Какие выводы сделала Россия из событий тридцатилетней давности

Ровно 30 лет назад в Москве произошли события, ставшие кульминацией конституционного кризиса и конфликта между президентом РФ Борисом Ельциным и его сторонниками в Верховного Совете с теми представителями депутатского корпуса, которые поддерживали вице-президента РФ Александра Руцкого и председателя ВС Руслана Хасбулатова.

До сих пор нет единой оценки этих событий - те, кто убежден в правоте действий первого президента РФ, называют их «попыткой красно-коричневого мятежа». Симпатизирующие линии Руцкого-Хасбулатова предпочитают термины «расстрел Белого дома» и «ельцинский переворот».

Началась острая фаза этого конфликта с подписания Борисом Ельциным 21 сентября 1993 года Указа 1400 о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета. В ответ сторонники Хасбулатова объявили об низложении Ельцина и провозглашения президентом страны Руцкого.

3 октября Руцкой призвал «боеспособных мужчин» Москвы формировать вооруженные отряды и взять штурмом столичную мэрию и телецентр «Останкино».

На заседании коллегии Министерства обороны командующие родами войск и военными округами объявили о верности Борису Ельцину.

По официальным данным, в интервале между 21 сентября и 4 октября в результате боестолкновений на улицах Москвы погибли 157 человек и 384 были ранены.

Корреспондент Русской службы «Голоса Америки» обратилась к экспертам с просьбой дать оценку событиям 30-летней давности.

«Можно считать, что была восстановлена историческая справедливость»

Депутат Государственной думы РФ третьего - шестого созывов, а ныне один из известных представителей политэмиграции Геннадий Гудков считает, что действия Бориса Ельцина и его сторонников по роспуску Верховного Совета РФ и подавление попытки мятежа, возглавляемого Русланом Хасбулатовым и Александром Руцким, были неверными. И объясняет свою точку зрения так:

«Вместо диалога и поиска компромисса, обретения опыта общих решений двум ветвям власти, было принято решение одну из ветвей подавить силой. Белый Дом был просто расстрелян, и на этом фоне была принята Конституция, которая позволила свернуть все демократические реформы, все права и свободы».

Гудков вспоминает, что впервые сказал, что стране конец, когда стал депутатом и внимательно прочел Конституцию. «В те дни много народа погибло, и это до сих пор не расследовано. Ни один депутат не погиб, но погибли сотни других людей, и никто не понес никакой ответственности», - подчеркнул он в беседе с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки». И добавил, что эти сведения опираются на рассказы депутатов Верховного Совета и сотрудников аппарата.

Но дело, по мнению экс-депутата, даже не в этом, а в том, что после подавления мятежа была принята новая Конституция Российской Федерации. «Когда я разговаривала с членами рабочей группы, многих из которых уже нет на свете, они говорили, что за основу была взята Конституция Франции. Проект был отправлен в Администрацию Ельцина и, когда текст вернулся, от того, что было выработано рабочей группой, он отличался "как земля и небо". И этот текст одобряли через референдум, в результате не прошло и двух месяцев, как этот текст, разумеется, был одобрен», - продолжает Геннадий Гудков считает, что за такой срок выработать Конституцию новой страны, обсудить и принять процедурно, было физически невозможно.

«В результате мы получили монархию диктаторского типа, и Путин блестяще реализовал идею, которая была заложена в этой новой Конституции. Все что с нами сейчас происходит – внутренняя оккупация страны, война, изгнание, превращение страны частично в концлагерь – все это было заложено 30 лет назад. А сейчас мы пожинаем плоды», - считает собеседник «Голоса Америки».

Иная точка зрения у правозащитника, диссидента и журналиста Александра Подрабинека. Он считает действия первого президента России в октябре 1993 года правильными. «Надо вспомнить, что советская власть была изначально нелегитимна с момента разгона Учредительного собрания и передачи всей власти в руки диктатуры большевиков и его органа Верховного Совета. Честно говоря, эту институцию надо было разогнать еще в 1918 году, это было бы правильно. Так что можно считать, что была восстановлена историческая справедливость, правда с большими запозданиями по срокам», - подчеркнул он в своем комментарии.

Независимый политолог, профессор Свободного университета в Риге Дмитрий Орешкин считает некорректным судить события 30-летней давности с позиций «правильно/неправильно». И отмечает, что многие из тех российских демократов, который сегодня ставят Борису Ельцину в вину роспуск Верховного Совета РФ, упрекают его и в отказе от люстрации для бывших высокопоставленных советских функционеров и руководителей спецслужб.

«Какие у него (Ельцина) были возможности?», - задается вопросом Орешкин. И напоминает, что в начале 90-х годов переход России к рыночной экономике и конкурентной политике происходил в условиях сильного сопротивления со стороны «красных директоров», то есть - руководителей предприятий военно-промышленного комплекса, представителей силовых структур, и в первую очередь КГБ-ФСБ и армии, а также глав регионов, которые опасались, что не впишутся в новые реалии.

