МОСКВА – Страна, выбранная для встречи Курта Волкера и Владислава Суркова, спецпредставителей США и России по урегулированию в Украине, выглядит хорошим местом для таких переговоров: Сербия стремится интегрироваться в сообщество западных стран, в то же время оставаясь страной славянского мира с давними связями с Россией.
Однако в сторону Москвы Белград глядит с большей симпатией, чем в сторону Вашингтона: в частности, Белград не поддерживает западные санкции в отношении России, введенные после аннексии Крыма и начала войны на востоке Украины.
Это еще раз подтвердил министр иностранных дел и вице-премьер Сербии Ивица Дачич, интервью с которым 13 ноября опубликовала российская газета «Известия»: «Сербия останется последовательной в своей политике и не будет присоединяться к европейским антироссийским санкциям. Более того, надеемся и желаем отмены санкций против России как можно скорее. Мы, конечно, сталкиваемся с последствиями своего решения. Сербия хочет в ЕС, но мы никогда не пойдем против собственных национальных интересов и никогда не введем санкции против друзей».
Дачич также заявил «Известиям», что «Сербия не заинтересована в присоединении к НАТО или любому другому военному союзу».
Насколько Россия и Сербия реально близки? Можно ли считать их союзниками? Является ли значительным военное сотрудничество двух стран? Распространяются ли интересы Москвы на Балканах за пределы Сербии?
На эти вопросы Русской службе «Голоса Америки» в подробном интервью дал ответы специалист по Балканам, директор Русской службы Радио Свобода Андрей Шарый.
Сергей Николаев: Каковы российские интересы в Сербии – геостратегические, политические и экономические?
Андрей Шарый: Я думаю, что у России в Сербии интересы самые разнообразные – Кремль традиционно рассматривает Белград как оплот своего влияния на юго-востоке Европы, и в Москве всегда пытались строить какие-то политические комбинации с опорой на сотрудничество с сербской стороной. Сейчас, когда режим Владимира Путина настойчиво ищет себе друзей во всей Европе, каждая единица такой дружбы важна. Поэтому Юго-Восточной Европе уделяется такое же заметное внимание, как и другим, в том числе и небольшим странам.
Другое дело, что сфера влияния России на Юго-Востоке Европе сокращается, и понятно, что Россия сталкивается на этом пути с трудностями. Постепенно отдельные страны уходят из сферы влияния Москвы, или ее влияние ослабляется (Черногория – это самый последний пример). Объективно получается, что Сербия – это единственная страна, которая не заявляет на Балканах открыто о своем желании вступить в НАТО. Она остается привлекательной для Москвы, которая на протяжении последнего десятилетия в значительной степени сдала свои позиции в Болгарии, Черногории, в Боснии и Герцеговине и Македонии. Москва пыталась во всех этих странах вести заметную политическую игру.
У Москвы есть и свои экономические интересы в Сербии. Нельзя сказать, что объем товарооборота велик между этими двумя странами. Он несколько превышает 1,5 миллиарда долларов, это для России небольшая сумма. Но Сербия получает российский газ, российскую нефть, российское оружие, правда, в большинстве своем даром, а не в качестве каких-то серьезных закупок. И, конечно, экономический инструмент является в данном случае возможностью для усиления политического и геополитического влияния России на западе Балкан.
С.Н.: Про Сербию в Москве говорят всегда с особым чувством, причем последние 25 лет особенно, используя слово «братушки» и настаивая на некоем тянущемся веками братстве. Насколько это братство взаимно и насколько оно реально?
А.Ш.: Оно прежде всего сохранилось в качестве исторического мифа. Сербская политика еще со времен сербской монархии строилась на балансировке между интересами России и западного мира. Королевские сербские династии в разной степени были ориентированы на Москву, точнее, в то время – на Петербург. Династия Обреновичей, например, считалась прозападной, а династия Карагеоргиевичей – последняя королевская династия, правившая в Сербии – традиционно считалась прорусской. Эти связи были разорваны после развала Российской империи, и после образования королевства Югославия. Понятно, что коммунисты с монархическим режимом Карагеоргиевичей не могли сотрудничать в сколь-нибудь заметной степени, а связи Советского Союза с социалистической Югославией после Второй мировой войны переживали разные эпохи – от острого соперничества в конце 40-х годов ХХ века до умеренного сотрудничества в 70-х - 80-х.
Но идея об особых сербско-русских отношениях эксплуатировалась всегда. В основном, это «фольклорно-шароварная» версия прочтения истории, поскольку сколько-нибудь реального такого подкрепления этого нет, кроме исторических анекдотов и пословиц. Черногория, кстати, исторически была сильнее ориентирована на Россию, и там под этим историческим братством хотя бы есть основания: Санкт-Петербург на протяжении двух столетий подпитывал черногорскую монархию финансовыми и другими субсидиями. В Сербии и этого не было. Но миф об особых, отдельных отношениях с сербами, о православном братстве, о русском казачестве, которое должно обосноваться в Сербии, рассказы о том, что русские добровольцы воевали во время войны в Боснии, а сербские добровольцы воевали сейчас на стороне прорусских сепаратистов на Востоке Украины – это все живет и подпитывается. Под это подкладываются какие-то культурные инициативы. Но мои поездки на Балканы показывают, что какое-то лучшее отношение в политических и экономических кругах Сербии к России по сравнению с другими странами заметить довольно трудно. Люди, которые трезво оценивают реальность, не придают этим историческим мифам серьезного значения.
