Война в Украине и религия

«Военное вторжение России в Украину в февраль 2022 года вызвало трансформацию в украинском обществе, в том числе в его религиозных общинах», - констатирует доклад «Украинские религиозные деятели и организации после вторжения России: борьба за мир» (Ukrainian Religious Actors and Organizations after Russia's Invasion: The Struggle for Peace).

Исследование опубликовано в сентябре Центром Беркли по изучению религии, мира и международных отношений Джорджтаунского университета (Berkley Center for Religion, Peace & World Affairs, Georgetown University) совместно с Трансатлантическим политическим сообществом в сфере религии и дипломатии (The Transatlantic Policy Network on Religion and Diplomacy, TPNRD). Его авторы - эксперты Европейского центра стратегического анализа (European Center for Strategic Analytics, ESCA) Татьяны Калениченко (исполнительный директор ESCA) и Денис Брылов, который также является доцентом кафедры богословия и религиоведения Нацио­нального педагогическо­го университета имени Драгоманова в Киеве.

Доклад приводит некоторые печальные цифры: так, российские оккупанты нанесли ущерб по меньшей мере 190 религиозным святыням; по сообщению пресс-секретаря православной церкви Украины (ПЦУ), митрополита Евстратия Зоря три украинских священника были убиты российскими военными. Но главный интерес исследования не в статистике. Война стала своего рода «моментом истины» для многих религиозных лидеров в Украине, прояснила и обострила их социальную позицию: «В целом, украинские религиозные лидеры, которые не были уверены в своей общественной позиции в 2014 году, были вынуждены из-за нового российского вторжения более решительно выражать свои общественные взгляды», - считают авторы исследования.

В особенности это касается самой многочисленной украинской конфессии – православия. Перед войной в Украине действовали три православные церкви: независимая (автокефальная) Православная церковь Украины (ПЦУ), образованная в 2018 году, которая получила свою независимость от самой старшей православной церкви – Вселенской, её патриарха Варфоломея. На другом полюсе – Украинская православная церковь Московского патриархата (УПЦ МП), подчиняющаяся Московской патриархии, возрожденной Иосифом Сталиным и патриархом Сергием Страгородским в 1943 – 1944 годах. Третья сила - Киевский патриархат (КП) во главе с патриархом – в прямом и переносном смысле этого слова – украинской церковной самостоятельности, 93-летним Филаретом Денисенко. Он фактически взрастил ПЦУ с момента распада СССР в 1991 году и планировал слиться с ней, но потом передумал по субъективным причинам. Излишне напоминать, что УПЦ МП, как и Русская православная церковь (РПЦ) в целом, не только не признали ПЦУ и КП, но даже разорвали из-за них отношения со Вселенским патриархом и некоторыми другими церквями, продолжая вести политику, аналогичную государственной имперской, свойственной Кремлю.

Военное вторжение Путина похоронило последние надежды РПЦ на контроль над религиозной жизнью в Украине: «Почти все религиозные организации в Украине заняла сильную проукраинскую позицию с самого начала конфликта, - констатируют авторы доклада. - Религиозные лидеры всех конфессий установили новые личные связи с правительством и его лидерами, создали гуманитарные коридоры для эвакуации, разместили беженцев и координировали систематическую помощь (предоставление жилья, продовольствия, медикаментов и консультаций) жертвам войны».

В некоторой мере это касается и «московской церкви» - УПЦ МП. Однако роль церкви в жизни общества «зависит от множества факторов, таких как теологическая подготовка, беспристрастность, открытые каналы коммуникации и широкая сеть связей. Эти требования в сочетании с пропутинской позицией многих религиозных организаций, значительно усложнили возможности для религиозных миротворцев... с позиций некоторых сторон конфликта», - дипломатично формулируют авторы исследования.

Митрополит Онуфрий, лидер УПЦ МП и часть его епископов на словах тоже поддержали Украину в её борьбе с агрессией с самых первых дней, однако не разрывали своего подчинения Москве еще более трёх месяцев.

«Одной из характеристик религиозного ландшафта в Украине, которую мы наблюдаем, - пишут эксперты ESCA, - является пассивная модель поведения среди религиозных лидеров. Высшее духовенство часто предпочитает ждать поводов для реакции на общественно-политические события, вместо того, чтобы активно разрабатывать свои собственные стратегии. Это нежелание действовать, по крайней мере частично связано со страхом священнослужителей потерять свои материальные (например, землю, здания, деньги) или нематериальные ресурсы (например, политический статус, социальные связи, общественную поддержку). Такая позиция препятствует позитивному потенциалу религиозных общин и увеличивает разрыв между ожиданиями, которые гражданское общество возлагает на религиозных деятелей, и их конкретными действиями».

