«Давай, старик, давай, поезжай» – так напутствовал великий музыкант юного Борислава на поездку в Америку в далеком 1993 году.
И Борислав Струлев поехал. В том же году состоялся его дебют в Кеннеди-центре. Он играл вместе со знаменитым пианистом Байроном Дженисом, и тот после концерта сказал обступившим их журналистам: «Посмотрите на этого молодого человека: он играет так, как будто родился с виолончелью»
Год 2017-й. Виолончелист с мировым именем Борислав Струлев был вновь приглашен выступить в Центре исполнительских искусств имени Джона Кеннеди в Вашингтоне – на вечере памяти Ростроповича. (Мстислав Леопольдович более 17 лет руководил Национальным симфоническим оркестром США).
Сергей Москалев: Твоя первая поездка в Америку имела предысторию, ведь не все так вдруг произошло?
Борислав Струлев: Дело было так. После моего концерта, сыгранного в большом зале консерватории под руководством американского дирижера Джоэля Шпигельмана, через несколько месяцев мы в семье получили факс от директора Кеннеди-центра Джеймса Вулфенсона. То было приглашение выступить в Вашингтоне вместе с легендарным пианистом Байроном Дженисом. Оказывается, они просмотрели кассету с записью моего выступления в Москве и отправили мне приглашение. Но в том же 1993 году произошла еще одна очень важная для меня встреча: я познакомился со своим кумиром Мстиславом Леопольдовичем Ростроповичем.
С.М.: Вот прямо так взял и познакомился?
Б.С.: Ну, нет, конечно, не совсем так. Меня – молодое дарование – привели к нему. Он как раз был в Москве. Вокруг Ростроповича крутились полчища репортеров, чиновников, министр культуры не отходил, но он нашел время, пригласил к себе в квартиру послушать меня, мальчишку.
Дверь открыла Галина Вишневская: «Слава, Слава – «пропела» она своим голосом куда-то в глубину коридора – Струлевы к тебе пришли! А ты еще с собакой не погулял, она тут все за…»
Я, мальчишка, просто остолбенел: «Бог ты мой – они для меня – небожители, а у них собака коридор за…»
Потом столбняк у меня прошел. Я сыграл. Маэстро прослушал, подошел тогда ко мне, приобнял и говорит: «Давай, давай старик, поезжай!»
Вот так он благословил меня на встречу с Америкой, где я стал профессиональным музыкантом и живу уже много лет.
С.М.: И вот в Кеннеди-центре отмечают 90-летие одного из самых главных людей в твоей жизни.
Б.С.: Да, гала-вечер был посвящен памяти Мстислава Ростроповича. Потрясающий американский виолончелист Линн Харрелл – звезда, он представлял Ростроповича позднего, когда тот записал Баха.
И я – Борислав Струлев. В свою программу я включил произведения молодого Ростроповича. Периода, когда он ездил с концертами по Сибири, где не было порой и рояля, и ему приходилось играть под аккомпанемент баяна. Поэтому мое выступление – и сольное, и с баянистом.
Несколько произведений я играю как одно – как приношение – это я сам придумал. В него я включил «Венгерскую рапсодию» Ференца Листа, произведения Шнитке – друга Ростроповича и «Большое танго» Астора Пьяццоллы.
С.М.: Кажется, это несколько авангардно, но ты известен как авангардист, твои музыкальные эксперименты открывают миру виолончель с новой стороны…
Б.С.: Мне кажется сегодняшний день – это уже авангард. Совсем недавно еще звучало, что Шостакович, Прокофьев, Шнитке – авангардисты. А теперь они уже классики. И у Ростроповича – его кредо на виолончели – он заставлял всех быть авангардистами, идти вперед. Поэтому все, что я делаю на виолончели, в той или иной степени я взял именно от Ростроповича. Я, например, играю оперные арии всех голосов с оркестром на виолончели, и виолончель может так же впечатлять, как голос Паваротти. Да, кое-что я действительно делаю на грани эпатажа, и заядлые классики меня критикуют. Но это нормально, потому что без критики и без авангарда нет движения вперед.
С.М.: Рассказывают, что однажды Ростропович был на аудиенции у папы римского. «Маэстро – сказал ему понтифик, – вы знаете, жизнь – это лестница. Вот вы стоите на какой-то ступени, и каждый шаг, который вы делаете, – он либо вверх, либо вниз». Ты понимаешь, когда движешься вверх, а когда – вниз?
Б.С.: Знаешь, в один прекрасный день, на этой лестнице можно, оглянувшись, кинуть взгляд в прошлое: «Господи, я же не поднялся ни на одну ступень, а всю жизнь думал, что иду ввысь». Но не нам судить по жизни, как мы – поднялись или опустились. Путь в музыке бесконечен, эту бесконечность музыкант творит сам.
С.М.: Но ведь творить можно по-разному?
Б.С.: Да. В музыке я выделяю разные уровни создания звука: первый – когда звук извлекают руки. Следующий – когда у музыканта в голове есть концепция звука, которую он передает рукам. И, наконец, высшая – звук, идущий от сердца и достигающий рук исполнителя.
Когда мы вспоминаем Ростроповича, мы слышим магию его музыкальных фраз. Он играл душой и сердцем, и это конечно урок всем нам, современным музыкантам.
