Два диктатора 20 века – Иосиф Сталин и Саддам Хуссейн – были во многом похожи; более того, иракский лидер называл советского вождя своим кумиром. С точки зрения политического анализа, они похожи – оба правили крупными экономически развитыми странами, оба возлавляли однопартийные режимы и пропагандировали культ личности, оба осуществили массовые политические репрессии против собственных граждан. Психологические исследования также показывают много сходных черт: Хуссейн, как и Сталин, в детстве подвергался домашнему насилию, а повзрослев, оба были жестоки к своим интимным партнерам, что в традиционной психиатрии считается одним из объяснений природы насилия. Но при этом между двумя диктаторами существует ранее не изученное различие – связанное с личным участием того или другого в политически мотивированном насилии.
Этим сопоставлением предваряет свою недавно вышедшую в свет брошюру канадско-американская группа ученых, исследующих феномен межличностного политически мотивированного насилия. Сравнительный анализ характеров двух лидеров – Иосифа Сталина и Саддама Хуссейна – они положили в основу своей концепции.
Почему некоторые авторитарные лидеры осуществляют насилие лично, а другие делегируют эту работу своим подчиненным?
«Существующие политологические и психологические методики объясняют, почему между Сталиным и Саддамом столько сходного, но они совершенно бессильны ответить на главный вопрос нашего исследования: почему при таком сходстве Сталин, отдававший приказы о массовых респрессиях, в то же время не пытал и не убивал лично, а Саддам собственноручно и часто публично истязал и казнил политически неблагонадежных граждан Ирака? Найти ответ на этот вопрос – такова была цель нашего исследования», – сказал «Голосу Америки» один из авторов брошюры – профессор Университета Торонто Мэтью Лайт (Matthew Light).
В предисловии к брошюре авторы подчеркивают, что наряду с политологическими и психологическими, они применили также и криминологические методы исследования. Помимо двух диктаторов, избранных ими для исследования, они рассматривают и ряд других примеров из современной истории политического насилия – как персонального, так и опосредованного.
Так, Адольф Гитлер и Пол Пот осуществили геноцид, но ни один из них, будучи лидером, лично не участвовал в насилии. В отличие от них, лидер Эваториальной Гвинеи в 1968-1979 годах Франсиско Масиас Нгуема лично участвовал в варварских казнях, в том числе в распятии людей. Доминиканский диктатор Рафаэль Трухильо (1930-1961) бросал своих жертв в бассейн с акулами и наблюдал за их мучительной смертью. Диктатор Гаити Франсуа Дювалье (1957-1971) бросал живых людей в кислотные ванны. Либерийский командующий Принц Джонсон лично запытал до смерти президента Сэмюэла Доу.
Наиболее близкой к собственной концепции авторы исследования считают «гипотезу легитимизации насилия» (Арчер и Гартнер, 1976), предполагающую, что когда государство делает насилие законным инструментом посредством войны или всеобщей системы наказаний, уровень жестокости граждан государства резко возрастает. Эта гипотеза, наряду с более современными исследованиями, позволяет, как полагают авторы, объяснить, почему даже явно бессмысленное уничтожение гражданского населения может быть «логичным» в качестве меры, необходимой для усмирения людей в спорном регионе. Подобное массовое насилие типично при совмещении личной мотивации на микроуровне с политическим конфликтом на макроуровне.
Согласно выдвинутой Лайтом и его коллегами теории, режимы, лидеры которых пришли к власти путем вооруженного восстания, в намного большей степени, чем другие режимы, предрасположены к насильственному подавлению оппозиции. Помимо этого, у режимов, построенных на насилии, существует потребность или заказ на «своего» лидера, обладающего набором инструментов и навыков насильственного управления. Отмечается исследователями и «представительский» аспект применения массового насилия группами или правительствами – «экстра-смертельное насилие» как символическое послание. Характерный пример тому – публичное линчевание афроамериканцев, некогда имевшее место в США.
«Из всех диктаторов мы выбрали именно Сталина и Саддама, потому что они похожи по многим признакам и обстоятельствам – за исключением лишь того, что составляет предмет нашего исследования. Кроме того, для меня как для политолога, специализирующегося на Евразии, фигура Иосифа Сталина долгие годы представляла огромный интерес. Что касается Саддама Хуссейна, то это естесственный выбор для американца – мы в США завороженно следили за его политической судьбой», – сказал корреспонденту «Голоса Америки» Мэтью Лайт.
