Как отражается украинский кризис в политическом дискурсе сторон? «Фактически произошло введение российских войск на Украину», – заявил Петр Порошенко. «Нам война не нужна», – отозвался вице-спикер Совета Федерации РФ Евгений Бушмин. «Когда группы людей по приказу командиров на танках и бронетехнике с тяжелым вооружением находятся на территории чужой страны, пересекая границу, я считаю это вторжением», – констатировала член Совета по правам человека при президенте РФ Элла Полякова.
Существуют, однако, и другие разночтения – еще весной о них напомнила журналист и историк Энн Эпплбаум. «Открыто или подсознательно, – писала она, – начиная с 1991 года, западные лидеры действовали, исходя из представления о России как западной стране, хотя и несовершенной…» «В глубине души, – уточняла Эпплбаум, – мы полагали, что в один прекрасный день Россия присоединится к нам».
Сегодня, констатирует аналитик, ситуация начинает меняться. «Многие, – уточняет Энн Эпплбаум, – начинают понимать, что эта концепция неверна. Россия – не западная держава. Россия – держава антизападная, и у нее иное, более мрачное представление о глобальной политике».
Почему корректировка, о которой говорит Энн Эпплбаум, начинается лишь сегодня?
Русская служба «Голоса Америки» адресовала этот вопрос украинскому интеллектуалу, не понаслышке знакомому с вопросом о природе политического мифотворчества. Наш сегодняшний собеседник – академик Национальной академии искусств Украины Вадим Скуратовский, преподававший в университетах США, Израиля и Швейцарии. Напомним, что принадлежащее Скуратовскому исследование одной из самых зловещих политических фальшивок двадцатого столетия («Проблема авторства «Протоколов сионских мудрецов») принесла ему известность далеко за пределами его страны.
Алексей Пименов: Вадим Леонтьевич, почему события в Украине – и в том числе реакция Москвы на попытку евроинтеграции, а затем – российская аннексия Крыма и нынешние события на востоке Украины – оказались столь неожиданными для международного сообщества?
Вадим Скуратовский: Когда-то господин Вольтер в своей весьма основательной монографии, посвященной Карлу Двенадцатому, простодушно сказал, что Украина всегда хотела быть свободной. Так было во все времена – даже самые беспросветные для украинской истории. Когда-то Сергей Сергеевич Аверинцев рассказывал мне, как в 54-м году (он был тогда подростком) – хлебал он на кухне суп со своим – весьма уже немолодым – отцом-профессором. А профессорша – госпожа Аверинцева – слушала тарелку (радиоприемник). Как раз в тот момент сообщавшую о том, что Крым только что вошел в состав Украины. И вот госпожа Аверинцева ставит второе на стол и, вздыхая, говорит: «Что ж, когда Украина отложится, будут проблемы». По-моему, это самое точное, что было сказано по поводу Крыма в ту эпоху. Почему-то скромная московская дама знала, что такое украинская ситуация. Но ни на западе, ни на востоке в полном объеме не знали, что на самом деле происходит в Украине.
А.П.: А именно?
В.С.: Как только у Украины появилась возможность отложиться от империи, она это сделала в несколько часов. В 91-м году. А вслед за этим – в ситуации консервативно-диктаторского режима Януковича – нервы у нее не выдержали, и она указала этому режиму на дверь. Да, для мира это было несколько неожиданно, но в конце концов можно было присмотреться к Украине… Хотя бы к Украине 2004-го года, когда она протестовала против потенциальной диктатуры того же Януковича.
Конечно, все предыдущее столетие Украина пребывала на периферии мирового процесса. Мировой процесс не слишком обращал внимание на Украину. Но, как говорил Корейко в «Золотом теленке», надо было знать. Знать, что здесь произойдет именно то, что происходит сейчас.
А.П.: Давайте теперь обратим внимание на другую сторону вопроса. Для многих неожиданным оказалось поведение Москвы – тот курс, который обрел особенно наглядные очертания в этот период…
В.С.: Опять-таки, как говорил Корейко, после ухода Ельцина – нужно было знать. Знать, что Россия (не Россия вообще, но политическая Россия) смещалась в известном направлении. Несколько сотен лет имперской истории, в конечном счете, сделали свое дело. Сейчас эта инерция продолжается особенно интенсивно. И в режиме этой инерции поведение Украины должно вызывать не просто раздражение, а ярость российских элит. И, к сожалению, не только элит. Помню, как в начале прошлого десятилетия замечательная московская киновед Нея Марковна Зоркая говорила по поводу уже в значительной степени отложившихся грузин: «А мы вас так любили!».
