно: впрочем, это естественно – я полагаю, что с женой они разговаривали дома по-русски...
А.П.: Теперь – о Такере-историке...
И.В.: Его книга «Сталин: история и личность», вышедшая у нас в 2006, – это фундаментальный труд по истории сталинизма . Думаю, что сегодня по объему материала, по проработанности изложения его просто невозможно сопоставить с каким-либо другим трудом на эту тему. И это – несмотря не то, что у Такера были весьма авторитетные и титулованные предшественники. Достаточно вспомнить хотя бы книгу Дмитрия Волкогонова « Сталин: взлет и падение».. Написанный в рамках – и в духе перестроечного подхода – памфлетно-разоблачительного, и потому несущего отпечаток публицистичности. Этого Такер сумел избежать. И его труд – первый и пока что единственный опыт политической биографии Сталина на фоне политических деятелей его эпохи. Трудно даже подсчитать количество использованных Такером источников... В общем, это настоящий научный подвиг. Жалко только, что труд обрывается на самом интересном месте – на начале войны. Продолжить его Такер не успел. Неудивительно, что у читателя остается масса вопросов… Но такова горькая участь крупного исследователя – ни в коей мере не умаляющая его заслуг…
А.П.: Что такое Сталин по Такеру?
И.В: Прежде всего символ – особого пути, на который Россия встала в 1917 году… Символ противостояния России (в образе Советского Союза) Западу. И – несмотря на хронологические рамки книги – символ «холодной войны». Думаю, что Сталин интересовал Такера в первую очередь как образчик альтернативного пути развития – альтернативного по отношению к Западу. И мне кажется, что ему удалось главное: показать, что гений и злодейство – вещи совместные… У наших авторов доминирует то один, то другой крен: у одних Сталин – спаситель отечества (причем в их числе есть и профессиональные историки), у других – это злодей. А Такер этого избежал – может быть, в силу своей политической отстраненности. В его понимании – Сталин совершил тяжкие политические преступления, и в то же время он не отказывает ему ни в политическом чутье, ни в умении мобилизовать общество на решение стратегических задач… И вот пример: Такер показал, почему Сталин вышел победителем из внутрипартийных дискуссий двадцатых-начала тридцатых годов...
А.П.: Почему же?
И.В.: Потому что – как хорошо продемонстрировал Такер – ему удалось загнать в угол своих оппонентов, причем не столько репрессивными мерами (кстати, тогда, в конце двадцатых, репрессивный аппарат, который вызрел позднее, в тридцатых, еще далеко не был в его руках), сколько оказавшись лучше подготовленным, чем его противники. Это относилось и к индустриализации, и к привлечению старых специалистов, и даже к проблеме коллективизации.
А.П.: Иными словами, альтернативы не было?
И.В.: Если читать Такера и опираться на фактографию, которой он оперирует, то создается впечатление, что сталинская модель была наиболее вероятной.
... Конечно, вопросы остаются. Как совместить все эти жертвы – тут и репрессии, и все эти котлы сорок первого, за которыми ведь тоже просматриваются именно личные просчеты Сталина? Но вывод напрашивается: каждый народ имеет такого правителя, которого он заслуживает… И, что касается массовых репрессий, то ведь не меньшую роль, чем высшие партийные деятели, в них играл, так сказать, массовый человек. С удовольствием включавшийся в игру, предложенную партаппаратом, – в поиск шпионов, в охоту на ведьм и так далее. Кстати, и некоторые сегодняшние авторы придерживаются именно этой версии. И Такер – возможно, невольно – дал толчок размышлениям и в этом направлении: кто несет большую ответственность за случившееся: лично Сталин или весь социум? Вот лишь один пример: в недавно вышедшем труде российского историка Владимира Прохорова-Чебулдакова «Красная смута» как раз и указывается на психологию российского социума в этом аномальном состоянии: патогенные наклонности, уголовщина, правовой нигилизм... Именно в этом состоянии его и принимает Сталин – и с ним пытается решать задачу выживания страны.
А.П.: То есть виноват социум?
И.В.: Да, виноват социум… Да, каждый народ имеет правителей, наиболее ему адекватных. В определенный исторический период…
А.П.: Но ведь сталинский период все-таки закончился?
И.П.: Да, потому что жить в состоянии такого мобилизационного напряжения длительное время не может не один социум – даже такой выносливый, как российский. Сталин свою задачу выполнил – из атомизированного социума был создан социум сражающийся. И на этом его миссия была завершена. Тут и начался отход от сталинизма.
А.П.: А сегодняшний рост популярности Сталина – что это: возрождение прежнего сталинизма – или кардинально новое явление?
И.В.: Кардинально новое явление. Сегодняшний интерес к Сталину подогревается, попросту говоря, срывом путинского модернизационного проекта. Как мы хорошо знаем, заявки на инновационный прорыв были сделаны и Путиным, и Медведевым. Были декларированы национальные проекты. Однако, как мы хорошо видим, они оказались мертворожденным созданием бюрократических структур… Остается, конечно, вопрос: что же мешает России включиться в современное техническое и культурное развитие? Но ясно одно: ожидания, с которыми наше общество начала девяностых расставалось со своим советским прошлым, – надежды на лучшую жизнь, на сближение с Западом, на образование единого мира без границ – все эти ожидания не оправдались.
Этим и объясняется нынешний поток литературы, позитивно освещающей образ Сталина. Связанный не с коммунистическими мастодонтами, а с молодой порослью – назову такие имена, как Делягин, Фурсов, Калашников... Все это обусловлено неудачей постсоветской модернизации. Чем хуже в России обстоит дело с экономикой, социальной сферой, управлением, тем сильнее становится интерес к сталинскому ноу-хау – практический интерес.
