МОСКВА —
21 мая, в день рождения Андрея Дмитриевича Сахарова, в Общественном центре его имени традиционно собираются люди, чтобы подискутировать и поразмыслить. Так было и в этом году, когда в центре собрались правозащитники и представители московской общественности для того, чтобы выяснить, насколько опыт советских диссидентов мог бы помочь нынешним российским правозащитникам.
Директор Сахаровского центра Сергей Лукашевский – историк, специалист по правозащите и диссидентству в СССЗ говорит: «Для меня как для историка правозащитного движения ясно, что преемственность существует, что многие традиции, которые были заложены первыми правозащитными ассоциациями в 60-70 годах, играют довольно важную роль. В частности, одна из таких традиций – опора на текст, на слова. Очень долго правозащитное движение видело главную свою задачу в предании гласности сведений о преследовании инакомыслящих, о беззаконии коммунистического режима». В современной России, по словам Сергея Лукашевского, правозащитники также стали в первую очередь проводить информационные кампании. В частности, напомнил директор Сахаровского центра, это делал правозащитный центр «Мемориал» во время первой и второй войн в Чечне.
«Когда Людмила Михайловна Алексеева начала новую активную историю Московской Хельсинкской группы, в первую очередь МХГ занялась мониторингом нарушений прав человека», – добавляет Сергей Лукашевский. С другой стороны, по его словам, за последние 20 лет практика правозащитников во многих аспектах их деятельности кардинально изменилась: «Это в первую очередь связано с профессионализацией правозащитников, ведь теперь в правозащитном движении огромное количество юристов, журналистов и других людей, которые могут, используя свою основную профессию, заниматься защитой прав человека».
О профессионализации правозащитной деятельности и ее официализации, то есть вхождение правозащитников в какие-либо официальные органы, во время этой дискуссии говорилось много. Журналист Зоя Светова, дочь известных советских диссидентов Феликса Светова и Зои Крахмальниковой, заявила, что изначально между правозащитниками и диссидентами не было знака равенства: «Инакомыслящие совершенно не обязательно были правозащитниками». Но история, по словам Зои Световой, «подвела нас к тому, что сегодня все правозащитники, в том числе и профессиональные, оказались диссидентами». «Власть их сделала диссидентами, потому что они поставлены вне закона, и они могут сегодня точно так же оказаться в тюрьме, как и инакомыслящие», – говорит журналист. Зоя Светова также вспомнила еще советский опыт коллективных писем в защиту преследуемых за инакомыслие и сказала, что и этот опыт пригодился уже в 2000-е годы: «Во время процесса Ходорковского опять появилась эта практика, на это обратил тогда внимание адвокат Юрий Шмидт». Если диссидентские методы советских времен стали использоваться российскими защитниками прав человека, считает Зоя Светова, то надо вспомнить и еще один метод или, вернее, принцип: «В советские времена союз правозащитников с властью был невозможен». В ельцинские времена, по словам журналистки, правозащитники начали сотрудничать с властными структурами, и это было нормально. «Но сейчас, с нынешней властью сотрудничать опять нельзя».
С этим заявлением не вполне согласен директор Института прав человека Валентин Гефтер. Он уверен, что «уже нет той однородной советской власти, и власть сейчас в России самая разная от Кремля до местного самоуправления». О своем отношении к сотрудничеству с официальными структурами Валентин Гефтер говорит следующее: «Что касается нас, правозащитников, то мы работаем с любой властью. Но «работаем» – иногда в нашем случае означает и «противостоим». И в оспаривании судебных решений, и в обсуждении законов, и во многом другом». Кроме того, по словам директора Института прав человека, за последние 20 лет изменилось и общество: «Были «тучные» годы, многие свободы появились де-факто, и во многом это осложняет наше положение, поскольку власть ссылается на эти перемены. Многие люди действительно перестали зависеть от власти. Это достижение? Да. Но это и угроза, заключающаяся в отсутствии у людей желания на деле сопротивляться опасным, реакционным моментам».
Валентин Гефтер в интервью «Голосу Америки» заметил, что теперь правозащитников может подстерегать новая опасность, практически не существовавшая в поздние советские годы: «К сожалению, проявление во власти все более консервативных тенденций и ее опора на консервативное большинство довольно опасно». По мнению правозащитника, «пример процесса над Pussy Riot показывает, что власть все время выбирает подобные критические ситуации для того, чтобы вербовать на свою сторону большие группы населения, которые «ведутся» на такого рода вещи». «И вот такое мракобесие – не совсем уж черное, а как бы серое – мне кажется даже более опасным с точки зрения развития общества, чем даже деятельность маргинальных групп, которые нападают на офисы правозащитных организаций», – заявил Валентин Гефтер.
