Ровно 75 лет назад 23 января 1937 года в Военной коллегии Верховного Суда СССР начались слушания, которые вошли в историю, как Второй московский процесс, или дело «Параллельного антисоветского троцкистского центра». Среди главных фигурантов были Георгий Пятаков и Карл Радек.
Процесс «Параллельного антисоветского троцкистского центра» стал вторым из трех крупных Московских процессов 1936-38 годов, в ходе которых были обвинены и приговорены к высшей мере наказания большевики из ближайшего ленинского окружения, которые были упомянуты «вождем мировой революции» в своем письме XII съезду РКП (б).
О Сталине в этом письме было сказано, что он «слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека».
Встав во главе большевистской партии, Сталин сумел не только отстранить своих соперников от принятия важных решений, но даже добился высылки их страны (в случае Льва Троцкого). Или организации открытых судебных процессов, во время которых подсудимые не только полностью признавались во всех инкриминируемых преступлениях, но клялись в верности идеалам октябрьской революции и прославляли «лично товарища Сталина» (в случае Зиновьева, Каменева, Пятакова и Бухарина).
В мировой истории ХХ века 1937 год, начавшийся с процесса «Параллельного антисоветского троцкистского центра», остался как год «Большого террора». Этот термин в отношении советского тоталитарного режима был введен английским историком Робертом Конквестом, опубликовавшим одноименный документальный двухтомник «The Great Terror: Stalin's Purge of the Thirties» («Большой террор – сталинские чистки 30-х годов») еще в 1968 году, то есть до выхода в свет «Архипелага Гулаг».
«Масштаб репрессий сильно преувеличен»
Корреспондент «Голоса Америки» попыталась в беседе со специалистами по советскому периоду российской истории выяснить, почему именно за 1937-годом закрепилась такая мрачная слава.
Первый собеседник «Голоса Америки» - петербургский историк Александр Островский – был немногословен.
«Для меня, как и для любого, кто изучает этот период советской истории, это является загадкой, - начал он, - Я уверен, что существует некий пласт исторических событий, который до сих пор скрыт от исследователей».
Александр Островский подчеркнул, что он не сомневается, что все эти «московские процессы» были постановкой.
В то же время, он признался, что ему непонятно, что же именно послужило причиной такого взрыва жестоких политических репрессий 1936-38 годов.
По словам историка, «то, что нам известно о том времени - протоколы судебных заседаний и документы расследований - явно недостаточны для смертельных приговоров. Я считаю, что масштаб сталинских репрессий сильно преувеличен, но все-таки объяснить причины репрессий 1937 года я не могу», - заключает Александр Островский.
Почему старые большевики признавали себя «врагами народа»?
Заместитель директора Музея политической истории России по научным вопросам Елена Костюшева напомнила термин «ежовщина», ставший синонимом 1937 года. Вместе с тем, она подчеркивает, что после изучения архивных документов 30-х годов, миф о том, что «большой террор» был направлен, прежде всего, против представителей бывших партийных элит СССР, окончательно развеян.
«На самом деле, - отмечает Елена Костюшева, - открытые московские процессы 1936 – 38гг, это был лишь фасад сталинского террора. Самой крупной категорией советских граждан людей, пострадавших в этот период времени, были простые люди, и в первую очередь – сельское население, крестьянство, никакого отношения к политике не имевшие».
В этой связи необходимо отметить указ наркома внутренних дел СССР Николая Ежова № 00447 от 30 июля 1937 года «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских элементов». Именно в соответствии с этим документом и было репрессировано порядка 1 700 000 советских граждан, из которых около восьмисот тысяч были расстреляны, а остальные приговорены к тюремному заключению на срок от восьми до десяти лет.
Елена Костюшева также подчеркивает, что все три московских процесса «от начала и до конца были полностью сфальсифицированными. Никому из фигурантов не было предъявлено никаких улик, - продолжает историк, - и единственным основанием для приговора этим людям, будь то к высшей мере, или к большим срокам тюремного заключения, были признания самих обвиняемых».
Собеседница «Голоса Америки» указывает, что многие эксперты по российской истории 30-х годов до сих пор расходятся во мнении относительно причин, которые заставили представителей ближайшего ленинского заключения оклеветать себя в присутствии не только так называемой «советской общественности», но и корреспондентов множества западных изданий. «Они признавали себя в шпионаже в пользу иностранных разведок, главным образом – германской и японской. В причастности ко многим диверсионным актам, в попытках организации покушения на Сталина и так далее», - напоминает замдиректора Музея политической истории России.
По ее мнению, кроме несомненного физического воздействия на подсудимых (в частности – жесточайших пыток), имели место и моральные методы, применяемые сотрудниками НКВД. Результатом этого стало публичное покаяние Каменева, Зиновьева, Пятакова, Бухарина, Рыкова и других фигурантов «московских процессов» в несовершенных злодеяниях.