Исследование выявило некоторые тенденции в поведении Саддама: иракский диктатор прибегал к физическому насилию и до, и после прихода к власти, но в качестве лидера – намного чаще, чем прежде. Речь идет в особенности о тех периодах, когда его власть казалась ему уязвимой. Между тем Иосиф Сталин ни до прихода к руководству СССР, ни в качестве лидера страны физически не участвовал в политически мотивированном насилии.
Ученые предлагают многоровневую модель для объяснения этих различий. На персональном уровне, полагают авторы исследования, насилие стало привычкой для Саддама Хусейна еще до прихода к власти, пока он был в роли оперативника службы безопасности, и эта привычка только усилилась, когда он стал диктатором. В отличие от Саддама, Сталин, даже будучи юным революционером, не участвовал в прямых актах насилия, и это не стало для не привычным. На политическом уровне авторы задаются вопросом: почему различные режимы приводят к власти или «вербуют» личностей с более или менее выраженной склонностью к насилию? В отличие от СССР, в Ираке лидерство добывалось через насилие, и это насилие осуществлялось через личные сети, а не через бюрократические структуры. Поэтому приход к власти человека, привычного к насилию, был более возможен в Ираке, чем в СССР.
Исследователи отмечают, что взаимодействие личных привычек лидера с характером режима приводит к специфическому результату в каждом отдельном случае. Из-за насильственной природы политики в Ираке Хуссейн столкнулся со стимулом проецирования насильственного имиджа на своих подчиненных. Из-за своих старых привычек он был психологически готов следовать такому стимулу. «Мы считаем, что Саддам Хусейн целенаправленно создавал себе имидж правителя-тирана», – утверждают авторы исследования.
Сталин в СССР с подобными стимулами не сталкивался, полагают авторы брошюры. Отрытое участие Саддама в насильственных актах побуждало к аналогичным действиям и других представителей его режима. Стремление Сталина отстраниться от прямого участия в убийствах приводило к тому, что возглавляемый им режим довольно эффективно скрывал свои преступления от граждан.
В заключение авторы исследования выдвигают гипотезу о различиях между «высоко формализованным» и «неформальным» политическим насилием. И приходят к выводу о том, что второй тип насилия в большей степени, чем первый, способен привести к брутализации характера лидера. Любопытно, что, проанализировав практику коммунистических режимов в ряде стран, ученые приходят к заключению, что организационная структура этих режимов предполагала своеобразную формализацию насилия, следствием которой было дистанцирование лидеров от непосредственных проявлений жестокости.
Этим сопоставлением предваряет свою недавно вышедшую в свет брошюру канадско-американская группа ученых, исследующих феномен межличностного политически мотивированного насилия. Сравнительный анализ характеров двух лидеров – Иосифа Сталина и Саддама Хуссейна – они положили в основу своей концепции.
Почему некоторые авторитарные лидеры осуществляют насилие лично, а другие делегируют эту работу своим подчиненным?
«Существующие политологические и психологические методики объясняют, почему между Сталиным и Саддамом столько сходного, но они совершенно бессильны ответить на главный вопрос нашего исследования: почему при таком сходстве Сталин, отдававший приказы о массовых респрессиях, в то же время не пытал и не убивал лично, а Саддам собственноручно и часто публично истязал и казнил политически неблагонадежных граждан Ирака? Найти ответ на этот вопрос – такова была цель нашего исследования», – сказал «Голосу Америки» один из авторов брошюры – профессор Университета Торонто Мэтью Лайт (Matthew Light).
В предисловии к брошюре авторы подчеркивают, что наряду с политологическими и психологическими, они применили также и криминологические методы исследования. Помимо двух диктаторов, избранных ими для исследования, они рассматривают и ряд других примеров из современной истории политического насилия – как персонального, так и опосредованного.
Так, Адольф Гитлер и Пол Пот осуществили геноцид, но ни один из них, будучи лидером, лично не участвовал в насилии. В отличие от них, лидер Эваториальной Гвинеи в 1968-1979 годах Франсиско Масиас Нгуема лично участвовал в варварских казнях, в том числе в распятии людей. Доминиканский диктатор Рафаэль Трухильо (1930-1961) бросал своих жертв в бассейн с акулами и наблюдал за их мучительной смертью. Диктатор Гаити Франсуа Дювалье (1957-1971) бросал живых людей в кислотные ванны. Либерийский командующий Принц Джонсон лично запытал до смерти президента Сэмюэла Доу.
