МОСКВА – Новая военная доктрина России, указ о принятии которой 26 декабря подписал российский президент Владимир Путин, вызвал волну комментариев, как внутри страны, так и за ее пределами.
Многие наблюдатели отметили, что впервые в текст доктрины внесен явно идеологический момент: в числе внутренних военных опасностей в документе упоминается «деятельность по информационному воздействию на население, в первую очередь на молодых граждан страны, имеющая целью подрыв исторических, духовных и патриотических традиций в области защиты Отечества».
В доктрине 2014 года, как и в предыдущем документе от 2010 года, деятельность НАТО упомянута в качестве внешней военной опасности. Также в тексте довольно прозрачно, как и в предыдущей доктрине, существует указание на опасность для России со стороны США. Если в тексте 2010 года одной из внешних военных опасностей назывались «создание и развертывание систем стратегической противоракетной обороны, ...развертывание стратегических неядерных систем высокоточного оружия», то есть, элементы оборонной стратегии Соединенных Штатов, то теперь в тексте есть упоминание — также в качестве опасности для России – «глобального удара», который также является частью оборонной стратегии Вашингтона. При этом сами Соединенные Штаты в тексте документа, как и раньше, не упомянуты.
В разделе о внешних военных опасностях многие отметили и несколько несогласованную фразу, содержащую намек на события в Украине: «установление в государствах, сопредельных с Российской Федерацией, режимов, в том числе в результате свержения легитимных органов государственной власти, политика которых угрожает интересам Российской Федерации».
Вместе с тем, в концепции, несмотря на ранее звучавшие угрозы со стороны российских военных, не появился пункт о возможности нанесения упреждающего ядерного удара.
«Голос Америки» обратился к ведущим российским военным экспертам за комментариями к новому тексту военной доктрины России.
Павел Фельгенгауэр: доктрина принимается, чтобы стоять на полке
Независимый военный аналитик Павел Фельгенгауэр уверен, что доктриной в российских вооруженных силах никто не руководствуется:
«Это не документ прямого действия, поскольку этот документ открытый — он упомянут в Конституции, где сказано, что у России должна быть военная доктрина, такое было как бы демократическое поветрие в 1993 году, – а к открытым документам в российской военной бюрократии такое: “есть, ну и ладно”».В этом, по мнению Павла Фельгенгауэра, коренное отличие российской военной доктрины от подобных документов в западных странах, которые «пишутся очень подробно, зачастую с упоминанием конкретных деталей, и много значат».
По словам эксперта, в России доктрину «пишет большой коллектив, но начальство к этому отношения не имеет, оно ее потом подписывает». «В работе участвуют эксперты Совета безопасности России, люди из Генерального штаба, все понимают, что это будет на полке стоять, и никто ее использовать по большому счету не будет», – поясняет Павел Фельгенгауэр.
Недоумение у специалиста по военным вопросам вызвало появление в доктрине пункта об «информационном воздействии на население»: «К военным вопросам это не относится. Как мы будем такую угрозу парировать? Где мы разместим ракетные батареи, чтобы этому противостоять? Или где будут находиться ударные группировки, которые должны помешать подрыву духовных основ? Это полная ерунда».
Александр Гольц: власть ищет возможность применения армии внутри страны
Шеф-редактор интернет-издания «Ежедневный журнал», военный эксперт Александр Гольц подтверждает, что в российских вооруженных силах доктриной не руководствуются:
«Не исключено, что то, что сообщается в этом документе — а он состоит из неких сугубо теоретических положений — не имеет ничего общего с совершенно секретными планами боевого применения вооруженных сил».
К явно новым деталям в военной доктрине-2014 Александр Гольц относит «попытки вписать то, что называется “цветные революции”, в список угроз для России».
«Имеет ли это практический смысл? Вряд ли. Просто Россия решила сообщить, что она отныне рассматривает протестные действия населения как потенциальную военную угрозу», – полагает эксперт.
«Например, указывается, что к угрозам относится подрывная деятельность специальных служб и организаций иностранных государств против России, комплексное применение информационных и иных мер невоенного характера, реализуемых с широким использованием протестного потенциала населения и сил специальных операций. Текст насыщен такими вещами», – отмечает Александр Гольц.
«Рассматривая эту доктрину в целом, можно прийти к заключению, что за всей казуистикой кроется желание использовать вооруженные силы внутри страны. Потому что последние несколько лет российские военные теоретики бьются над нерешаемой задачей, как ответить военной силой на невоенные угрозы. Ну, вот один из вариантов предложен военной доктриной», – говорит военный аналитик.
«При этом чрезвычайно важно, что все-таки в той части, где говорится о прямых задачах вооруженных сил, нет пассажа об использовании их внутри страны против протестных действий», – подчеркивает Александр Гольц.
