Секретные города как территория искусства

В Институте Гарримана в Нью-Йорке открылась выставка «ЗАТО: советские секретные города в годы “холодной войны”». В этом авторитетном научном центре по изучению истории России и Советского Союза при Колумбийском университете впервые представлены уникальные материалы, рассказывающие о чисто советском градостроительном и социальном феномене – ЗАТО, то есть закрытых административно-территориальных образованиях.

Это официальный российский акроним, принятый и на Западе, а в народе секретные города, работавшие на военную индустрию, называли «почтовыми ящиками». Выставка в Институте Гарримана продлится до 22 мая.

Куратор выставки искусствовед Ксения Вытулева защитила кандидатскую диссертацию на отделении истории и теории искусства МГУ им. М.В.Ломоносова, преподавала затем в Москве и в Нью-Йорке. Выступила куратором нескольких выставок в Москве, в том числе выставки в Музее искусства XXI века (MAXXI) в Риме. Является старшим научным сотрудником московского НИИ теории архитектуры и градостроительства. В настоящее время преподает в Колумбийском университете и пишет книгу по современной архитектуре.

Куратор выставки Ксения Вытулева ответила на вопросы корреспондента Русской службы «Голоса Америки».

Олег Сулькин: Ксения, как вам пришла в голову идея такой необычной выставки?

Ксения Вытулева: Я занималась темой идеальных городов, читала статьи и наткнулась на ссылку о реализованных урбанистических утопиях – ЗАТО.

О.С.: С чего вы начали?

К.В.: Связалась с людьми, которые этой темой занимаются. Мне, как теоретику архитектуры, очень интересно пересечение разных дисциплин – истории, социологии, антропологии, психологии. Эксперты разбросаны по разным странам и городам. Большинство из них работают в Великобритании – в Лондоне, Оксфорде. Объединяет их любопытство и жажда знаний об огромном массиве информации, который долгие годы не был никому доступен. Эту информацию мы решили поместить на территорию искусства, которое, как известно, снимает границы.

О.С.: Данные о секретных городах Советского Союза никогда не разглашались, и уж тем более иностранцам. Легко ли их сегодня получить?

К.В.: Материалы, которые мы использовали для выставки, рассекречены. Никаких государственных тайн мы не выдаем. Все документы мы получили из России, в том числе из ряда государственных архивов. Материалы по «раскрытию» двух закрытых городов – Свердловска-44, новое название Новоуральск, и Обнинска – прислали архитекторы, работающие по заказу «Росатома». В частности, U:Lab.spb, урбанистическая лаборатория, находящаяся в Лондоне.

О.С.: Что значит «раскрытие»?

К.В.: Города эти всегда были на дотации, финансировались извне, из госбюджета. После того, как производство в них остановилось, они перестали получать субсидии. «Росатом» в них больше не нуждается и спонсировать их не может. Они просто гибнут. Люди лишились работы, им нечего делать.

О.С.: Почему же они не уезжают?

К.В.: Понимаете, они привыкли жить за каменной стеной. Они любят эту стену. Любопытно, что жители называют границы ЗАТО периметром, который объединяет много больше, чем просто населенный пункт – прилегающие села, военные базы, смотровые вышки, леса, озера. Жители ЗАТО привыкли к своему стратегическому значению, которое поощрялось стабильным и неплохим по советским меркам продовольственно-товарным снабжением. Если вдуматься, ЗАТО были островками реализованной коммунистической утопии. Как переквалифицировать людей, как изменить их сознание, заточив его на кардинально других ценностях и мотивациях, – серьезнейший вопрос. Архитектура призвана предложить концепции выживания умирающих «почтовых ящиков». Один из вариантов – воссоздание среды обитания в качестве специфического полумузейного пространства с вокзалом, дворцами культуры, жилыми и административными зданиями, скульптурами и скверами.

О.С.: Откуда эта цифра – 43 закрытых города?

К.В.: Это статистика «Росатома» и Министерства обороны России. Причем там эти города фигурируют как формации, таких формаций 43. На сайте «Росатома», впрочем, уточняется, что их фактически больше, просто остальные меньше по территории и численности населения.

О.С.: Какие типы документов и артефактов представлены в экспозиции?

К.В.: Географические карты, фотографии и обширная бюрократия секретности – приказы, распоряжения, постановления, инструкции, циркуляры. Карты для обычной публики отличаются от карт для служебного пользования. Для пущей секретности, в частности, чтобы запутать шпионов, в обычные карты намеренно вносились ошибки в виде смещений объектов и нанесения ложных ориентиров. Вот озеро на карте, а в реальности его нет, или есть лесной массив, а на самом деле это населенный пункт. Конечно, ЗАТО на обычные карты, фактически камуфляжные, не наносились. Фантомная, иллюзорная география, в которой есть несколько слоев «реальности». Очень интересны документы, в которых прослеживается сложнейшая система плановой перенумерации секретных объектов, секретные календари и диаграммы нумерации, частные письма и записки.

О.С.: Правомерно ли сравнивать ваш интерес к ЗАТО с интересом к руинам как объектам эстетического любования и ушедшей материальной культуры?

К.В.: Нет, лично меня здесь интересует не взгляд в прошлое, а шок перед неизвестностью и процесс исторического смещения, сдвига. Мой интерес скорее я назову охотничьим. Проект-вопрос на тему тотального «смещения» огромных территорий и примерно полутора миллионов жителей ЗАТО. Не случайно все время возникают параллели с ГУЛАГом. Мой самый любимый экспонат – фотография туннеля, по которому ходила электричка, перевозившая заключенных из ГУЛАГа в ЗАТО. В экспозиции использована эстетика pin-up, знакомая многим по студенческим семинарам и «мозговым штурмам».

О.С.: Очень впечатляют фотографии Магнитогорска, сделанные британским фотографом Ричардом Пэром...

К.В.: Мы с Ричардом давние друзья. Он часто приезжает в Россию. Делал очень интересную выставку фотографий советской архитектуры в Музее архитектуры имени Щусева в Москве, которая потом переехала в Музей современного искусства в Нью-Йорке (MoMA). Ему дали возможность снимать в закрытых районах Магнитогорска благодаря поддержке Министерства культуры России. На одном из снимков мы видим бывшее здание НКВД 1934 года, необычное архитектурное решение которого являет собой переход от конструктивизма к сталинскому стилю.

О.С.: Как американцы воспринимают выставку? Как подтверждение известного тезиса президента Рейгана о России как об «империи зла»?

К.В.: Мы специально делали выставку максимально аполитичной. Это не про имидж страны, а про проблему территорий вообще. Эта проблема актуальна и для Америки, конечно, не в том виде, как в России. Американцы реагируют на выставку как на стимул к размышлению. Для меня же эта выставка – метафора зыбкости информации и одновременно высокого статуса архитектурной мысли.