«Почему они это делали? – спрашивает Елена Костюшева, и сама же отвечает: - Некоторые историки утверждают, что обвиняемые считали, что их признания будут на пользу партии большевиков и стране в целом».
Сталин нарушал свою же Конституцию
Кстати, эту версию изложил в своем знаменитом романе «Слепящая тьма» австрийский писатель Артур Кестлер, который в начале 30-х годов был убежденным коммунистом, и провел год в СССР в качестве корреспондента одной левой газеты.
А Джордж Оруэлл завершил антиутопию «1984» (где рассказывается история простого человека, столкнувшегося с пропагандистским аппаратом тоталитарного государства) фразой «Он любил Большого Брата».
Елена Костюшева согласна, что оба автора очень точно описали психологическую атмосферу СССР 30-х годов.
Сотрудник Научно-информационного центра «Мемориал», доктор философии Никита Петров подчеркивает, что решающую роль в массовых репрессиях против советского народа сыграли компартия и Народный комиссариат внутренних дел (НКВД).
«Ни для кого не секрет, что ближайшие люди из окружения Сталина – Молотов, Жданов, Каганович, Ворошилов, и даже Микоян - они подписывали так называемые «расстрельные списки», то есть, в принципе, подменяли собой решения судебных органов. Это был такой механизм осуждения, когда по спискам, поданным из НКВД Ежовым, решения принималось сначала политбюро, то есть высшим коммунистическим руководством. А потом уже автоматически проставлялись приговоры Верховной коллегии Военного суда, которые уже, фактически, следовали тем решениям, которые были предписаны в расстрельных списках», - отмечает историк.
И добавляет, что все это было, как принято теперь говорить, лишь «верхушкой айсберга». Поскольку настоящий террор шел на низовом уровне, когда решения принимались так называемыми «тройками» управления НКВД.
«А этот орган, - подчеркивает Никита Петров, - никоим образом не был сконструирован в соответствии с законами. То есть весь комплекс репрессивных акций на самом деле находился в грубейшем противоречии с той самой сталинской Конституцией, которая была принята накануне событий, о которых мы сегодня рассказываем, а именно 5 декабря 1936 года».
А значит, налицо попрание законов, нарушение права и, как следствие – массовые репрессии, которые проводились сталинской коммунистической верхушкой, делает вывод Никита Петров.
«Злобное упрямство» КПРФ и ФСБ
Под конец разговора с корреспондентом «Голоса Америки» историк признался, что не может найти ответа на вопрос – как нынешние наследники ВКП (б) и НКВД могут себя комфортно чувствовать в современной политической ситуации, не покаявшись за причастность их предшественников к таким страницам отечественной истории, как «большой террор».
«С моей точки зрения, самое возмутительное и – по моей наивности, необъяснимое – почему руководители нынешней КПРФ являются замшелыми сталинистами. Начиная с самого Зюганова, который всячески оправдывает сталинские преступления, и, включая все руководство российской компартии, которое готово отрицать очевидное – то есть, что все беды обрушились на страну именно по вине их предшественников», - разводит руками Никита Петров.
Говоря о беспамятстве руководства КПРФ, историк поясняет, что имеет в виду не только «большой террор» 1936 – 38гг, но и другие «неизвлеченные уроки из прошлого, такие, как массовое уничтожение крестьянства в годы «коллективизации».
Такое поведение, которое эксперт называет «злобным упрямством», свойственно по его словам и нынешнему руководству ФСБ, «которое с маниакальным упорством отстаивает праздник 20 декабря. Это – праздник профессиональных убийц – чекистов. Как можно этого не знать?!», - поражается сотрудник НИЦ «Мемориал».
При этом, указывает Никита Петров, ФСБ всячески препятствует допуску независимых специалистов к своим архивам. В том числе и к тем материалам, которые связаны с массовыми репрессиями 30-х годов.
«У них до сих пор эти материалы считаются секретными, вопреки нынешнему российскому законодательству. И в данном случае мы имеем дело со своеобразной родовой травмой или наследственной болезнью, которая мешает ФСБ соблюдать Указ, подписанный еще в июне 1992 года Борисом Ельциным. А этот Указ, предписывающий рассекретить все, что связано со сталинскими репрессиями, до сих пор не выполнен», - подытоживает Никита Петров.
В результате документальный двухтомник Роберта Конквеста «Большой террор», изданный на русском языке в 1991 году, является сегодня библиографической редкостью. Зато полки российских книжных магазинов завалены изданиями, расхваливающими «отца народов» и его «железных наркомов».
Другие материалы о событиях в России читайте в рубрике «Россия»
