Я вчера перессорился с коллегой из Москвы. Спросил у неё о ситуации вокруг “Ведомостей”, о том, что там публикации снимают по политическим соображениям, и про свободу слова российских журналистов. В общем, спросил ее мнение о цензуре в стране. Мне было сказано, весьма эмоционально, что цензура есть всегда и везде, что во всех странах редакторы снимают материалы по разным соображениям. Дальше мне было высказано, что и в Америке редакторы газеты Вашингтон Пост не посмеют публиковать критические материалы против ее владельца Джефа Безоса (Jeff Bezos). И вообще – “что “вы там прицепились к России” (это уже типичный прием), и “лучше бы о своих проблемах думали”.
Мой ответ был простой. Цензура существует. Как существует ветер или закат солнца. Проблема – в какой степени цензура существует, при каких обстоятельствах, и насколько защищены журналисты и другие люди от произвола чиновников и фанатиков (нередко выступающих в одном лице). Несмотря на мои аргументы, мы с коллегой рассорились. Может, здесь объясниться получится лучше.
Давайте очень коротко о цензуре. Напрямую. Средства массовой информации могут использоваться их владельцами, госчиновниками и влиятельными социальными группами для фильтрации информации согласно категориям: «подходящая» и «неуместная» для потребления. Эта ограничительная практика определения того, что подходит для публикации или трансляции и называется цензурой. Скрытая под разными надписями, такими как «правила» или «ограничения», цензура является мощным инструментом. Цензура идет по идеологическим, политическим и моральным соображениям.
Идеологическая цензура – это набор ограничительных тем, касающихся прошлого, настоящего и будущего общества. Независимо от партии или коалиции у власти. Сегодня в Германии, например, запрещено публиковать или транслировать материалы, которые оправдывают нацизм. В коммунистических странах статьи, репортажи или очерки о преимуществах свободного рынка, свободе печати в западных странах или, к примеру, подробностях личной жизни Маркса, Ленина и Сталина были строго запрещены к публикации. Цензоры, работающие на крупные газеты и журналы в бывшем Советском Союзе – Виталий Коротич писал об этом – часто получали более высокую заработную плату, чем главные редакторы этих изданий. В Европе существуют законы, накладывающие штрафы на статьи и очерки, отрицающие Холокост; использование определенных символов (таких как свастика); унижение главы государства и так далее.
Религиозная цензура является частью идеологической. Во многих странах, в Иране или Саудовской Аравии, например, критика официальной религии строго запрещена законом. Идеологическая цензура может приобрести ужасные формы: мы помним французских журналистов из журнала Шарли Эбдо (Charlie Hebdo) которые были убиты религиозными фанатиками.
Политическая цензура всегда касается власти, государственной, корпоративной, или личной. Защитники политической цензуры утверждают, что ограничения на информацию необходимы для защиты общественного порядка и стабильности. Ради этой цели людям нельзя разрешать распространять информацию, которая подрывает политический авторитет государства, а если по-простому, то авторитет чиновников, будь они партийные секретари или президенты. Авторитарные режимы, особенно после насильственного захвата власти, почти всегда устанавливали политическую цензуру: коммунистическая Россия, нацистская Германия и фашистская Италия в 1930-х годах, Греция в конце 1960-х годов, Чили в 1970-е годы, Никарагуа в 1980-е годы, Сьерра-Леоне в 1990-е годы. Список длинный. Часто заявляют, что политическая цензура является лишь временным средством и, следовательно, должна быть отменена, как только будет достигнута желаемая стабильность. Некоторые ждут недолго, как Испания после 1975 года, а некоторые –десятилетиями.
И, наконец, моральная цензура. Есть нормы порядочности и общественной морали и во всех странах существуют законы, предписывающие стандарты, которые должны соблюдаться в общении. Например, обнаженные фигуры и материалы откровенного сексуального характера исключаются из программ основных телевизионных компаний практически во всех западных странах. Ограничения есть на образ и на слово. Есть вполне определенные слова, которые радио и телевизионные комментаторы не могут произносить в эфире. Несколько лет назад актер Ричард Гир в Индии поцеловал в прямом телевизионном эфире болливудскую актрису Шилпу Шетти во время просветительской программы по СПИДу. Из-за цензуры на индийском телевидении Гир избежал проблем только благодаря своим опытным и дорогим юристам.