Наиболее близкой к собственной концепции авторы исследования считают «гипотезу легитимизации насилия» (Арчер и Гартнер, 1976), предполагающую, что когда государство делает насилие законным инструментом посредством войны или всеобщей системы наказаний, уровень жестокости граждан государства резко возрастает. Эта гипотеза, наряду с более современными исследованиями, позволяет, как полагают авторы, объяснить, почему даже явно бессмысленное уничтожение гражданского населения может быть «логичным» в качестве меры, необходимой для усмирения людей в спорном регионе. Подобное массовое насилие типично при совмещении личной мотивации на микроуровне с политическим конфликтом на макроуровне.
Согласно выдвинутой Лайтом и его коллегами теории, режимы, лидеры которых пришли к власти путем вооруженного восстания, в намного большей степени, чем другие режимы, предрасположены к насильственному подавлению оппозиции. Помимо этого, у режимов, построенных на насилии, существует потребность или заказ на «своего» лидера, обладающего набором инструментов и навыков насильственного управления. Отмечается исследователями и «представительский» аспект применения массового насилия группами или правительствами – «экстра-смертельное насилие» как символическое послание. Характерный пример тому – публичное линчевание афроамериканцев, некогда имевшее место в США.
«Из всех диктаторов мы выбрали именно Сталина и Саддама, потому что они похожи по многим признакам и обстоятельствам – за исключением лишь того, что составляет предмет нашего исследования. Кроме того, для меня как для политолога, специализирующегося на Евразии, фигура Иосифа Сталина долгие годы представляла огромный интерес. Что касается Саддама Хуссейна, то это естесственный выбор для американца – мы в США завороженно следили за его политической судьбой», – сказал корреспонденту «Голоса Америки» Мэтью Лайт.
Исследование выявило некоторые тенденции в поведении Саддама: иракский диктатор прибегал к физическому насилию и до, и после прихода к власти, но в качестве лидера – намного чаще, чем прежде. Речь идет в особенности о тех периодах, когда его власть казалась ему уязвимой. Между тем Иосиф Сталин ни до прихода к руководству СССР, ни в качестве лидера страны физически не участвовал в политически мотивированном насилии.
Ученые предлагают многоровневую модель для объяснения этих различий. На персональном уровне, полагают авторы исследования, насилие стало привычкой для Саддама Хусейна еще до прихода к власти, пока он был в роли оперативника службы безопасности, и эта привычка только усилилась, когда он стал диктатором. В отличие от Саддама, Сталин, даже будучи юным революционером, не участвовал в прямых актах насилия, и это не стало для не привычным. На политическом уровне авторы задаются вопросом: почему различные режимы приводят к власти или «вербуют» личностей с более или менее выраженной склонностью к насилию? В отличие от СССР, в Ираке лидерство добывалось через насилие, и это насилие осуществлялось через личные сети, а не через бюрократические структуры. Поэтому приход к власти человека, привычного к насилию, был более возможен в Ираке, чем в СССР.
Исследователи отмечают, что взаимодействие личных привычек лидера с характером режима приводит к специфическому результату в каждом отдельном случае. Из-за насильственной природы политики в Ираке Хуссейн столкнулся со стимулом проецирования насильственного имиджа на своих подчиненных. Из-за своих старых привычек он был психологически готов следовать такому стимулу. «Мы считаем, что Саддам Хусейн целенаправленно создавал себе имидж правителя-тирана», – утверждают авторы исследования.
Сталин в СССР с подобными стимулами не сталкивался, полагают авторы брошюры. Отрытое участие Саддама в насильственных актах побуждало к аналогичным действиям и других представителей его режима. Стремление Сталина отстраниться от прямого участия в убийствах приводило к тому, что возглавляемый им режим довольно эффективно скрывал свои преступления от граждан.
В заключение авторы исследования выдвигают гипотезу о различиях между «высоко формализованным» и «неформальным» политическим насилием. И приходят к выводу о том, что второй тип насилия в большей степени, чем первый, способен привести к брутализации характера лидера. Любопытно, что, проанализировав практику коммунистических режимов в ряде стран, ученые приходят к заключению, что организационная структура этих режимов предполагала своеобразную формализацию насилия, следствием которой было дистанцирование лидеров от непосредственных проявлений жестокости.