«И как правило, эти люди обладали очень существенным властным ресурсом. Никогда бы парламент, в котором были "красные директора" и представители консервативных прежних элит, не позволили бы провести люстрацию. Потому что для того, чтобы кого-то люстрировать, надо на кого-то опираться», - заметил политолог в беседе с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки».

И повторил, что в условиях 1993 года Борису Ельцину для продолжения реформ и сохранения власти прошлось договариваться с силовиками, местными элитами и директорами предприятий ВПК.

«Соответственно, в той политической модели, где очень многое зависит от баланса сил в этих группировках, чисто демократическими методами можно было добиться только торможения процесса саботирования реформ», - отметил Дмитрий Орешкин.

В этой ситуации логика действий представителей консервативных просоветских кругов была предельно понятная: затормозить рыночные реформы с тем, чтобы ухудшающаяся экономическая ситуация привела к падению Бориса Ельцина и приходу какого-то другого режима, который Геннадий Зюганов, Руслан Хасбулатов и Альберт Макашов представляли по-своему. Но все они не хотели внедрения рыночной модели экономики, которая в конечном итоге и позволила России выжить.

«И если бы Ельцин потерял власть, то Россию возглавил бы не "добрый Дедушка Мороз Зюганов", а тот же Макашов, который штурмом брал московскую мэрию, стрелял и готов был возглавить военную хунту. Так что, на мой взгляд, альтернатива у Ельцина была чрезвычайно узкой и умозрительной. Кто из депутатов пострадал? Не расстреляли никого, более того - в этом здании не было даже элементарного кворума, многие депутаты оттуда ушли, там оставалась только группа Хасбулатова-Руцкого, которая не составляла даже трети парламента. В конце концов тех, кого арестовали, Ельцин, скрепя сердце, был вынужден отпустить согласно решению нового состава Госдумы. Потому что генпрокурор Алексей Казанник выполнил решение Госдумы и объявил амнистию, после чего честно ушел в отставку. То есть, у Ельцина правовая культура была повыше, чем у его противников, при том, что Указ 1400 был узурпацией власти», - считает профессор Свободного университета в Риге.

И завершает тему так: «Чисто теоретически, благонамеренная глупость исходит из того, что если бы не октябрь 1993 года, то к власти бы пришел свободолюбивый парламент и постепенно мы стали европейской демократией. С моей точки зрения, это просто глупая сказка - к власти пришел бы или Макашов с Зюгановым в виде декорации, или Хасбулатов с его авторитарными замашками. Которые совершенно точно затормозили бы рыночные реформы».

«Это была не защита демократии, а начало ее конца»

В результате после событий 3–4 октября 1993 года в России появилась новая Конституция, которую, как признает Дмитрий Орешкин, критикуют за то, что она излишне авторитарная. «А на мой взгляд, в прежние времена Конституция вообще не имела никакого значения. В советские времена вся власть принадлежала Верховному Совету, а на самом деле всем распоряжался Сталин, а после него - Политбюро ЦК КПСС, в то время как Верховный Совет был органом декоративным и представлял интересы советской номенклатуры, поддерживая все решения Сталина, Брежнева и их последователей», - напоминает эксперт.

Кроме того, в России после октября 1993 года появились конкурентные выборы, более формализованные и приведенные в порядок по сравнению с избирательной кампанией 1989 года, и тем более - с выборами путинской поры.

«Третий пункт - появление реального парламентаризма на основе политических партий, которых всерьез до этого в стране не было. А после 1993 года появился парламент, большинство в котором принадлежало левому блоку, противостоявшему президенту. Этот парламент провел две неудачные попытки импичмента президента, что отражает демократичную ситуацию. Этот парламент был серьезным "камнем на шее" у Ельцина, но он его не разогнал и не распустил», - перечисляет Орешкин.

Наконец, после 1993 года в России была проведена приватизация, которая через несколько лет обернулась экономическим ростом: «В стране стремительно появились еда, одежда, телефоны, телевизоры - все то, что было дефицитом в советские времена. Никто, конечно, за это "спасибо" не сказал, более того - с помощью Владимира Путина это все воспринимается как его заслуга. Мол, Путин пришел, навел порядок, и в магазинах все появилось. Но это - чисто пропагандистский прием, потому что все появилось до него».

Александр Подрабинек в разговоре с корреспондентом Русской службы «Голоса Америки» также отметил, что события тридцатилетней давности имеют серьезные последствия для дальнейшего развития России.

«С одной стороны, эти события показали, что в стране есть силы, желающие реставрации прежних порядков, реставрации советского образа жизни. И это было совершенно очевидно продемонстрировано в октябре 1993 года — это был красный мятеж с коричневатым оттенком, куда прибыло большое количество националистических сил. И было совершенно понятно, что они хотят восстановить прежний порядок управления», - считает бывший советский политзаключенный.