Директор Сахаровского центра Сергей Лукашевский – историк, специалист по правозащите и диссидентству в СССЗ говорит: «Для меня как для историка правозащитного движения ясно, что преемственность существует, что многие традиции, которые были заложены первыми правозащитными ассоциациями в 60-70 годах, играют довольно важную роль. В частности, одна из таких традиций – опора на текст, на слова. Очень долго правозащитное движение видело главную свою задачу в предании гласности сведений о преследовании инакомыслящих, о беззаконии коммунистического режима». В современной России, по словам Сергея Лукашевского, правозащитники также стали в первую очередь проводить информационные кампании. В частности, напомнил директор Сахаровского центра, это делал правозащитный центр «Мемориал» во время первой и второй войн в Чечне.
«Когда Людмила Михайловна Алексеева начала новую активную историю Московской Хельсинкской группы, в первую очередь МХГ занялась мониторингом нарушений прав человека», – добавляет Сергей Лукашевский. С другой стороны, по его словам, за последние 20 лет практика правозащитников во многих аспектах их деятельности кардинально изменилась: «Это в первую очередь связано с профессионализацией правозащитников, ведь теперь в правозащитном движении огромное количество юристов, журналистов и других людей, которые могут, используя свою основную профессию, заниматься защитой прав человека».
О профессионализации правозащитной деятельности и ее официализации, то есть вхождение правозащитников в какие-либо официальные органы, во время этой дискуссии говорилось много. Журналист Зоя Светова, дочь известных советских диссидентов Феликса Светова и Зои Крахмальниковой, заявила, что изначально между правозащитниками и диссидентами не было знака равенства: «Инакомыслящие совершенно не обязательно были правозащитниками». Но история, по словам Зои Световой, «подвела нас к тому, что сегодня все правозащитники, в том числе и профессиональные, оказались диссидентами». «Власть их сделала диссидентами, потому что они поставлены вне закона, и они могут сегодня точно так же оказаться в тюрьме, как и инакомыслящие», – говорит журналист. Зоя Светова также вспомнила еще советский опыт коллективных писем в защиту преследуемых за инакомыслие и сказала, что и этот опыт пригодился уже в 2000-е годы: «Во время процесса Ходорковского опять появилась эта практика, на это обратил тогда внимание адвокат Юрий Шмидт». Если диссидентские методы советских времен стали использоваться российскими защитниками прав человека, считает Зоя Светова, то надо вспомнить и еще один метод или, вернее, принцип: «В советские времена союз правозащитников с властью был невозможен». В ельцинские времена, по словам журналистки, правозащитники начали сотрудничать с властными структурами, и это было нормально. «Но сейчас, с нынешней властью сотрудничать опять нельзя».
С этим заявлением не вполне согласен директор Института прав человека Валентин Гефтер. Он уверен, что «уже нет той однородной советской власти, и власть сейчас в России самая разная от Кремля до местного самоуправления». О своем отношении к сотрудничеству с официальными структурами Валентин Гефтер говорит следующее: «Что касается нас, правозащитников, то мы работаем с любой властью. Но «работаем» – иногда в нашем случае означает и «противостоим». И в оспаривании судебных решений, и в обсуждении законов, и во многом другом». Кроме того, по словам директора Института прав человека, за последние 20 лет изменилось и общество: «Были «тучные» годы, многие свободы появились де-факто, и во многом это осложняет наше положение, поскольку власть ссылается на эти перемены. Многие люди действительно перестали зависеть от власти. Это достижение? Да. Но это и угроза, заключающаяся в отсутствии у людей желания на деле сопротивляться опасным, реакционным моментам».
Валентин Гефтер в интервью «Голосу Америки» заметил, что теперь правозащитников может подстерегать новая опасность, практически не существовавшая в поздние советские годы: «К сожалению, проявление во власти все более консервативных тенденций и ее опора на консервативное большинство довольно опасно». По мнению правозащитника, «пример процесса над Pussy Riot показывает, что власть все время выбирает подобные критические ситуации для того, чтобы вербовать на свою сторону большие группы населения, которые «ведутся» на такого рода вещи». «И вот такое мракобесие – не совсем уж черное, а как бы серое – мне кажется даже более опасным с точки зрения развития общества, чем даже деятельность маргинальных групп, которые нападают на офисы правозащитных организаций», – заявил Валентин Гефтер.