С.Н.: Российские поставки вооружений в Сербию и российско-сербские военные учения – может ли рассматриваться это как фактор укрепления политической лояльности Белграда Москве?
А.Ш.: Я думаю, что может, и что это так и есть. Эти военные поставки, на самом деле, не очень велики. И, как я уже сказал, они сводятся к русским подаркам сербской стороне. В последние годы Россия подарила Сербии 13 танков Т-72С, 30 боевых машин БРДМ-2 и шесть истребителей МИГ-29, в неукомплектованном состоянии и нуждающихся в доработке. Отчасти сербская армия вооружена и оружием советских образцов, в частности, есть несколько устаревших МИГ-21. Страна небогатая, сама она построить мощные военно-воздушные силы не может. И в отличие от тех стран, которые вступили в НАТО, она не может передоверить дело защиты своих воздушных границ другим, как это сделала Черногория, небо которой будут охранять итальянские самолеты. Поэтому Сербия вынуждена ждать подарков со стороны российских друзей.
Учения, действительно, проводятся, и Москва, конечно, рассматривает это как дополнительную возможность для развития своего влияния. В сербском городе Нише расположен центр Министерства по чрезвычайным ситуациям России. За его закрытыми дверями не очень понятно, что там делается: говорят о том, что он может быть использован и в военно-разведывательных целях, но такие разговоры не подтверждены. Россия безуспешно добивается уже не первый год получения сотрудниками этого центра дипломатического иммунитета, но сербские власти сопротивляются, очевидно, полагая, что это уже слишком в их отношениях с Москвой. Но учитывая, что НАТО разворачивается на южном своем крыле, где есть относительно новые члены альянса Албания и Хорватия, понятно, что Кремль с обеспокоенностью следит за тем, что там происходит. Поэтому Сербия – единственная площадка, которая остается свободной от официального влияния Североатлантического блока и, соответственно, представляет для Москвы больше интереса, чем соседние страны.
С.Н.: Многие сербские аналитики жалуются на то, что Россия «путинизирует» Сербию, пытается распространить свое некое уникальное влияние на эту страну. Так ли это?
А.Ш.: Я думаю, что просто кое в чем общественно-политические процессы в этих странах объективно схожи. Может даже показаться, что президент Сербии Александр Вучич идет по пути, проложенному Владимиром Путиным. Сейчас эта теория популярна в медиа, там говорят, что Вучич пытается консолидировать свою власть так же, как это сделал Владимир Путин. Он ограничивает возможности для деятельности и политической оппозиции, сокращает пространство для свободных СМИ – Путин уже сделал это в России.
С другой стороны, пути развития всех диктатур в современном мире более-менее схожи. Такие детали сходства могут быть найдены и в других странах, в том числе и в тех, которые входят в Евросоюз, например, в Венгрии, где давно идет рост авторитарных тенденций в правительстве Виктора Орбана. Также информационное пространство Сербии в значительной степени подвержено влиянию источников из России, «Спутник» действует очень активно. Есть множество проектов на сербском языке, которые задают точку зрения на то, как развивается ситуация в мире и в самой стране, эти возможности влияния Россия использует в полной мере. Есть и система неправительственных организаций, которые прямо или косвенно финансируются Россией. И это все, возможно, и оказывает коррумпирующее воздействие на ситуацию в Сербии. Если предположить, что это так, то в таком случае понятно, что пути политического развития Сербии и России могут идти параллельно.
Но все-таки различий очень много. Сербия – это небольшая страна. Она в значительной степени более зависима от внешних источников, чем Россия. Она не может выбрать себе одного стратегического и геополитического партнера. Понятно, что в ближайшее обозримое время – это не будет только Россия, или только Евросоюз. И не США – в этой стране сильны латентные антиамериканские настроения. Связано это с последствиями вооруженного конфликта между Сербией Милошевича и НАТО в 1999 году. Эти настроения довольно легко разогреть в народе, в широких массах населения. Поэтому все это вместе в совокупности может создать ощущение того, что политическая ситуация и парадигма политического развития этих стран похожи. Но я все-таки склонен к тому, что это чисто внешнее сходство.
С.Н.: Между Россией и Черногорией уже произошел очень серьезный разрыв. Была попытка переворота, вроде как с участием российских активистов. Россию обвиняют в том, что она участвовала в попытке чуть ли не убить премьера в октябре прошлого года. Произошло присоединение Черногории к НАТО. В чем тут дело? Почему Россия развязала такую кампанию против Черногории?