Лишь 27 мая Онуфрий созвал собор УПЦ МП и полностью разорвал отношения подчинённости с Москвой, а также «призвал к возможному диалогу с ПЦУ». Естественно, что на собор не приехали не только крымский митрополит Лазарь (старый «МИДовский кадр», работавший епископом в Южной Америке еще во времена СССР, когда церковь контролировалась КГБ), но и епископы с других оккупированных территорий. По мнению Сергея Бычкова, российского историка церкви, доктора исторических наук, глава УПЦ МП готовил собор чуть ли не в секрете от собственных подчинённых, среди которых, видимо, не было полного единства мнений. По данным Сергея Бычкова, «15 епархий, оказавшихся на оккупированных территориях, не прислали своих представителей на этот собор. Онуфрий даже обратился к президенту Украины, и тот выделил ему личную охрану для собора, который проходил в Киево-Печерской лавре». Некоторые епископы, вероятно, могли присутствовать «виртуально»... По решению собора было прекращено поминовение московского патриарха Кирилла в УПЦ, с этого момента УПЦ, наконец, отделилась от Москвы.

А в Москве немедленно «полетели головы»: последовала громкая отставка митрополита Илариона Алфеева (следующего по должности после патриарха в РПЦ) с его замом протоиереем Николаем Балашовым, которые отвечали в РПЦ за все внешние контакты и конкретно Украину - они не смогли обеспечить лояльность УПЦ МП, которая теперь избавилась от приставки «МП». Сергей Бычков объясняет: «УПЦ МП имела около 12.500 приходов – то есть половину всей численности приходов РПЦ»! Таким образом, Москве было что терять.

Автокефальная ПЦУ реагировала на войну совершенно иначе, пишут Татьяны Калениченко и Денис Брылов. «ПЦУ прямо призвала священников УПЦ МП переходить со своими приходами к себе и выпустила официальное заявление, в котором московский патриарх Кирилл осуждался, как "пропагандист идеологии фашистского режима"».

Николай Митрохин, аналитик Центра по изучению Восточной Европы Бременского университета, Германия, доктор исторических наук (Center for the Study of Eastern Europe at the University of Bremen) считает, что на самом деле «патриарх Кирилл нигде прямо не поддерживал агрессии», хотя и допускал перекосы в оценках.

Пожалуй, пиком патриаршей фронды было громкое заявление его пресс-службы о том, что он заразился COVID-19 – как раз за пару дней до помпезного путинского спектакля в Доме союзов с аннексией четырёх украинских областей. Благодаря этому оправданию патриарх Кирилл не присутствовал на мероприятии, а вместо него пошел даже не член Синода или хотя бы священник, а лишь чиновник-мирянин. Практически никогда ранее пресс-служба главы РПЦ не сообщала публично о его болезнях.

В своей аналитической статье «Нападение России на Украину в 2022 году и позиция РПЦ» в немецком журнале «Osteuropa» Митрохин пишет: «Вторжение в Украину было обусловлено "геополитической" картиной мира сложившейся в российской политической элите, не без участия патриарха Кирилла. Однако сам Кирилл с 2019 года уверенно отходил от развития концепции "русского мира", стремясь выстроить "вселенскую церковь", конкурирующую со Вселенским патриархатом в Стамбуле (Константинополе)... Однако получается, что идея "русского мира" догнала Кирилла и задала ему динамику. Путин в своей речи, оправдывающей агрессию, упомянул преследование УПЦ в Украине как чуть ли не единственный конкретный пример нарушения прав русскоязычных в Украине. Максимум, что Кирилл смог сделать в этой ситуации – отказаться от поддержки войны, ограничившись общими словами, запретить своим спикерам рассуждать на эти темы публично».

«Для УПЦ подобное поведение было неприемлемо, - продолжает свою мысль Митрохин, - и ставило её в зависимость от доброй воли властей страны, которые в любой момент могли её просто закрыть, как церковь государства-агрессора. Кроме того у огромного числа клириков и прихожан УПЦ, в том числе тех, кто ранее устойчиво выступал за развитие и поддержание связей с Москвой – агрессия вызвала искреннее возмущение».

У автокефальной ПЦУ сегодня возникают проблемы другого рода, считают эксперты ESCA: «Как новая и растущая церковная структура, ПЦУ должна выполнять множество задач - таких как развитие региональных и международных связей и обучение новых священников. Но воинственный язык некоторых священников ПЦУ не способствует привлечению новых приходов и даже отпугивает потенциальных партнёров. У ПЦУ есть полная возможность занять позицию единой канонической украинской православной церкви, но это требует от неё сбалансированного общения, прозрачных условий для интеграции новоприбывшего духовенства».