Корпорации тоже регулируют свободу слова своих сотрудников. Возьмём профессиональный спорт. Национальная футбольная лига (NFL) в США запретила игрокам выкрикивать на поле целый ряд оскорбительных слов. Не нравится правило – плати штраф, сиди на скамейке запасных, или уходи из спорта.
Цензуру мы можем найти везде.
В свободном обществе правительство не определяет, что следует транслировать по радио и телевидению или что следует публиковать в газетах. Тем не менее, демократия не дает людям полной свободы распространять любые материалы любого содержания. Хотя Первая поправка к Конституции США гарантирует свободу слова, на средства массовой информации распространяются различные юридические нормы и правила. Например, вещание на радио и телевидении регулируется государственным органом, Федеральной комиссией по связи (FCC). Все СМИ в Америке подчиняются законам о клевете и несут ответственность за преднамеренную ложную информацию, которая наносит вред другим людям.
Ложь или нет, или насколько преднамеренно она распространялась – это устанавливается судом. В 1978 году Верховный Суд США на основании громкого дела фактически определил те пресловутые “семь слов” на английском, которые нельзя произносить на общественных каналах радио и телевидения. (Интересно, если их перевести на русский и напечатать здесь – попадут они под закон?). Суды не только запрещают. В 1971 Верховный Суд США отменил приговор человеку за ношение куртки с откровенной надписью против федерального закона о военном призыве, (в которой использовалось одно из этих четырехбуквенных слов) как посягательство на права, защищенные Первой поправкой. В 1997 году Верховный Суд США проголосовал 9-0 за отмену положений так называемого "закона о непристойности" запрещающего порнографические материалы в Интернете. Суд признал этот закон нарушающим гарантию свободы, изложенную в Первой поправке к Конституции.
Короче, есть цензура и в свободном мире. Но основные ее отличия от цензуры в мире несвободном – в наличии права на несогласие и разрешение спора в суде. Редактор может уволить сотрудника, например, по цензурным соображениям. Но пострадавший может обратиться в суд – и суд это дело рассмотрит и редактор не сможет позвонить судье и “договориться” в тёмном коридоре. Идеологическая цензура постоянно оспаривается в судах. Открыто. С адвокатами, с прессой. В свободном обществе признают наличие цензуры, но считают это ненормальным явлением. Избегает телевизионная кампания в Нью-Йорке критиковать своего богатого и могучего спонсора? Это становится известным очень скоро и очень многим. Моральный и материальный урон от такой политической цензуры гораздо больше, чем от открытой критики, которую запретили.
Но помимо трех видов цензуры, которые существуют в наших обществах, есть еще один вид. Скрытый, но более разрушительный.
Как-то в 1980х, мне, тогда еще совсем юнцу, позвонил композитор Александр Броневицкий.
“Слушай”, – говорит. “Перепиши пару строк к песне моей одной тут. Не понравились строчки цензору.”
“Какая, песня, какие строчки?” – спросил я.
“Да вот тут в песне об осени, продолжал Сан Саныч, есть строка, написанная мне Ильёй Резником, и звучит она так: “Очень, очень, очень, ждал Александр Сергеевич Вас....”
“Ну и что тут плохого?”
“Дело в том, что цензору не понравилось про Александра Сергеевича”.
“Так это же Пушкин!”
“Да цензор-то знает. Но он сказал – другие неправильно поймут. Поэтому, замените, сказал…”
Я уверен, что тому советскому цензору никто заранее не говорил о том, что никаких материалов про какого-то Александра Сергеевича разрешать не надо. Да еще в песне. Я уверен, что никто на него не давил “сверху”, чтобы он зажимал творчество. Нет, сработал мощный психологический механизм. Самоцензура. “Другие неправильно поймут”, “кому-то конкретному не понравится” – эти принципы запрещают, травят, душат, прячут от других то, что принадлежит всем. Самоцензура искажает информацию. Мнения. Правду.
Если не согласен с мнением комментатора – опубликуй свою заметку или даже две. Напечатай опровержение, в конце концов. Но с самоцензурой карьера кажется в безопасности. А с совестью, как с судьей, можно договориться.
Вспоминаю фразу Полонского устами Мельникова, учителя истории в полу-депрессивном фильме шестидесятых «Доживём до понедельника»: “Мы пишем по принципу У2. Первое У – угадать, второе – угодить...”. Хорошо, что не везде и не все так пишут. А насчет коллеги из Москвы, с которой перессорился из-за цензуры... Что ж, одной дружбой меньше стало, одной заметкой больше будет.