А.Ш.: Во-первых, нужно обратить внимание на своеобразие черногорской политической сцены и на методы занятия политикой в этой стране. Это очень небольшое государство, и там сохранилась в определенной степени патриархальная система политики, когда – это похоже на российский Кавказ – значение имеют клановость и личные отношения между людьми. И во многом современные методы политики накладываются на традиционную структуру черногорского общества. Влиятельных кланов не так много, и от того, какой из них приходит к управлению страной, какой политический вектор он выбирает, зависит и развитие всей страны. Там есть, конечно, элементы демократии, есть и контроль со стороны европейских структур, но, тем не менее, ситуация в этой небольшой и небогатой стране своеобразная. Сближение России и Черногории в начале 2000-х годов было связано именно с этими аспектами, когда несколько групп русских бизнесменов получили возможность крупных инвестиций в Черногорию, прежде всего, группа Олега Дерипаски. Кроме того, Черногория оказалась выгодным туристическим направлением, а надолго там обосновались 10 или 12 тысяч россиян, шло активное строительство. Я совсем недавно был в Черногории и видел там все эти русские поселки с названиями типа «Царское село». Для любой другой страны это был бы всего лишь эпизод, но в Черногории на короткое время эти связи превратились в вектор развития страны. А потом ситуация поменялась – Черногория получила независимость, укрепила ее. И в своих прагматических интересах руководство страны (по большому счету, тот же клан, который прежде сотрудничал с Россией) сделало выбор несколько другой, понимая, что ситуация в Европе и мире меняется. И результатом этого стало как раз то, что отношения между Россией и Черногорией потеряли бывшую теплоту.
С.Н.: А по из того, что говорится на процессе по делу о попытке переворота, что-то можно понять?
А.Ш.: Я слежу за процессом над обвиняемыми в попытке госпереворота, там очень много странного. В самой Подгорице и других городах Черногории говорят разное об этом процессе, многие не верят. Но суд вынесет какие-то приговоры, и тогда станет понятнее. У меня, например, не вызывает сомнений, что какая-то российская агентура там действует, но действует ли она самостоятельно, под кремлевским прикрытием или под прикрытием российских спецслужб – это конспирология, в которую я вдаваться не хотел бы.
Естественно, для России болезненным было решение Черногории о вступлении в НАТО, поскольку эта страна важна, прежде всего, потому что там есть глубоководный порт. И там может быть серьезная военно-морская гавань, которая в свое время была одной из главных баз австро-венгерского военно-морского флота. Большой торговый порт Бар представляет интерес, и в те времена, когда в Югославии еще Слободан Милошевич собирался вступать в Союз России и Белоруссии, были разговоры о том, что на адриатическом побережье Черногории, тогдашней Югославии, появится российская военно-морская база. Вообще, Черногория представляет собой, может быть, самый наглядный пример того, как России не удалось удержать свое прежнее влияние в регионе, учитывая то, что в народе, в фольклорной традиции исторические связи с Россией прочитываются очень явственно, куда явственней, чем в Сербии.
С.Н.: Македония и Республика Сербская – анклав в Боснии и Герцеговине – насколько они также являются предметом интереса России? Если да, и если в отношении них какие-то шаги со стороны Москвы происходят, то какова может быть их цель?
А.Ш.: Вся группа стран, которая образовалась после развала Югославии, и Македония, и частично признанное Косово, и Черногория, и боснийская Республика Сербская, и вторая часть Боснии и Герцеговины – Хорватская мусульманская федерация – все это территории, где большая политика не делается. Москва, конечно, пытается своими средствами приостановить медленное сползание стран бывшей Югославии в сторону НАТО, и рассматривает эту территорию как площадку для своего соперничества с США. Отсюда и происходят вот эти попытки поставить на ту или другую политическую силу в регионе.
В Македонии эта ситуация не очень ярка, но эта страна очень бедная. Там буквально десятки миллионов долларов могут решить судьбу правительства и даже политического выбора страны. В Боснии и Герцеговине, которая по сути является уже 20 лет протекторатом международного сообщества (страна, я напомню, сформирована после Дейтонских мирных соглашений, с очень сложной структурой многоуровневого управления страной, с огромной возможностью для коррупции) играть на неспособности местных политиков договориться – очень легко. Там разрушить ситуацию много политического ума не нужно, чем Москва, которая стоит за спиной боснийской Республики Сербской в ряде кризисов, очень успешно занимается. Поэтому и Македония, и Боснийская республика Сербская, мне кажется, важны для России не как какие-то центровые точки приложения усилий, а в общем балканском раскладе, учитывая то, что все-таки эти страны смещаются в сторону Евросоюза и Североатлантического альянса.
Без России с ее традиционно сильными связями с западными Балканами решение серьезных вопросов (касается ли это государственного устройства или будущих путей развития Боснии и Герцеговины или Македонии) решать довольно сложно. Так же, как в случае с Северной Кореей или с Сирией, западное сообщество вынуждено обращаться к помощи Москвы, которая за свое сотрудничество может запросить каких-то уступок на других направлениях, и это Россия и пытается сейчас делать.