Любили, но нужно же было знать грузинскую историю. Знать, что рано или поздно Грузия должна была выйти за пределы российской, что называется, империальности. Ничего не поделаешь: для России это было неожиданностью. Она по-своему любила грузин – по крайней мере, московская интеллигенция. Это очень похоже на то, как после 1945-го года Англия – не Британская империя, а Англия – обижалась на эмансипацию некоторых компонентов Британской империи. Обижались! Сердились! Мы так много для них сделали, мы так их любили. И ведь именно Англия – основательница индологии и арабистики. И вдруг Индия и арабский мир отложились от Британской империи! Обидно. Есть такое психологическое явление: ты что-то считал если не своей собственностью, то компонентом себя самого. И вдруг этот компонент уходит от тебя! Иногда – хлопнув дверью. Но такова судьба всех империй. То, что происходит в России, не раз происходило в мировой истории – с поправкой на одно обстоятельство: тогда не было ядерного оружия.
А.П.: И этот исторический фактор…
В.С.: Не только этот. Когда российский президент начал рассказывать о том, что есть «Новороссия» – исконная Россия, и как большевики – непонятно отчего – отдали это так называемой Украине, я, откровенно говоря, испугался. В конечном счете, мы становимся жертвами этого невежества. Но и сам господин президент становится такой же жертвой. И в руках этого кремлевского долгожителя находится судьба уже не только России, не только Украины, но и всего мира.
А.П.: Часто можно услышать дискуссии на тему: есть ли у современной российской политической элиты идеология? Ваше мнение?
В.С.: Есть. И я как историк могу указать на параллель к этой идеологии. В ту историческую минуту, когда Наполеон превращался из первого консула в императора, он собрал редакторов всех французских газет и – кулаком по столу: прекратите нападки на старый режим! И вот кто-то говорит: сир, почему же, ведь именно вследствие падения этого режима вы стали хозяином Франции? И тогда Наполеон сказал гениальную вещь: я солидарен со всеми формами власти во Франции – начиная с Хлодвига и заканчивая якобинским Комитетом общественного спасения. Так и Путин: он согласен со всеми – и евразийскими, и европейскими, и парамарксистскими, и антимарксистскими, и антикоммунистическими, и коммунистическими формами…
А.П.: Формами чего?
В.С.: Административно-полицейского, милитаристского удара кулака о стол – начиная от первых шагов московской государственности и заканчивая временами Хрущевых и Брежневых.
А.П.: Эклектика?
В.С.: Эта эклектика носит зловеще диалектический характер. Оказывается, можно сопрягать и Ленина, и Сталина, и Деникина, и Николая Второго, и Брежнева, и Петра Великого, и Екатерину… И прочая… Эклектика, но похожая на удар кулаком в зубы. Это и есть насилие человека над человеком. А уж какое идеологическое оправдание у этого насилия… Что-то похожее было уже в гитлеризме. И национализм, и социализм. Причем и то, и другое – достаточно серьезно. И последние электоральные усилия германской государственности. И монархизм, и вместе с тем Германия оставалась едва ли не республикой. Такие идеологи солидарны со всеми формами насилия, которые существовали до них. Путинский режим говорит об украинских националистах. Но ведь сам Путин сказал: я – русский националист. С одной стороны – свирепый антикоммунизм: большевики и такие, и сякие. Но там, где большевики умели вытереть ноги об историю… По той же тропке идет и современный режим.
А.П.: Некоторые аналитики оценивают действия Путина как шаги по восстановлению СССР.
В.С.: Это попытка восстановить не просто Советский Союз. Это попытка восстановить то самое классическое имперское пространство, которое сумела создать Россия, начиная династией последних Калит (16 век) и заканчивая Сталиным. Ведь Советского Союза… не было. Ну, какой это союз, если это была империя, созданная усилиями России? Причем, не было ни одного случая добровольного вхождения ни одного компонента этой империи в ее состав! Конечно, «Правда» могла написать к юбилею завоевания Казани – о добровольном вхождении татарского народа в состав Московского царства. Но реально-то было – вот это самое имперское пространство. Беспощадное. Но начиная с 80-х, а особенно в 91-м году все эти доминионы и сателлиты России ушли – в самых разных направлениях.
Однако рано или поздно должен был появиться собиратель имперских земель. Вот он и появился. Сначала – Северный Кавказ, потом так называемое Приднестровье, вслед за тем Южная Осетия, Абхазия… В общем, то, что сейчас происходит, – это восстановление. Но не просто Советского Союза, а именно имперского пространства.