«Ненавистнические высказывания в повседневном общении, в публичных выступлениях, в социальных сетях и в официальных религиозных документах, политизация религиозных субъектов и организаций, взаимная инструментализация религии политиками и самими религиозными лидерами» - характерны для современной Украины, говорится в докладе: «Религию используют, как инструмент влияния на электорат, тогда как ответов на социальные вопросы отсутствуют. В итоге... многие молодые люди покидают свои религиозные общины, потому что они не могут обсуждать свои проблемы с духовными лидерами», - с грустью заключают Калениченко и Брылов.

Еще резче высказывается Николай Митрохин: «В докладе, - считает он, - представлена позиция лучших представителей киевской интеллигенции, много лет работающих в сфере религиозного миротворчество. Эта позиция сфокусирована на собственно межрелигиозном диалоге, который бессмыслен в современной Украине, поскольку речь о глубоком конфликте, где поиск выхода - дело явно не одного десятилетия. Ещё более существенно, что доклад полностью избегает позиции государственных органов, которая собственно и является определяющей в этом отношении».

Эксперт из Германии считает, что если «позиция центральной власти - в первую очередь президента Зеленского, а также председателя Верховной Рады - состоит в том, чтобы до конца войны вопросы веры и языка не обсуждать», то «позиция региональных властей, а также представителей правых партий» на практике иногда оказывается иной. По мнению Митрохина, пользуясь «военной ситуацией, они пытаются уничтожить УПЦ, ранее состоявшую в Московском патриархате и просто запрещают её на местах, закрывают её приходы, отзывают документы». Митрохин полагает, что это «идёт вразрез с международными обязательствами, которые давала Украина, опровергает... концепцию свободы совести». Эксперт не согласен с тем, что это оправдано военным временем и естественными социально-психологическими причинами.

Авторы доклада, представленного в Центре Беркли, не ограничиваются только православными церквями Украины. Архиепископ Святослав Шевчук (Украинская греко-католическая церковь, УГКЦ) «в официальном заявлении призвал к молитвам за Украину и украинскую армию и за сердца людей во время войны. Недавно УГКЦ оказалась в центре внимания из-за скандала с пасхальным крестным ходом в Ватикане. Нести крест должны были вместе украинка и русская женщина из Италии, что стало бы знаком примирения. Но архиепископ Святослав осудил эту идею, заявив, что “она несвоевременна, двусмысленна и не учитывает контекст военной агрессии России против Украины”. Однако единственным изменением, внесенным в итоге в шествие, было то, что украинский и русский народы не стали называть “братскими”. Украинские СМИ отказались транслировать крестный ход». Возможно, этот эпизод говорит о глухом недовольстве Украины позицией Римского Папы, которую многие католики могут оценивать как слишком обтекаемую, а то и напоминающую «фронду в кармане» патриарха Кирилла.

«Мусульманские лидеры Украины, несмотря на внутренние конфликты, едины в осуждении российской агрессии, - говорится в докладе. - Духовное управление мусульман Украины... призвало российских мусульманских лидеров прекратить поддерживать российское государство из-за его несправедливости. Украинский раввин Моше Реувен Асман осудил российскую агрессию и заявленную Путиным цель денацификации, назвав её чепухой (nonsense)».

Удаётся ли религиозным общинам Украины сделать что-то практическое для противостояния агрессии и помощи гражданскому населению? Частично. И как отмечают эксперты, это происходит без лишней рекламы, часто незаметно для политиков – что особенно свойственно протестантским деноминациям. «У меня есть сведения, например, что наместник Киево-Печерской лавры принимает беженцев, - рассказывает Сергей Бычков. - Протестанты постоянно организуют миссии волонтёров на территориях, которые подверглись обстрелам, привозят тогда медикаменты, продукты, одежду».

Николай Митрохин еще более осторожен: «Они не один раз пробовали вмешаться, и ни к чему это не приводило. Например, УПЦ пыталась участвовать в спасении защитников «Азовстали». Они попробовали организовать крестный ход из контролируемой Украиной территории Запорожской области на «Азовсталь», чтобы вывести оттуда защитников, специальная делегация была для этого направлена – но власти так называемой "ДНР" продержали её несколько дней в заложниках... Запорожский митрополит, который имеет пророссийскую репутацию, тоже пытался посредничать и вывести кого-то из Мариуполя - всё было неудачно». По мнению Митрохина, эта инициатива не получила поддержки в России – даже в руководстве РПЦ: «Москве на самом деле наплевать на судьбу УПЦ, и тем более ПЦУ, которых просто считают врагами, с которыми не стоит контактировать».