Он также расценивает мятеж сторонников Верховного Совета, как серьезное предостережение, адресованное и властям, и гражданам. «Но, к сожалению, Россия этот урок не приняла во внимание. В целом страна успокоилась – "демократия победила, можно ничего не делать и все в руках демократов-победителей". А между тем надо было помнить о том, что мятежники никуда не делись, соответствующие настроения никуда не исчезли? и то, что им не удалось сделать тогда в одночасье, они сделали за последующие двадцать лет», - убежден Александр Подрабинек.

В свою очередь, Геннадий Гудков уверен, что события 3–4 октября 1993 года уничтожили надежду на нормальный демократический путь России. «Это была не защита демократии, а начало ее конца. Внешне это выглядело, как защита Ельциным демократии от просоветских сил, поэтому Запад промолчал. Там тоже были уверены, что все это идет на благо демократического пути России», указывает он.

И напоминает, что в 2004 году Владимир Путин, не меняя Конституцию, ввел «вертикаль власти», отменил права и свободы, что позволял ему Основной закон, поскольку вся власть была сосредоточена в руках президента. А российский парламент, напротив, какой-либо власти был лишен, в зависимую структуру был превращен суд, никакие гарантии гражданского общества не были прописаны. «Я понимаю, что там (в Верховном Совете 1993 года) были реакционные деятели и такие "переговорщики", которых подпускать близко было нельзя. Если бы тогда шли переговоры, поиск компромисса, по-другому была бы построена идеология конфликта, то мы бы не имели сейчас Путина, хунту, безумную, окончательно похороненную в 2020 году Конституцию абсолютистской “неомонархии”», - считает Гудков.

«Никогда прежде у России не было так много денег»

Рядом российских оппозиционеров еще несколько лет назад была выдвинута гипотеза, что в конечном итоге в российской политике победили сторонники ГКЧП и мятежников октября 1993 года.

На просьбу прокомментировать это утверждение, Геннадий Гудков ответил так: «По факту в Ельцине победил дух большевизма, который захотел, чтобы Конституция была написана "под царя". Ее и написали. Демократия к этой Конституции имеет слабое отношение, и только первая глава и частично вторая по своей сути - "Билль о правах". Потом уже в вопросах организации власти становится все понятно, а потом уже два срока подряд или не подряд, потом манипуляции, увеличение сроков. У парламента нет ни функции контроля, расследования, он даже правительство или отдельного министра не может отправить в отставку, никак не влияет на кадровую политику. Генеральный прокурор назначается президентом, как и судьи». В результате, по мнению оппозиционного политика из России получилась монархия нового типа с неограниченными правами вождя.

Александр Подрабинек прокомментировал тот же тезис более предметно.

По его мнению, сейчас у власти не совсем такие же люди, которые были в августе 1991 и октябре 1993. Но их объединяют общие идеи, один и тот же образ мыслей, как и образ действий.

«Конечно, можно говорить о том, что этим сегодняшним удалось за эти годы сделать то, что мятежникам не удалось сделать в 1993 году сразу. Подавление мятежа октября 1993 года на пару десятилетий отсрочило опускание страны в авторитарный режим, что, наверное, можно считать положительным явлением. А негативным явлением следует считать то, что общество этому не слишком сопротивлялось и не выучило урока, который был ему преподан в те октябрьские дни», - констатирует правозащитник.

Дмитрий Орешкин не считает, что можно сравнивать нынешние российские власти с участниками Государственного комитета по чрезвычайным ситуациям. «Члены ГКЧП были сторонниками Советского Союза и социалистической экономики. А у нас сейчас какая-никакая, но экономика государственного капитализма. И Путин частную собственность сохраняет, хотя он поставил ее на службу государственной системы. Госкапитализм менее эффективен, чем свободная экономика, но зато он лучше соответствует интересам силовых, региональных и медийных элит, лояльность которых Путин купил», - подчеркивает он.

Российское население, как отмечает независимый политолог, тоже стало жить лучше, чем в советские времена. Но оно жило бы еще лучше, не будь путинской номенклатурной приватизации. «Но номенклатура свои интересы соблюдает, и в этом смысле появление Путина мне кажется неизбежным и закономерным», - поясняет Дмитрий Орешкин.

И подытоживает: «Если считать, что ГКЧП восстановилось, то это произошло лишь в некотором смысле. Восстановилась роль номенклатуры на новой экономической основе. Восстановились бюрократия и идеология державничества, когда у них появилась материальная база. Потому что никогда прежде у России не было так много денег, которые принесла рыночная экономика и рост нефтяных цен.

Другой вопрос, что если бы это был не Путин и не другой чекист, а какой-нибудь "условный Ясин", например, то, конечно, экономика росла бы быстрее. Но кто же покойного ныне Ясина пустил бы к управлению государственными рычагами?!

Для Путина важно, чтобы люди, обладающие частной собственностью, зависели от него, поэтому класс путинских олигархов, типа Сечина и остальных — это люди, которые фундаментальным образом зависят от Путина. И в этом смысле мы имеем перед собой ГКЧП как номенклатурную структуру, но это не те люди, которые говорят о необходимости возврата к общественной собственности и к строительству коммунизма».