Елена Панфилова: «Обществу внушается, что борьба с коррупцией – это ловля коррупционеров»

МОСКВА – Согласно Индексу восприятия коррупции за 2016 год – глобальному исследованию международной организация Transparency International – Россия с 29 пунктами из ста возможных заняла 131-е место среди 176 стран. Таким образом, РФ вошла в группу государств с крайне высоким уровнем коррупции.

Как заявил председатель правления Transparency International Хосе Угас: «Слишком во многих странах люди лишены возможности удовлетворить свои самые базовые потребности – каждую ночь они засыпают голодными из-за коррупции, в то время как взяточники, стоящие у руля власти, живут на широкую ногу, не боясь наказаний».

Наилучший результат продемонстрировали Дания и Новая Зеландия – 90 баллов. Близкие к этому показатели у Финляндии – 89 и Швеции – 88.

Россия оказалась в одном ряду с Ираном, Казахстаном, Непалом и Украиной. А, например, индекс Беларуси значительно улучшился –с 32 до 40 пунктов (79-е место).

Замыкают список по традиции Северная Корея (12), Южный Судан (11) и Сомали (10).

Прокомментировать ситуацию с коррупцией в России Русская служба «Голоса Америки» попросила вице-президент международной организации Transparency International, председателя правления Центра антикоррупционных исследований и инициатив «Трансперенси Интернешнл Russia» Елену Панфилову.

Виктор Васильев: Поясните, пожалуйста, чем отличается это исследование от традиционных рейтингов, которые расставляют страны по ранжиру в зависимости от их «заслуг» в той или иной сфере.

Елена Панфилова: Если бы мы хотели назвать наше исследование рейтингом, то так его и назвали бы, но оно называется Индексом восприятия коррупции. Занятые места тут не имеют особого значения, потому что каждый год у нас исследуется разное количество стран. Так вот, индекс России по сравнению с прошлым годом не изменился. Как было 29, так и осталось. Ровным счетом ничего содержательного с нашей коррупцией, равно как и с антикоррупцией, не произошло. А то, что РФ опустилась на несколько мест ниже, связано только с тем, что в Индексе добавилось около двадцати новых стран.

В.В.: Так в России борются с коррупцией или нет, если ничего не меняется?

​Е.П.: Я считаю, что в России в значительной степени борются с коррупционерами – процентов на 80. Кроме того отдельными спорадическими моментами происходит уточнение или конкретизация антикоррупционного законодательства, что связано в первую очередь с превенцией (предупредительными мерами). Но заметных результатов на последнем направлении пока нет. Во всяком случае, мы не знаем, насколько точно проверяются декларации о доходах и имуществе, насколько действительно начали работать запретительные нормы для чиновников по наличию зарубежных счетов и собственности.

Вот это все, к сожалению, создает туманную ситуацию. А настоящая борьба с коррупцией дает результат, когда она прозрачна, и компетентные органы регулярно отчитываются о своей деятельности в данной сфере. У нас (в России) какого-нибудь государственного отчета, например, об исполнении национального плана по борьбе с коррупцией за 2016 год не существует. Поэтому мы не знаем, насколько хорошо или плохо в стране борются с коррупцией. Видно лишь, что воюют с отдельными коррупционерами или людьми, которых подозревают в коррупции.

В.В.: Какое влияние на восприятие коррупции в мире оказало «Панамское дело»?

Е.П.: Оно сказалось не столько на Индексе, потому что ничего драматического вроде бы не произошло. Однако произошел сдвиг парадигмы, потому что власти самых разных стран, в том числе самых развитых, с устоявшейся демократией, увидели, что они, в общем, не единственные, кто может сделать что-то серьезное в области антикоррупционных расследований и формулирования информационной повестки дня. В результате уже гражданское общество стало тем инструментом, который подвинул государство и своих политиков к незамедлительным действиям.

После публикации «Панамского досье» уточнили, изменили, усилили, сделали строже свои законодательства огромное количество стран. Раньше монополия на инициирование подобного рода расследований фактически всегда была у государства. На этот раз получилось так, что инициатором стало гражданское общество в лице журналистов-расследователей. Правда, Россию этот процесс практически не затронул.

После публикации «Панамского досье» уточнили, изменили, усилили, сделали строже свои законодательства огромное количество стран. Раньше монополия на инициирование подобного рода расследований фактически всегда была у государства. На этот раз получилось так, что инициатором стало гражданское общество в лице журналистов-расследователей. Правда, Россию этот процесс практически не затронул.

В.В.: Какая связь между системной коррупцией и популизмом применительно к России?

Е.П.: Самая неприятная вещь, которая с этим связана, это то, что люди действительно всерьез стали путать борьбу с коррупцией и борьбу с коррупционерами. Популизм в данном случае проявляется, например, в регулярных телерепортажах, когда корреспонденты с камерами внезапно оказываются на месте событий (вопреки тайне следственных действий) в связи с производимыми обысками, арестами чиновников. И все это попадает в новости. Причем, произошедшее порою ни к чему не приводят, но зато гражданам и обществу активно внушается, что борьба с коррупцией – это ловля коррупционеров, что, безусловно, не так. При этом показательно, что в странах с системной коррупцией довольно легко найти объект для показательного процесса. Потому что она на то и системная, что присутствует практически везде, и людям, которые ударяются в популистскую антикоррупцию, достаточно просто, если слегка утрировать, полистать телефонную книгу.

В.В.: Вы где-то писали, что борьба с коррупцией в России похожа на ситуацию в тире, где довольные посетители стреляют по заботливо расставленным хозяином мишеням. Поясните вашу мысль, если можно.

Е.П.: Речь идет ровно о том, что, в принципе, можно составить такой план: вот, в этом году мы посадим (или возбудим дело, неважно) одного министра, двух-трех депутатов, четырех правоохранителей и мэров. И это совсем не сложно сделать. А дальше доблестным правоохранителям остается только выполнять поставленную задачу. Тем самым решается задача внушения обществу, что борьба с коррупцией идее полным ходом.

Но настоящая борьба с коррупцией отличается от борьбы с коррупционерами совершенно фундаментальным образом. Она предполагает, что каждый раз, когда выявляется некий дефект в системе государственного управления, в результате которого коррупционер смог совершить крупное хищение, затем полностью устраняется причина коррупции. У нас ничего похожего не происходит.

Но настоящая борьба с коррупцией отличается от борьбы с коррупционерами совершенно фундаментальным образом. Она предполагает, что каждый раз, когда выявляется некий дефект в системе государственного управления, в результате которого коррупционер смог совершить крупное хищение, затем полностью устраняется причина коррупции. У нас ничего похожего не происходит.

Конкретных виновных задерживают, арестовывают, а дефекты системы управления, которые приводят к злоупотреблениям, не устраняются. Доходит до смешного: в минобороны за короткое время арестованы уже два человека, занимавших одну и ту же должность. Это говорит о том, что просто смена людей и чистка методами уголовного преследования за коррупцию проблему не решает. Это не эффективно.